как выходец из низких жанров, я трепетала, оказавшись, в зале импрессионизма в эрмитаже. и об искусстве думала всегда, как самозванка о престоле. и к людям, понимающим мир, я по цыганскости своей относилась с благоговением.
даром, что живые из них оказались теми же самозванцами и цыган нисколько не благороднее, они еще и оказались не способными испытывать трепет.
какой глубины чувство нам по силам? без соплей, саможаления, сожаления и иллюзий - чувство гордое, настоящее.
эти люди... они могут сколько угодно сорить словами, заполняя ими все пространство вокруг себя, но они ведь понятия не имеют, что такое пропасть и как с ней быть. они несутся от нее сломя голову, хотя можно перекинуть руку ведь и даже потрогать того, кто на той стороне ее.
а потом, когда им кажется, что никто их не видит, они подкрадываются к самому краю и думают, что проверяют себя. и даже приходят к выводу, что чего-то стоят.
зачем мы думаем о том, что у пропасти нет дна? ни спускаться на дно, ни лететь к нему камнем вовсе необязательно, чтобы оказаться на том берегу. ведь расстояние может быть всего-то в шаг. но мы думаем километрами вниз.
кто бы там, что ни говорил, а это было очень красиво.