Журнал «Логос» и биография Рене Жирара
Читаю одновременно выпуск журнала «Логос», целиком посвящённый Рене Жирару, и его же биографию за авторством Синтии Хэвен, недавно вышедшую в «НЛО». Впервые обратил внимание на самый очевидный факт биографии Жирара - он родился и вырос в Авиньоне! Городе антипап… или настоящих Пап, а антипапы на самом деле сидели в Риме, тут уж как посмотреть. Что ж, а где ещё как ни в Авиньоне стоило родиться мыслителю, строившему свои теории на идеях мимезиса (подражания, отзеркаливания, дублирования) и искупительной жертвы.
Авиньон подражал Риму, Рим подражал Авиньону (между прочим, Жирар-старший служил хранителем Папского Дворца, копирующего такой же в Риме), папы и антипапы подражали друг другу, завидовали друг другу, проклинали друг друга, а уж когда в какой-то момент избрали ещё и третьего Папу, тут уж ситуация и вовсе стала напоминать безумный зеркальный лабиринт.
Замечу в сторону: подозреваю, что когда Паоло Соррентино снимал свой гениальный сериал про двух Римских понтификов, он держал в уме эту древнюю историю, очень уж у него эти двое получились одновременно и противоположными, и дополняющими друг друга.
Авиньонская история также служит примером другой частит жираровской теории - практики поиска и назначения жертвы. Вышедшие победителями из Великого раскола римские папы объявили своих соперников антипапами и возложили на них вину за всё происходившее с церковью в те годы. А ведь вполне могло случиться и обратное, вот, кстати, хороший сюжет для альтернативной истории.
Также неожиданно узнал, что среди самых любимых авторов Жирара были не только Сервантес и Достоевский, но ещё и Киплинг, «Книга Джунглей», причём её он впоследствии в своих трудах не упоминал и в своих вначале литературоведческих, а затем социально-философских построениях не использовал, в отличие от двух других. А ведь «Книгу Джунглей» легко и приятно разбирать с использованием концепций Жирара. Мимезис? Пожалуйста. Вот бандерлоги копируют человеческое общество. Вот Маугли пытается подражать своим братьям из волчьей стаи, а вот он же пытается подражать людям, так и оставаясь зависшим между двумя мирами, разрываемым двумя стремлениями к подражанию.
Принесение жертвы? Убийство Шер-Хана - торжественное и ритуальное, да ещё и с задействованием стада буйволов (в наши дни ту же роль выполняют подписчики в соцсетях, устраивая массовую травлю тому, на кого укажет их кумир). И остальные обитатели джунглей, насколько я помню, это священнодействие одобрили, потому что Шер-Хан так или иначе достал всех. Так что это ещё и пример выбора жертвы, не всегда это кроткий агнец или козёл отпущения, может быть и могучий хищник, тут главное, чтобы общество единым решением увидело в его гибели средство разрешение кризиса.
***
Что же касается журнала «Логос», то редакции стоит выразить восхищение. За то, что они посвятили Рене Жерару номер целиком, и за то, что договорились о новых статьях с ведущими европейскими специалистами по теме, включая самого Жана Мишеля Угурляна, много лет дружившего с Жераром, много ему помогавшего, соавтора книги «Вещи, сокрытые от начала мира».
Из тех статей, что я пока прочитал, больше всего понравилась «Феминистская мысль и миметическая теория» Марты Рейнеке, там есть три темы, на которыми стоит поразмышлять (что для небольшой статьи очень круто, обычно если в статье хотя бы одна такая тема найдётся, уже хорошо). Первая: о феминистическом аспекте жираровской теории жертвы, а именно о различии при выборе жертв мужчин и женщин. Насколько я помню, сам Жирар на такой проблеме не акцентируется, то есть да, вопрос о том, почему того или иного человека выбирают в качестве жертвы, его, конечно, интересует, но он больше обращает внимание на социальное различие, на поведение, на особенности характера, а не на влияние половой принадлежности на выбор жертвы.
Хотя тут действительно стоит разобраться. С одной стороны, женщина в общественном сознании обладает особым положением, из-за которого её насильственная смерть воспринимается более остро, чем смерть мужчины, не зря же в католичестве так развито почитание святых мучениц (да и не только в католичестве; даже и в светских идеологических системах можно найти примеры особого отношения к женщинам, отдавшим свою жизнь за идею). С другой стороны, женщина обычно обладает низким социальным статусом, что делает её гораздо более удобной мишенью для тех, кто ищет виноватых, и, опять же, примеров можно привести множество.
А с третьей стороны, в западной культуре существует образ девы-в-беде, которую герой спасет от принесения в жертву, начиная с истории Персея и Андромеды, заканчивая бессчётными примерами из кинематографа, давно уже превратившимися в штамп. Да, тут, речь идёт о прерванном или несостоявшемся жертвоприношении, но и о таком варианте тоже стоило бы поговорить, особенно учитывая, что Жирара особенно интересовало изменение отношения к ритуалу выбора жертвы и расправы над ней и переход от реального кровавого убийства человека к подмене его животным, какими-нибудь предметами или символами.
