(no subject)
В моем купе встретились два мира.
На обратном пути в купе мы ехали с Али из Таджикистана. Улыбчивый таджик, прекрасно говорящий по-русски. В Россию он ехал, чтобы попытать счастья. Через всю Россию едет. Раньше у Али был свой бизнес - магазин с одеждой на рынке в Таджикистане. И ему удавалось зарабатывать. Но потом рынок перепродали, и магазин пришлось закрыть. Вообще, у них обычное дело: продать рынок, предприятие - вместе с людьми, конечно.
Нам кажется, мы представляем себе, насколько плохо живет Средняя Азия, но она живет еще хуже. Мы проезжали российские деревни с деревянными домами, и Али говорил, что люди в этих домах даже не представляют себе, насколько хорошо они живут. И будь у него, Али, такой дом, ему бы больше ничего и не надо было.
С заработками очень сложно и в России: вот договоришься на какую-нибудь работу, за нее положено две тысячи, сделаешь эту работу - твои пятьсот рублей из этих двух тысяч. И хорошо, если удается их получить.
«Я раньше не очень хорошо говорил по-русски», - говорит Али. - «А у вас, наверно, и не говорят по-русски?» - спросила я . - «Вот уж нет, у нас русский язык и русская литература, извините-подвиньтесь», - говорит Али. - «Это я не хотел учиться. А однажды в школу в четвертом классе иду, у нас русская часть там стояла, вижу - на столб русский солдат залез, на самой верхотуре, и что-то чинит. Он мне говорит: эй, мальчик, дай мне там что-то. Я понял только «эй», обернулся. И он мне говорит что-то, и вниз показывает. Внизу инструменты всякие разложены. Дай мне что-то снизу, говорит. А я не понимаю, что подать. Только пальцем показываю: это? Это? Нет, говорит, камень дай. Я понял, что он на круглый камень показывает, поднял ему камень, наверх подкинул. Он поймал, и говорит: спасибо, теперь можешь идти. И я шел пока до школы, все повторял «камень», «камень». И так мне стыдно было, что я не понимаю, что он говорит, что я решил - учиться надо».
Мне хочется, чтобы в России ему повезло.
А еще с нами ехал Юра. «Русский бизнесмен», он же мудак, он же алкаш. Пятидесяти лет с чем-то мужик, с редкими жидкими волосенками, в обвислых на заду дешевых джинсах, Юра появился в нашем купе так.
В Новосибирске в купе, где ехали Юра и «приятель в желтой майке» (это я его потом так назвала), зашла пара - мужчина и женщина, с большими сумками. Зашли и сходу говорят: «а чьи это на наших нижних полках чужие вещи? А ну-ка». И, значит, эти вещи на пол, а свои - на полки. Ну у людей реально большой багаж, весь вагон перегородили.
И тут на них со своей верхней полки сверзнулся Юра.
Юра кинулся в драку, даже не поздоровавшись. Площадной мат, крики: «Ах вы челночники. Как ты смеешь мои вещи своими руками лапать». Купейные перегородки ухнули от ударов.
Вы будете смеяться, но тех вещей потом у Юры оказалось какая-то пятилитровая канистра из-под воды, какие продают в супермаркете, причем пустая и грязная, как будто бы раньше в нее наливали что-то жирное, автомобильное, какая-то автомобильная щетка что ли, пакетики какие-то замусленные.
Ни белого костюма Gucci, ни вечернего цилиндра, ни антикварного подсвечника - ничего такого среди этих вещей не было.
Две проводницы попытались Юру образумить и уломать, потом включились и пассажиры. Совместными усилиями Юру, вроде, удалось загнать на полку. Но едва он там оказался, он с боевым матерным кличем сверху опять кинулся в драку.
Позвали милиционера. Богатырь в форме зашел в купе, и закрыл за собой дверь.
