28.06
Не происходит совсем ничего.
Абсолютное молчание. Ослепительная тишина.
Только через арифмометр моего тела проходят с оглушительной, сверхзвуковой скоростью какие-то вещества, энергии, процессы, циклы. Часы и календари настоятельно требуют внимания к себе, а я игнорирую их благосклонность и стою заледеневшая, как атомная станция, погруженная в анабиоз.
И мне вовсе не представляется, что я просто лечу на звездолете на новую планету. Где тело мое радужно преобразится.
Также мне вовсе не представляется, что когда-нибудь я проснусь.
И мне не кажется, что от этого события вся вселенная лопнет по швам.
Кроме того, я не утешаю себя мыслью о том, что своим участием смогу внести хотя бы маленький вклад в то, что тут делается.
По-прежнему люблю желе, но пока не имею рта, чтобы узаконить своих отношений.
Когда я пыталась пройти через исповедь, священник (или это был сам папа? хотелось бы) сказал, что я слишком хитра, а бога нельзя обмануть. И плюнул мне в лицо. Мне было запрещено появляться в религиозных местах. Добрые люди заклеймили меня, чтобы я больше никогда не смогла никого обмануть.
От движений маятника, сообщающего колебания часам, стерся миниатюрный гвоздик. В конце концов, часы упали со стены на пол и рассыпались на миллиарды кусочков. Фактически - в пыль. Я чихнула, и записалась на прием к фтизиатру.
В приемном покое незаметно свернулась калачиком на рваном (как хлеб) поролоне скамейки и уснула.
Разбудить меня никому не удалось.
Абсолютное молчание. Ослепительная тишина.
Только через арифмометр моего тела проходят с оглушительной, сверхзвуковой скоростью какие-то вещества, энергии, процессы, циклы. Часы и календари настоятельно требуют внимания к себе, а я игнорирую их благосклонность и стою заледеневшая, как атомная станция, погруженная в анабиоз.
И мне вовсе не представляется, что я просто лечу на звездолете на новую планету. Где тело мое радужно преобразится.
Также мне вовсе не представляется, что когда-нибудь я проснусь.
И мне не кажется, что от этого события вся вселенная лопнет по швам.
Кроме того, я не утешаю себя мыслью о том, что своим участием смогу внести хотя бы маленький вклад в то, что тут делается.
По-прежнему люблю желе, но пока не имею рта, чтобы узаконить своих отношений.
Когда я пыталась пройти через исповедь, священник (или это был сам папа? хотелось бы) сказал, что я слишком хитра, а бога нельзя обмануть. И плюнул мне в лицо. Мне было запрещено появляться в религиозных местах. Добрые люди заклеймили меня, чтобы я больше никогда не смогла никого обмануть.
От движений маятника, сообщающего колебания часам, стерся миниатюрный гвоздик. В конце концов, часы упали со стены на пол и рассыпались на миллиарды кусочков. Фактически - в пыль. Я чихнула, и записалась на прием к фтизиатру.
В приемном покое незаметно свернулась калачиком на рваном (как хлеб) поролоне скамейки и уснула.
Разбудить меня никому не удалось.