Да, и сюжет с дамой-в-беде неизбежно обладает эротической составляющей, как и в той или иной степени все сюжеты с жертвоприношением (тут, опять же, можно вспомнить католическую мистику, экстаз святой Терезы и всё такое), и в этом аспекте тоже стоило бы разобраться, хотя сам Жирар, будучи человеком с консервативным мировоззрением, в некоторые бездны старался не заглядывать.
Вторая тема для размышлений, которую предлагает Рейнеке: Рене Жирар, говоря о выборе жертвы, сосредотачивает внимание на том, чем она отличается от остального сообщества, а предлагает подумать, чем жертва похожа на своих гонителей. И это действительно важная тема, потому что священная жертва должна представлять и замещать собой общество, значит, должна как-то быть с этим обществом связана, по крайней мере, в значительной степени и в то же время чем-то выделяться.
Тут, конечно, нельзя не вспомнить историю евангельской Жертвы, о которой так много пишет Жирар и которую ставит в центр своих размышлений, по крайней мере, в более поздних трудах. Ведь конфликт Иисуса с фарисеями (куда более сложный и многомерный, чем о нём принято думать) во многом определялся тем, что они видели в Нём одного из своих, такого же учителя, равви, и возмущались именно тем, что Он в некоторых своих речах и поступках ведёт Себя не так, как принято в фарисейской традиции. Да и ессеи (или какая-то группа, близкая к ним), которые тоже присутствуют в Евангелии, хотя и не столь заметно, тоже удивляются и возмущаются действиям Иисуса, так что Иоанн Креститель даже посылает своих учеников с вопросом: «Ты ли тот, кого мы ждём?».
А ещё есть история апостола Павла, о которой не так часто вспоминают, к сожалению. Ревностные иудеи так его ненавидели, что прям кушать не могли (буквально) именно потому, что он изначально был одним из них, фарисеем из фарисеев, а стал христианином, и они в конце концов сами пытались его убить прикончили. Мало того, и христиане, требовавшие соблюдения Закона во всей полноте, тоже конфликтовали с апостолом Павлом (и, по всей видимости, распространяли о нём слухи, которые вполне могли стоить ему свободы, а то и жизни) и тоже потому, что видели в нём одного из своих, отказавшегося от исповедуемых этим сообществом принципов.
И, наконец, третья тема из статьи Рейнеки: об анализе с жираровских позиций остроактуальной «культуры отмены». Она рассказывает две истории, когда из-за неудачного даже не действия, а высказывания, причём совершенно безобидного, в сообществах вспыхивали жуткие скандалы, приводившие к ссорам между участниками, расколу, и то, что практически сразу удавалось найти подходящую жертву и обрушить на неё весь внезапно возникший гнев, доведя в одном случае до попытки самоубийства, не решило проблему - скандал продолжал шириться, и никакого общественного согласия так и не возникла. То есть механизм преодоления кризиса через жертву, тот, который описывает Жирар, в этих случаях не сработал или, вернее, сработал не до конца, и автор задаётся вопросом, почему так произошло и неужели действительно ли к современным конфликтам не применимы классические принципы?
Я бы со своей стороны рискнул предположить, что жираровский механизм жертвы работает в сложившемся, консолидированном обществе, с выстроенной системой взаимодействий, с разделяемыми подавляющим большинством представлениями о правильном и неправильном, и такое общество он только дополнительно сплачивает. А мы сейчас оказались в ситуации не сказать чтобы войны всех против всех, но близко к тому, наши конфликты всё больше обретают сущностный, почти религиозный характер, и стороны противостояния не могут прийти к согласию практически ни в чём. В такой ситуации жертва для них становится героем для других, и травля жертвы лишь ещё сильнее провоцирует конфликт, раздувает его.
И мне кажется, сам Жирар предчувствовал наступление подобных времён, и попытался описать возникающую ситуацию в своей последней книге «Завершая Клаузевица», в которой он заметно отошёл от светлого, полного надежд тона предыдущих книг в сторону большей мрачности и тревожности. Не то чтобы он разочаровался в своей теории, скорее, осознал, что она не даёт ответа на все вопросы, что у неё есть свои ограничения, связанные с природой человека и общества, и что, как ни крути, человечество движется к катастрофе, предсказанной ещё в книге Откровения.
Впрочем, не буду тут пытаться изложить идеи этой книги в сильно упрощённом пересказе, тем более что я и сам их местами не очень-то понимаю… И есть у меня ощущение, что и сам Жирар порой не мог рационально сформулировать тревожащие его предчувствия, а пот ому излагал их скорее в виде символов, притч и намёков, и потому «Завершить Клаузевица» самая расплывчатая, мутная из его книг, притом что обычно он свои идеи проговаривал чётко и ясно, и она действительно местами скорее напоминает скорее пророческий, визионерский, а не исследовательский текст.