«Укрощать пошел», - зашушукались пассажиры. Проводницы воспряли. Минут через десять милиционер вышел со словами: «Разбирайтесь сами. Они там уже на личности перешли. Да ну на фиг». И пошел. Сеанс окончен. Проводницы обмякли.
Поезд тронулся. Купейные перегородки содрогнулись от глухих ударов. Драка благополучно продолжилась.
«Они так и будут ехать, метелить друг друга», - ужаснулась одна проводница, и сунулась в купе.
Я в вагоне стою, в проходе, слышу проводницу: «Ну давайте мы вас переселим, там в крайнем купе места есть. Там парень едет, и девушка молодая, спокойная».
Чутьем я поняла, что имеемся ввиду мы с Али. И что патриархальную тишину нашего купе решено разбавить Юрой.
Поезд набирал ход, переговоры у них в купе набирали градус. Проводницы со вздохом «Ой, я не могу» выскакивали из купе, и заходили обратно.
Наконец, через весь вагон в холодный курящий тамбур сквозняком пронесся Юра, и хлопнул дверью.
И тут же через весь вагон бежит Приятель в желтой майке, и тащит юрины матрас и целлофановые мешки.
«О», - говорю: «Это нам такое счастье привалило? На верхнюю полку его».
«Да он нормальный мужик» - как можно более искренно произносит Приятель в желтой майке.
Потом, с периодичностью хождения курить в тамбур, Приятель в желтой майке у меня спрашивал: «Ну как сосед?» - «Нормально», - говорю. - «Ну, он нормальный мужик», - убеждал то ли себя, то ли меня Приятель в желтой майке.
А про себя я думала: ну а куда ж его, кроме как к нам «в Тунис». У нас крайнее купе, если и мы его выгоним, то где ж он поедет, в курящем тамбуре что ли?
Да и ехать-то всего несколько часов. Но эти «несколько часов» от Новосибирска до Красноярска потом показались мне неделей. В купе заходить мне не хотелось, и большую часть времени я торчала в вагоне.
Вы знаете, что такое «пивной алкоголизм»? Вы не знаете, что это такое.
Нет, Юра был даже не перманентно пьян. Юра был пьян вечно. И это на одном только пиве. У алкоголя в его крови просто не было шансов снижаться. Любые колебания уровня не допускались. Заглотив бутылку пива целиком, Юра ложился на свою верхнюю полку, через десять минут Юра оттуда слезал и шарашился в тамбур курить. Выкурив вонючую сигарету в холодном тамбуре, Юра шел за следующей бутылкой. Этот процесс был цикличным, по замкнутому кругу - за пивом, на полку, в тамбур. Ну, наверно, еще это пиво Юра периодически отливал.
И я не видела, чтобы этот Юра ел что-нибудь, кроме пива. Один раз, правда, Али сказал, что Юра без разрешения залез в его, Али, открытую банку с тушенкой. Ему, Али, тушенки, конечно, не жалко, но мог бы и спросить. В другой раз я видела пустой символический пакетик из-под соленых орешков. Вероятно, это и был весь Юрин «закусон», он же обед, он же ужин.
Юра мне сказал: «Я че-то лег щас, а у меня мозги куда-то перетекли на одну сторону. Разжижились наверно». Я ему потом сказала, что мозги у него точно разжижились, ибо жрать столько пива у кого угодно все что угодно разжижится.
Но алкоголизм был не единственным достоинством Юры. И это цикличное хождение по всему вагону, это оказался еще вариант «лайт»: сначала Юра все-таки обретался на своей верхней полке. Но у него в запасе оказалась еще и тяжелая артиллерия - Оно заговорило. Такого сиятельного, такого неразбавленного мудизма, какой был у Юры, я до того отродясь не видела. Юра был его воплощением. Да что там - Юра был сам ходячий мудизм.
