Р. Саути, "Родерикъ..."
… Своей работѣ рады,
Кто служитъ въ домѣ, преданной любовью
Горя, летятъ оспорить другъ у друга исполненiе приказа.
Одинъ несетъ кирасу, щитъ - другой; тотъ - мечъ,
Ликуя, сотоварищъ
Его возносить шлемъ; наголенники, рукавицы
Между собою дѣлятъ; шпора
Какъ будто возвышаетъ въ благородствѣ руку,
Ее держащую съ усердiемъ
И господину подающую. Ромейскихъ
Творенье оружейниковъ былъ тотъ доспѣхъ,
Блестящiй, выкованъ въ столицѣ
Царей, и въ линiяхъ и въ мощи совершенный,
Съ искусствомъ, притягательнымъ для взгляда,
Тѣ мастера творили украшеньемъ
Сiять среди великолѣпья воинскаго духа
И подтвержденьемъ подвиговъ въ сраженiи. Не разъ
Рука Альфонсо отъ кормилицына лона
Къ нему янулась, крошечная, жадно,
Когда висѣлъ онъ надъ каминомъ главнымъ,
Въ огнѣ блистая высоко подъ потолкомъ
Большой палаты; и не разъ
Пылъ отрока высказывалъ желанье
Дню наступить, когда его мольбамъ
Уступитъ Педро и подаритъ наконецъ
Предметъ наижеланнѣйшiй для сердца
Его. и графъ тогда съ улыбкой
Переживалъ блаженнѣйшую радость
И ликованье въ сердцѣ, видя,
Какъ самъ собою благородный
Инстинктъ высказывается. И тогда же
Фавинiя, гордясь по матерински,
Взоръ обращала на Владыку своего,
Безмолвно выражая пожеланье видѣть,
Какъ духъ его отмѣты
Оставилъ въ сынѣ; далеко тогда
Была еще опасность всякая, и если
Подспудно промыселъ, едва касаясь
Угрозъ надъ зрѣлымъ возрастомъ и случая фойны,
Столь жуткой матерямъ, мелькалъ
Въ умѣ ея, тѣмъ радостней казалось
Минута настоящая въ бѣды далекомъ свѣтѣ.
Но не пора теперь для прежнихъ празднествъ,
Пировъ и игръ воинственныхъ, сновъ, омовенiй
Да бдѣнiй… всѣ обряды,
Что къ посвященiю готовятъ, нынѣ
Оставлены… предъ ликомъ
Небесъ сейчасъ и здѣсь, передъ вассалами семьи
Отца, - соратниками въ бурѣ
Наставшей, на смерть иль въ жизнь герой-мальчишка
Стяжалъ доспѣхъ впервые: чешуйки
Стальныя, на рубаху до колѣнъ,
На рукава и на штаны пришитые; стоялъ
Онъ съ непокрытой головой. Когда жъ однако
Донъ Педро шпоры взялъ и преклонилъ колѣно,
Служенье исполняя передъ сыномъ,
Альфонсо подался назадъ передъ такимъ движеньемъ
Въ почтеньи изумленъ, и на щекахъ
Его пылая, глубже радость
Окрасилась. "Закончи,
Пелайо, ты теперь!", промолвилъ графъ,
"Чтобъ въ этотъ часъ обрядъ нашъ честью
Восполнить въ томъ, чего
Ему не достаетъ во внѣшности". И мечъ
Изъ Хойи вѣрныхъ рукъ
Принцъ взялъ; и опоясалъ юношу, и вынулъ
Клинокъ изъ ноженъ и вложилъ
Ему въ десницу; обнаживъ затѣмъ
Свой добрый фальхiонъ и сталью
Его сверкающей коснулся
Альфонсо шеи, и въ достоинство возвелъ
Воителя, поцѣловавъ. И длительно толпа
Взирала пристально за ними, въ тихомъ
Безмолвiи; и тутъ и громко и протяжно,
Въ созвучiи единомъ кликъ за кликомъ,
Ея привѣтствiя поднялись, сердце
Дарило каждое свое благословенiе и ралость,
