Перебирая...

[onairika]

Когда достаешь из архива памяти какую-то историю, сначала обычно всплывает один или несколько обрывков. Обрывок может быть визуальным, музыкальным, обонятельным - любым, зависит от предпочитаемого канала восприятия или просто от ситуации. Я люблю начинать вспоминать с имени, загоняешь в поисковую строку своей памяти команду, например, «Денис» и в памяти всплывает сначала картинка: широкая спина, которая загораживает от тебя камин. Дальше вспоминается телесное ощущение прохлады зимнего загородного дома, в котором очень легко дышится не только легкими, но и всем телом и тепло разливающееся из камина кажется абсолютно лишним, поэтому хорошо, что спина его закрывает. Спина скорее не нравится мне, чем нравится, ситуацию спасает то, что эта не достаточно привлекательная спина ассоциируется с острым умом, хитрыми глазами и гипертрофированными бицепсами, которые мне почему-то очень нравятся. Дальше за крючок этого кадра можно выудить всю историю целиком со всеми переживаниями, запахами, тактильными ощущениями и полной раскадровкой. Кстати, чтобы загонять в поисковую строку именно имя, нужно, чтобы человек был достаточно родным. «Не успевших стать родными» начинаешь вспоминать не с имени, а как раз с какой-нибудь картинки или эмоции. Например, кухня коммунальной квартиры (что само по себе уже странное явление). Молодой мужчина и пожилая женщина стоят курят в балконную дверь, тихо переговариваются. Крашенные масляной краской стены, общая стерильность убогого помещения, их тихий сдержанный разговор рождают ассоциацию с больницей. Как будто они вышли покурить из палаты больного человека, который им обоим чем-то дорог и тихо и сдержанно обсуждают, кто из них должен принести клюквенный морс, а кто куриный бульон, чтобы их дорогой человек скорее поправился. Я смотрю на их спины из полутемного коридора, где расположена ванная, одетая только в футболку, еле прикрывающую голую задницу. И мне кажется, что я душа того самого дорогого им человека, которая тихонечко отлетела от тела пока они тут распределяют обязанности по уходу за мной. Я как ангел смотрю на эти две фигуры скорби и почти физически собственными лёгкими чувствую дым сигареты и кайфую от него так как не умею сама, но умеет он - от всего: от тихого шуршания, с которым тлеет сигарета, от вида дымка, от вкуса табака во рту. Жааалко их очень. У нее обычная безрадостная бабская судьба: в прошлом мужик алкаш, в настоящем сын наркоман в тюрьме сидит, она работает с утра до ночи и почти без выходных, потому что по выходным совсем непереносимо одиночество. Контрастом к непутевым мужикам, выпавшим ей по судьбе, в соседней комнате живет нормальный парень, по возрасту годящийся ей в сыновья: работает, в меру гуляет, таскает в свою комнату красивых девок, которые потом стыдливо пробегаются с голой задницей по коридору от его комнаты до туалета. Он вроде бы не должен вызывать сострадания - молодой, здоровый мужчина, немногого добившийся к своим 30, но и не пропащий. Грустит по арбатскому прошлому уличного музыканта, не строит планов на завтра, не хочет ни за кого отвечать. В первые минуты встречи несветлый очень, колючий, потом оттаивает, становится способным на шутки и вызывает симпатию и желание подчиняться… и дальше начинается коллаж из прикосновений, запахов, улыбок.

Занимательное это дело - выдергивать по одной карточке из картотеки, чахнуть над ними как зануда-коллекционер. За-ни-ма-тель-но-е… занимает никем не востребованную женскую сучность.