«Слышь, - говорил он Али: «Пива хочешь? Ты не пьешь? Вот когда мужик не пьет, вот когда в бригаде мужик не пьет - он или стукач, или - падла он. Такого сразу надо, сразу надо из бригады. А женщина когда не пьет? И женщина тоже. Вот один раз сижу в ресторане с девушкой, а она не пьет. Я ей сразу: а ну пошла отсюда!.. Зачем мне такая, которая не пьет?» «Двери в рестораны я ногою открывал» - это, несомненно, про Юру.
«У нас знаешь где все русские женщины?» - сказал он Али: «Во - под столом они у нас. Место женщины - под столом. Я когда женился, тридцать восемь лет мне уже было, я деревенскую взял. Ну знаешь что такое «деревенская»? Из деревни. Так вот через год она у меня оперилась. Я ей сказал: место женщины под столом, чуть что - и поедешь назад в свою деревню, с чем пришла». От природы неширокие глаза Али сделались размером с пятирублевую монету.
- «А то, они ж такие бабы, только и норовят мужиков кинуть».
«Да, только и норовите мужиков кинуть?» - это уже мне. - «У меня вон приятеля кинула жена. Она его квартиру трехкомнатную продала, его поселила в «гостинку», а себе купила двухкомнатную».
- То есть иногда они из-под стола все-таки вылезают? - спросила я.
Али покатился от хохота на полке. Юра дернул глазом: «Она там никогда и не сидела, это он под столом сидит». - «Значит, бывают приятные исключения» - говорю.
Дальше от Юры досталось «чуркам», которые «едут сюда, к нам, за деньгами». Отделились - и сидите тогда у себя. И вообще, едите сюда, и язык даже хорошо не знаете. «Ну, русские-то когда куда-нибудь едут, им язык знать не обязательно, понятное дело», - заметила я. - «Конечно», - искренне согласился Юра. Бредятина про «великую русскую нацию» сопровождалась у Юры урковатыми ухватками. Потом рассказом об ущемленных юриных правах в каком-то там Казахстане, где какая-то там продавщица не продала Юре что-то. Она не взяла у него русские рубли, а сказала, чтобы он ей дал или доллары, или казахские деньги. Да кто она такая вообще? Мой резонный вопрос, что если он потащился в Казахстан, то неплохо было бы иметь или доллары - их берут везде, или казахские деньги (Казахстан - казахские деньги, вроде, логично) потонул в возмущении, лишенном всякого смысла.
Постепенно я поняла, что единственный верный способ заткнуть этот фонтан, это давить Юру психологически.
«А вот эта девочка…» - «Какая», - говорю - «девочка? Девочки в ресторанах у вас». - «Ну, проводница. Вот проводница, да кто она такая? Я только ей сказал - сразу побежала по вагону, все мои вещи расставила на полку».
- Тю - говорю - «Проводница вообще никуда не бегала. Это приятель ваш, в желтой майке, как побежал по вагону, шмотки ваши и матрас сюда к нам доставил. Счастье такое привалило».
Тут Юра аж с лица сбледнул: это, оказывается, вся власть его самцовая и вся зря оказалась? Это оказалось, проводница, чье место, конечно, под столом, даже и пальцем не пошевелила, чтобы юрино шмутье через весь вагон таскать, а это все его приятель? Юрино эго было послано в глубокий нокаут.
Вообще Юра демонстрировал полный набор манер: распускал руки, вязался, рвался целовать ручки, называл «пингвинчиком». Я ему сказала, что за «пингвинчиком» ведь не заржавеет оторвать ему, Юре, все не нужные ему танцевальные причиндалы, и сбросить их с поезда на полном ходу. Что от женщин ему, Юре, конечно, досталось: поклевали его женщины знатно, и что его ненавистническое фырканье - лучшее тому подтверждение. И что жена его сильно права, если метелит этого Юру как следует, по-деревенски, кочергой и сковородкой, и всем чем под руку попадется. Никаких сомнений в том, кто сидит под столом в юрином семействе, не осталось.