Во всѣхъ равно могучiя, подобно чашѣ,
Пьянительной, вливало вдохновенья силы
Въ грудь молодымъ, изъ зрѣлыхъ
Очей точило слезы. Гулъ умолкъ,
Когда, поднявъ ладонь, минуту тишины
Для слова Родерикъ просилъ и сдѣлвлъ шагъ,
Приблизясь къ юношамъ. "И мнѣ",
Онъ молвилъ, "молодой баронъ,
Исполнить часть свою пора; не правомъ власти
Земной, какъ какъ слуга Живаго Бога,
Надъ воинствами Бога. Нынѣ, въ этотъ день,
Ты обѣщаль погибнуть, если честь
О вѣрѣ призоветъ твоей, и за Владыку
Обѣта твоего, за землю
Твою родную; и долгъ, что отъ рожденья
Насъ связываетъ всѣхъ, твоимъ обѣтомъ,
Въ сей часъ произнесеннымъ, - твой особо. Кровь
Твоя высокородная и мысли, въ коихъ отъ рожденья
Ты вскормленъ и благородная природа
Въ тебѣ самомъ всего превыше, -вотъ,
Что за тебя порукою. Но наше время,
Свирѣпое, какъ смерть, еще залога проситъ: такъ
Всевышнему угодно, какъ когда то
Онъ въ старину испытывалъ Святыхъ,
Такъ и въ горнилѣ яростномъ Господня гнѣва
Сынамъ Испанiи во испытанье
И очищенiе, и неразрывно
Ихъ духъ приникнуть долженъ къ знакамъ
Свидѣтельствъ ихъ иль пасть, навѣки сгинувъ.
Такъ протяни же, молодой баронъ,
Твой мечъ и предъ твоимъ народомъ
Сверши обѣтъ, которому во имя
Священное Толедо, нищимъ, какъ о томъ
Свидѣтельствуетъ этотъ трауръ -
Пришелъ сюда служить я, власть имѣя".
Съ трепетомъ почтенья Родерику
Внимали всѣ, такою властью
Черты сверкали строгiя, и голосъ
Его, и вся осанка. Пелайо благосклоннымъ окомъ
Нечаянное увидалъ вторженiе, а графъ
Къ Альфонсо, одобряя, обернулъ
Лицо. Послушно юный воинъ
Снялъ съ пояса клинокъ и, не смиряя сердца стукъ,
Стоялъ, на Родерика глядя въ ожижаньи
Почтительномъ. "О юноша высокородный",
Продолжилъ Государь надъ Готами, "Твоя
Страна въ оковахъ; нечестивый врагъ
Ее гнететъ, неся съ собою чуждые законы,
Чужую рѣчь, обычаи дурные
И вѣру ложную, и принуждаетъ къ нимъ
Испанiю. Клянись же, что твоя душа
Въ согласье съ этимъ проклятымъ не вступитъ,
Но что со дня сего отнынѣ
Твой мечъ удѣломъ станетъ дѣтямъ
Твоимъ, переходя изъ рода въ родъ
Наслѣдiемъ священнымъ, изъ отцовскихъ рукъ
Въ сыновнiя, доколѣ дѣло
Исполнено не будетъ, и земля
Истерзанная, принимая жертву,
Пришельца кровь не выпьетъ до конца".
"Свидѣтелями будьте, древнiя вершины!"
Воскликнулъ юноша, "и вы, родныя рѣки,
Въ теченьи вашемъ вѣчномъ… дорогая
Земля и Солнце, что надъ нею,
Свидѣтелями будьте моего обѣта
И за себя и за дѣтей моихъ,
И ихъ дѣтей. Здѣсь я стою,
Ихъ поручитель, обязуя ихъ предъ Небомъ
Какъ новымъ таинствомъ крещенiя, къ войнѣ
Саятой, наслѣдственной, упорной, безпрестанной
И терпѣливой брани, вплоть до дня
Доколѣ изъ враговъ хотя бъ одинъ
Живой сквернитъ Испанiи святую землю".
И замолкнувъ, глазъ
Не отводя от ясной синей тверди
Небесъ, поднесъ къ устамъ
Свой мечъ; затѣмъ, чело склоняя
Поцѣловалъ въ почтеньи перекрестье.
