ахахах
в «амфетамине» кафке со всем пафосом говорит девушка по имени Май: "от роковой любви не убежать".
на этом моменте мое лицо искривило такой усмешкой, которая больше была похожа на судорогу. и разве что наберется три человека, которые бы могли понять, чем это вызвано.
и я сразу подумала про тебя, Бо. ты так хотел научиться усмехаться, как и я.
надеюсь, до сих пор не научился.
я с юных лет усвоила уничтожающий механизм смеха. если боль он уничтожал только на короткое время, то в случае с человеком срок годности сразу резко увеличивался. я знала, что если заставить скалиться стаю, то разница между смехом и предваряющим атаку оскалом сотрется. я натравливала своры идиотов насмехаться над теми, кого я представляла перед сном расчлененными, повешанными, попавшими под поезд и т.д.
а потом я стала сильнее. и мне уже не доставляло удовольствия держаться в тени скулящего сборища озлобленных дворняг. мне нравилось смеяться над жертвой лицом к лицу. выливать ей на голову шипящую кока-колу и смеяться, зная, что она задрочена до такого состояния, что не будет сопротивляться. но вскоре и это начало надоедать. сказать, что моменты так называемого триумфа стали пресными - это ничего не сказать. я высмеивала всех вдоль и поперек, заплевывала язвами каждого, как заматывала в туалетную бумагу на конкурсе "мумия" в детском саду. я не затыкалась как цепная псина, будь то какой-нибудь нерешительный новичок (например, в компании) или моя мама. я ненавидела мир так открыто и искренне, что просто изнывала от бешенства, почему он в свою очередь ненавидит меня так тихо и мирно. а в том, что мир меня ненавидит, у меня не было сомнений. я хотела, чтобы он стер меня в порошок, ответил на все мои выпады - уничтожил. но он не сделал этого тогда. может, тянет удовольствие.
не добившись результата, я вдруг услышала голос совести. а потом и страха. я решила засунуть этот убийственный смех внутрь себя, как дымящуюся сигарету в карман при виде мамы. и пока она спрашивает, покушала ли я, сделала ли уроки, карман истлевает и начинает дымиться. главное, чтоб трусы не загорелись. так вот, усмешки - это тот самый дым. и если хоть одна гнида, испытывающая мое терпение, неосторожно дунет или дыхнет, - незамедлительно окажется в крематории. или сразу в аду. может, кому-то будет и жалко, что от сгустка гноя и гавна останется только кучка пепла, но, вы знаете, жизнь такая штука...прям вот...какие еще тупые фразы вы говорите в таких случаях? надо же сливать куда-то свой негатив? вы же все так делаете? чем я хуже? осталось только выбрать, на чьих поминках вы будете, захлебываясь слюнями и пуча глаза, обсуждать, какое я чудовище.
на этом моменте мое лицо искривило такой усмешкой, которая больше была похожа на судорогу. и разве что наберется три человека, которые бы могли понять, чем это вызвано.
и я сразу подумала про тебя, Бо. ты так хотел научиться усмехаться, как и я.
надеюсь, до сих пор не научился.
я с юных лет усвоила уничтожающий механизм смеха. если боль он уничтожал только на короткое время, то в случае с человеком срок годности сразу резко увеличивался. я знала, что если заставить скалиться стаю, то разница между смехом и предваряющим атаку оскалом сотрется. я натравливала своры идиотов насмехаться над теми, кого я представляла перед сном расчлененными, повешанными, попавшими под поезд и т.д.
а потом я стала сильнее. и мне уже не доставляло удовольствия держаться в тени скулящего сборища озлобленных дворняг. мне нравилось смеяться над жертвой лицом к лицу. выливать ей на голову шипящую кока-колу и смеяться, зная, что она задрочена до такого состояния, что не будет сопротивляться. но вскоре и это начало надоедать. сказать, что моменты так называемого триумфа стали пресными - это ничего не сказать. я высмеивала всех вдоль и поперек, заплевывала язвами каждого, как заматывала в туалетную бумагу на конкурсе "мумия" в детском саду. я не затыкалась как цепная псина, будь то какой-нибудь нерешительный новичок (например, в компании) или моя мама. я ненавидела мир так открыто и искренне, что просто изнывала от бешенства, почему он в свою очередь ненавидит меня так тихо и мирно. а в том, что мир меня ненавидит, у меня не было сомнений. я хотела, чтобы он стер меня в порошок, ответил на все мои выпады - уничтожил. но он не сделал этого тогда. может, тянет удовольствие.
не добившись результата, я вдруг услышала голос совести. а потом и страха. я решила засунуть этот убийственный смех внутрь себя, как дымящуюся сигарету в карман при виде мамы. и пока она спрашивает, покушала ли я, сделала ли уроки, карман истлевает и начинает дымиться. главное, чтоб трусы не загорелись. так вот, усмешки - это тот самый дым. и если хоть одна гнида, испытывающая мое терпение, неосторожно дунет или дыхнет, - незамедлительно окажется в крематории. или сразу в аду. может, кому-то будет и жалко, что от сгустка гноя и гавна останется только кучка пепла, но, вы знаете, жизнь такая штука...прям вот...какие еще тупые фразы вы говорите в таких случаях? надо же сливать куда-то свой негатив? вы же все так делаете? чем я хуже? осталось только выбрать, на чьих поминках вы будете, захлебываясь слюнями и пуча глаза, обсуждать, какое я чудовище.