Вот так в моем купе встретились два мира - цивилизация и варвар
На обратном пути в купе мы ехали с Али из Таджикистана. Улыбчивый таджик, прекрасно говорящий по-русски. В Россию он ехал, чтобы попытать счастья. Через всю Россию едет. Раньше у Али был свой бизнес - магазин с одеждой на рынке в Таджикистане. И ему удавалось зарабатывать. Но потом рынок перепродали, и магазин пришлось закрыть. Вообще, у них обычное дело: продать рынок, предприятие - вместе с людьми, конечно.
Нам кажется, мы представляем себе, насколько плохо живет Средняя Азия, но она живет еще хуже. Мы проезжали российские деревни с деревянными домами, и Али говорил, что люди в этих домах даже не представляют себе, насколько хорошо они живут. И будь у него, Али, такой дом, ему бы больше ничего и не надо было.
С заработками очень сложно и в России: вот договоришься на какую-нибудь работу, за нее положено две тысячи, сделаешь эту работу - твои пятьсот рублей из этих двух тысяч. И хорошо, если удается их получить.
«Я раньше не очень хорошо говорил по-русски», - говорит Али. - «А у вас, наверно, и не говорят по-русски?» - спросила я . - «Вот уж нет, у нас русский язык и русская литература, извините-подвиньтесь», - говорит Али. - «Это я не хотел учиться. А однажды в школу в четвертом классе иду, у нас русская часть там стояла, вижу - на столб русский солдат залез, на самой верхотуре, и что-то чинит. Он мне говорит: эй, мальчик, дай мне там что-то. Я понял только «эй», обернулся. И он мне говорит что-то, и вниз показывает. Внизу инструменты всякие разложены. Дай мне что-то снизу, говорит. А я не понимаю, что подать. Только пальцем показываю: это? Это? Нет, говорит, камень дай. Я понял, что он на круглый камень показывает, поднял ему камень, наверх подкинул. Он поймал, и говорит: спасибо, теперь можешь идти. И я шел пока до школы, все повторял «камень», «камень». И так мне стыдно было, что я не понимаю, что он говорит, что я решил - учиться надо».
Мне хочется, чтобы в России ему повезло.
А еще с нами ехал Юра. «Русский бизнесмен», он же мудак, он же алкаш. Пятидесяти лет с чем-то мужик, с редкими жидкими волосенками, в обвислых на заду дешевых джинсах, Юра появился в нашем купе так.
В Новосибирске в купе, где ехали Юра и «приятель в желтой майке» (это я его потом так назвала), зашла пара - мужчина и женщина, с большими сумками. Зашли и сходу говорят: «а чьи это на наших нижних полках чужие вещи? А ну-ка». И, значит, эти вещи на пол, а свои - на полки. Ну у людей реально большой багаж, весь вагон перегородили.
И тут на них со своей верхней полки сверзнулся Юра.
Юра кинулся в драку, даже не поздоровавшись. Площадной мат, крики: «Ах вы челночники. Как ты смеешь мои вещи своими руками лапать». Купейные перегородки ухнули от ударов.
Вы будете смеяться, но тех вещей потом у Юры оказалось какая-то пятилитровая канистра из-под воды, какие продают в супермаркете, причем пустая и грязная, как будто бы раньше в нее наливали что-то жирное, автомобильное, какая-то автомобильная щетка что ли, пакетики какие-то замусленные.
Ни белого костюма Gucci, ни вечернего цилиндра, ни антикварного подсвечника - ничего такого среди этих вещей не было.
Две проводницы попытались Юру образумить и уломать, потом включились и пассажиры. Совместными усилиями Юру, вроде, удалось загнать на полку. Но едва он там оказался, он с боевым матерным кличем сверху опять кинулся в драку.
Позвали милиционера. Богатырь в форме зашел в купе, и закрыл за собой дверь.