Кто служитъ въ домѣ, преданной любовью
Горя, летятъ оспорить другъ у друга исполненiе приказа.
Одинъ несетъ кирасу, щитъ - другой; тотъ - мечъ,
Ликуя, сотоварищъ
Его возносить шлемъ; наголенники, рукавицы
Между собою дѣлятъ; шпора
Какъ будто возвышаетъ въ благородствѣ руку,
Ее держащую съ усердiемъ
И господину подающую. Ромейскихъ
Творенье оружейниковъ былъ тотъ доспѣхъ,
Блестящiй, выкованъ въ столицѣ
Царей, и въ линiяхъ и въ мощи совершенный,
Съ искусствомъ, притягательнымъ для взгляда,
Тѣ мастера творили украшеньемъ
Сiять среди великолѣпья воинскаго духа
И подтвержденьемъ подвиговъ въ сраженiи. Не разъ
Рука Альфонсо отъ кормилицына лона
Къ нему янулась, крошечная, жадно,
Когда висѣлъ онъ надъ каминомъ главнымъ,
Въ огнѣ блистая высоко подъ потолкомъ
Большой палаты; и не разъ
Пылъ отрока высказывалъ желанье
Дню наступить, когда его мольбамъ
Уступитъ Педро и подаритъ наконецъ
Предметъ наижеланнѣйшiй для сердца
Его. и графъ тогда съ улыбкой
Переживалъ блаженнѣйшую радость
И ликованье въ сердцѣ, видя,
Какъ самъ собою благородный
Инстинктъ высказывается. И тогда же
Фавинiя, гордясь по матерински,
Взоръ обращала на Владыку своего,
Безмолвно выражая пожеланье видѣть,
Какъ духъ его отмѣты
Оставилъ въ сынѣ; далеко тогда
Была еще опасность всякая, и если
Подспудно промыселъ, едва касаясь
Угрозъ надъ зрѣлымъ возрастомъ и случая фойны,
Столь жуткой матерямъ, мелькалъ
Въ умѣ ея, тѣмъ радостней казалось
Минута настоящая въ бѣды далекомъ свѣтѣ.
Но не пора теперь для прежнихъ празднествъ,
Пировъ и игръ воинственныхъ, сновъ, омовенiй
Да бдѣнiй… всѣ обряды,
Что къ посвященiю готовятъ, нынѣ
Оставлены… предъ ликомъ
Небесъ сейчасъ и здѣсь, передъ вассалами семьи
Отца, - соратниками въ бурѣ
Наставшей, на смерть иль въ жизнь герой-мальчишка
Стяжалъ доспѣхъ впервые: чешуйки
Стальныя, на рубаху до колѣнъ,
На рукава и на штаны пришитые; стоялъ
Онъ съ непокрытой головой. Когда жъ однако
Донъ Педро шпоры взялъ и преклонилъ колѣно,
Служенье исполняя передъ сыномъ,
Альфонсо подался назадъ передъ такимъ движеньемъ
Въ почтеньи изумленъ, и на щекахъ
Его пылая, глубже радость
Окрасилась. "Закончи,
Пелайо, ты теперь!", промолвилъ графъ,
"Чтобъ въ этотъ часъ обрядъ нашъ честью
Восполнить въ томъ, чего
Ему не достаетъ во внѣшности". И мечъ
Изъ Хойи вѣрныхъ рукъ
Принцъ взялъ; и опоясалъ юношу, и вынулъ
Клинокъ изъ ноженъ и вложилъ
Ему въ десницу; обнаживъ затѣмъ
Свой добрый фальхiонъ и сталью
Его сверкающей коснулся
Альфонсо шеи, и въ достоинство возвелъ
Воителя, поцѣловавъ. И длительно толпа
Взирала пристально за ними, въ тихомъ
Безмолвiи; и тутъ и громко и протяжно,
Въ созвучiи единомъ кликъ за кликомъ,
Ея привѣтствiя поднялись, сердце
Дарило каждое свое благословенiе и ралость,
Во всѣхъ равно могучiя, подобно чашѣ,
Пьянительной, вливало вдохновенья силы
Въ грудь молодымъ, изъ зрѣлыхъ
Очей точило слезы. Гулъ умолкъ,
Когда, поднявъ ладонь, минуту тишины
Для слова Родерикъ просилъ и сдѣлвлъ шагъ,
Приблизясь къ юношамъ. "И мнѣ",
Онъ молвилъ, "молодой баронъ,
Исполнить часть свою пора; не правомъ власти
Земной, какъ какъ слуга Живаго Бога,
Надъ воинствами Бога. Нынѣ, въ этотъ день,
Ты обѣщаль погибнуть, если честь
О вѣрѣ призоветъ твоей, и за Владыку
Обѣта твоего, за землю
Твою родную; и долгъ, что отъ рожденья
Насъ связываетъ всѣхъ, твоимъ обѣтомъ,
Въ сей часъ произнесеннымъ, - твой особо. Кровь
Твоя высокородная и мысли, въ коихъ отъ рожденья
Ты вскормленъ и благородная природа
Въ тебѣ самомъ всего превыше, -вотъ,
Что за тебя порукою. Но наше время,
Свирѣпое, какъ смерть, еще залога проситъ: такъ
Всевышнему угодно, какъ когда то
Онъ въ старину испытывалъ Святыхъ,
Такъ и въ горнилѣ яростномъ Господня гнѣва
Сынамъ Испанiи во испытанье
И очищенiе, и неразрывно
Ихъ духъ приникнуть долженъ къ знакамъ
Свидѣтельствъ ихъ иль пасть, навѣки сгинувъ.
Такъ протяни же, молодой баронъ,
Твой мечъ и предъ твоимъ народомъ
Сверши обѣтъ, которому во имя
Священное Толедо, нищимъ, какъ о томъ
Свидѣтельствуетъ этотъ трауръ -
Пришелъ сюда служить я, власть имѣя".
Съ трепетомъ почтенья Родерику
Внимали всѣ, такою властью
Черты сверкали строгiя, и голосъ
Его, и вся осанка. Пелайо благосклоннымъ окомъ
Нечаянное увидалъ вторженiе, а графъ
Къ Альфонсо, одобряя, обернулъ
Лицо. Послушно юный воинъ
Снялъ съ пояса клинокъ и, не смиряя сердца стукъ,
Стоялъ, на Родерика глядя въ ожижаньи
Почтительномъ. "О юноша высокородный",
Продолжилъ Государь надъ Готами, "Твоя
Страна въ оковахъ; нечестивый врагъ
Ее гнететъ, неся съ собою чуждые законы,
Чужую рѣчь, обычаи дурные
И вѣру ложную, и принуждаетъ къ нимъ
Испанiю. Клянись же, что твоя душа
Въ согласье съ этимъ проклятымъ не вступитъ,
Но что со дня сего отнынѣ
Твой мечъ удѣломъ станетъ дѣтямъ
Твоимъ, переходя изъ рода въ родъ
Наслѣдiемъ священнымъ, изъ отцовскихъ рукъ
Въ сыновнiя, доколѣ дѣло
Исполнено не будетъ, и земля
Истерзанная, принимая жертву,
Пришельца кровь не выпьетъ до конца".
"Свидѣтелями будьте, древнiя вершины!"
Воскликнулъ юноша, "и вы, родныя рѣки,
Въ теченьи вашемъ вѣчномъ… дорогая
Земля и Солнце, что надъ нею,
Свидѣтелями будьте моего обѣта
И за себя и за дѣтей моихъ,
И ихъ дѣтей. Здѣсь я стою,
Ихъ поручитель, обязуя ихъ предъ Небомъ
Какъ новымъ таинствомъ крещенiя, къ войнѣ
Саятой, наслѣдственной, упорной, безпрестанной
И терпѣливой брани, вплоть до дня
Доколѣ изъ враговъ хотя бъ одинъ
Живой сквернитъ Испанiи святую землю".
И замолкнувъ, глазъ
Не отводя от ясной синей тверди
Небесъ, поднесъ къ устамъ
Свой мечъ; затѣмъ, чело склоняя
Поцѣловалъ въ почтеньи перекрестье.