«Укрощать пошел», - зашушукались пассажиры. Проводницы воспряли. Минут через десять милиционер вышел со словами: «Разбирайтесь сами. Они там уже на личности перешли. Да ну на фиг». И пошел. Сеанс окончен. Проводницы обмякли.
Поезд тронулся. Купейные перегородки содрогнулись от глухих ударов. Драка благополучно продолжилась.
«Они так и будут ехать, метелить друг друга», - ужаснулась одна проводница, и сунулась в купе.
Я в вагоне стою, в проходе, слышу проводницу: «Ну давайте мы вас переселим, там в крайнем купе места есть. Там парень едет, и девушка молодая, спокойная».
Чутьем я поняла, что имеемся ввиду мы с Али. И что патриархальную тишину нашего купе решено разбавить Юрой.
Поезд набирал ход, переговоры у них в купе набирали градус. Проводницы со вздохом «Ой, я не могу» выскакивали из купе, и заходили обратно.
Наконец, через весь вагон в холодный курящий тамбур сквозняком пронесся Юра, и хлопнул дверью.
И тут же через весь вагон бежит Приятель в желтой майке, и тащит юрины матрас и целлофановые мешки.
«О», - говорю: «Это нам такое счастье привалило? На верхнюю полку его».
«Да он нормальный мужик» - как можно более искренно произносит Приятель в желтой майке.
Потом, с периодичностью хождения курить в тамбур, Приятель в желтой майке у меня спрашивал: «Ну как сосед?» - «Нормально», - говорю. - «Ну, он нормальный мужик», - убеждал то ли себя, то ли меня Приятель в желтой майке.
А про себя я думала: ну а куда ж его, кроме как к нам «в Тунис». У нас крайнее купе, если и мы его выгоним, то где ж он поедет, в курящем тамбуре что ли?
Да и ехать-то всего несколько часов. Но эти «несколько часов» от Новосибирска до Красноярска потом показались мне неделей. В купе заходить мне не хотелось, и большую часть времени я торчала в вагоне.
Вы знаете, что такое «пивной алкоголизм»? Вы не знаете, что это такое.
Нет, Юра был даже не перманентно пьян. Юра был пьян вечно. И это на одном только пиве. У алкоголя в его крови просто не было шансов снижаться. Любые колебания уровня не допускались. Заглотив бутылку пива целиком, Юра ложился на свою верхнюю полку, через десять минут Юра оттуда слезал и шарашился в тамбур курить. Выкурив вонючую сигарету в холодном тамбуре, Юра шел за следующей бутылкой. Этот процесс был цикличным, по замкнутому кругу - за пивом, на полку, в тамбур. Ну, наверно, еще это пиво Юра периодически отливал.
И я не видела, чтобы этот Юра ел что-нибудь, кроме пива. Один раз, правда, Али сказал, что Юра без разрешения залез в его, Али, открытую банку с тушенкой. Ему, Али, тушенки, конечно, не жалко, но мог бы и спросить. В другой раз я видела пустой символический пакетик из-под соленых орешков. Вероятно, это и был весь Юрин «закусон», он же обед, он же ужин.
Юра мне сказал: «Я че-то лег щас, а у меня мозги куда-то перетекли на одну сторону. Разжижились наверно». Я ему потом сказала, что мозги у него точно разжижились, ибо жрать столько пива у кого угодно все что угодно разжижится.
Но алкоголизм был не единственным достоинством Юры. И это цикличное хождение по всему вагону, это оказался еще вариант «лайт»: сначала Юра все-таки обретался на своей верхней полке. Но у него в запасе оказалась еще и тяжелая артиллерия - Оно заговорило. Такого сиятельного, такого неразбавленного мудизма, какой был у Юры, я до того отродясь не видела. Юра был его воплощением. Да что там - Юра был сам ходячий мудизм.
«Слышь, - говорил он Али: «Пива хочешь? Ты не пьешь? Вот когда мужик не пьет, вот когда в бригаде мужик не пьет - он или стукач, или - падла он. Такого сразу надо, сразу надо из бригады. А женщина когда не пьет? И женщина тоже. Вот один раз сижу в ресторане с девушкой, а она не пьет. Я ей сразу: а ну пошла отсюда!.. Зачем мне такая, которая не пьет?» «Двери в рестораны я ногою открывал» - это, несомненно, про Юру.
«У нас знаешь где все русские женщины?» - сказал он Али: «Во - под столом они у нас. Место женщины - под столом. Я когда женился, тридцать восемь лет мне уже было, я деревенскую взял. Ну знаешь что такое «деревенская»? Из деревни. Так вот через год она у меня оперилась. Я ей сказал: место женщины под столом, чуть что - и поедешь назад в свою деревню, с чем пришла». От природы неширокие глаза Али сделались размером с пятирублевую монету.
- «А то, они ж такие бабы, только и норовят мужиков кинуть».
«Да, только и норовите мужиков кинуть?» - это уже мне. - «У меня вон приятеля кинула жена. Она его квартиру трехкомнатную продала, его поселила в «гостинку», а себе купила двухкомнатную».
- То есть иногда они из-под стола все-таки вылезают? - спросила я.
Али покатился от хохота на полке. Юра дернул глазом: «Она там никогда и не сидела, это он под столом сидит». - «Значит, бывают приятные исключения» - говорю.
Дальше от Юры досталось «чуркам», которые «едут сюда, к нам, за деньгами». Отделились - и сидите тогда у себя. И вообще, едите сюда, и язык даже хорошо не знаете. «Ну, русские-то когда куда-нибудь едут, им язык знать не обязательно, понятное дело», - заметила я. - «Конечно», - искренне согласился Юра. Бредятина про «великую русскую нацию» сопровождалась у Юры урковатыми ухватками. Потом рассказом об ущемленных юриных правах в каком-то там Казахстане, где какая-то там продавщица не продала Юре что-то. Она не взяла у него русские рубли, а сказала, чтобы он ей дал или доллары, или казахские деньги. Да кто она такая вообще? Мой резонный вопрос, что если он потащился в Казахстан, то неплохо было бы иметь или доллары - их берут везде, или казахские деньги (Казахстан - казахские деньги, вроде, логично) потонул в возмущении, лишенном всякого смысла.
Постепенно я поняла, что единственный верный способ заткнуть этот фонтан, это давить Юру психологически.
«А вот эта девочка…» - «Какая», - говорю - «девочка? Девочки в ресторанах у вас». - «Ну, проводница. Вот проводница, да кто она такая? Я только ей сказал - сразу побежала по вагону, все мои вещи расставила на полку».
- Тю - говорю - «Проводница вообще никуда не бегала. Это приятель ваш, в желтой майке, как побежал по вагону, шмотки ваши и матрас сюда к нам доставил. Счастье такое привалило».
Тут Юра аж с лица сбледнул: это, оказывается, вся власть его самцовая и вся зря оказалась? Это оказалось, проводница, чье место, конечно, под столом, даже и пальцем не пошевелила, чтобы юрино шмутье через весь вагон таскать, а это все его приятель? Юрино эго было послано в глубокий нокаут.
Вообще Юра демонстрировал полный набор манер: распускал руки, вязался, рвался целовать ручки, называл «пингвинчиком». Я ему сказала, что за «пингвинчиком» ведь не заржавеет оторвать ему, Юре, все не нужные ему танцевальные причиндалы, и сбросить их с поезда на полном ходу. Что от женщин ему, Юре, конечно, досталось: поклевали его женщины знатно, и что его ненавистническое фырканье - лучшее тому подтверждение. И что жена его сильно права, если метелит этого Юру как следует, по-деревенски, кочергой и сковородкой, и всем чем под руку попадется. Никаких сомнений в том, кто сидит под столом в юрином семействе, не осталось.
Вот так в моем купе встретились два мира - цивилизация и варвар