Авиньон подражал Риму, Рим подражал Авиньону (между прочим, Жирар-старший служил хранителем Папского Дворца, копирующего такой же в Риме), папы и антипапы подражали друг другу, завидовали друг другу, проклинали друг друга, а уж когда в какой-то момент избрали ещё и третьего Папу, тут уж ситуация и вовсе стала напоминать безумный зеркальный лабиринт.
Замечу в сторону: подозреваю, что когда Паоло Соррентино снимал свой гениальный сериал про двух Римских понтификов, он держал в уме эту древнюю историю, очень уж у него эти двое получились одновременно и противоположными, и дополняющими друг друга.
Авиньонская история также служит примером другой частит жираровской теории - практики поиска и назначения жертвы. Вышедшие победителями из Великого раскола римские папы объявили своих соперников антипапами и возложили на них вину за всё происходившее с церковью в те годы. А ведь вполне могло случиться и обратное, вот, кстати, хороший сюжет для альтернативной истории.
Также неожиданно узнал, что среди самых любимых авторов Жирара были не только Сервантес и Достоевский, но ещё и Киплинг, «Книга Джунглей», причём её он впоследствии в своих трудах не упоминал и в своих вначале литературоведческих, а затем социально-философских построениях не использовал, в отличие от двух других. А ведь «Книгу Джунглей» легко и приятно разбирать с использованием концепций Жирара. Мимезис? Пожалуйста. Вот бандерлоги копируют человеческое общество. Вот Маугли пытается подражать своим братьям из волчьей стаи, а вот он же пытается подражать людям, так и оставаясь зависшим между двумя мирами, разрываемым двумя стремлениями к подражанию.
Принесение жертвы? Убийство Шер-Хана - торжественное и ритуальное, да ещё и с задействованием стада буйволов (в наши дни ту же роль выполняют подписчики в соцсетях, устраивая массовую травлю тому, на кого укажет их кумир). И остальные обитатели джунглей, насколько я помню, это священнодействие одобрили, потому что Шер-Хан так или иначе достал всех. Так что это ещё и пример выбора жертвы, не всегда это кроткий агнец или козёл отпущения, может быть и могучий хищник, тут главное, чтобы общество единым решением увидело в его гибели средство разрешение кризиса.
***
Что же касается журнала «Логос», то редакции стоит выразить восхищение. За то, что они посвятили Рене Жерару номер целиком, и за то, что договорились о новых статьях с ведущими европейскими специалистами по теме, включая самого Жана Мишеля Угурляна, много лет дружившего с Жераром, много ему помогавшего, соавтора книги «Вещи, сокрытые от начала мира».
Из тех статей, что я пока прочитал, больше всего понравилась «Феминистская мысль и миметическая теория» Марты Рейнеке, там есть три темы, на которыми стоит поразмышлять (что для небольшой статьи очень круто, обычно если в статье хотя бы одна такая тема найдётся, уже хорошо). Первая: о феминистическом аспекте жираровской теории жертвы, а именно о различии при выборе жертв мужчин и женщин. Насколько я помню, сам Жирар на такой проблеме не акцентируется, то есть да, вопрос о том, почему того или иного человека выбирают в качестве жертвы, его, конечно, интересует, но он больше обращает внимание на социальное различие, на поведение, на особенности характера, а не на влияние половой принадлежности на выбор жертвы.
Хотя тут действительно стоит разобраться. С одной стороны, женщина в общественном сознании обладает особым положением, из-за которого её насильственная смерть воспринимается более остро, чем смерть мужчины, не зря же в католичестве так развито почитание святых мучениц (да и не только в католичестве; даже и в светских идеологических системах можно найти примеры особого отношения к женщинам, отдавшим свою жизнь за идею). С другой стороны, женщина обычно обладает низким социальным статусом, что делает её гораздо более удобной мишенью для тех, кто ищет виноватых, и, опять же, примеров можно привести множество.
А с третьей стороны, в западной культуре существует образ девы-в-беде, которую герой спасет от принесения в жертву, начиная с истории Персея и Андромеды, заканчивая бессчётными примерами из кинематографа, давно уже превратившимися в штамп. Да, тут, речь идёт о прерванном или несостоявшемся жертвоприношении, но и о таком варианте тоже стоило бы поговорить, особенно учитывая, что Жирара особенно интересовало изменение отношения к ритуалу выбора жертвы и расправы над ней и переход от реального кровавого убийства человека к подмене его животным, какими-нибудь предметами или символами.
Да, и сюжет с дамой-в-беде неизбежно обладает эротической составляющей, как и в той или иной степени все сюжеты с жертвоприношением (тут, опять же, можно вспомнить католическую мистику, экстаз святой Терезы и всё такое), и в этом аспекте тоже стоило бы разобраться, хотя сам Жирар, будучи человеком с консервативным мировоззрением, в некоторые бездны старался не заглядывать.
Вторая тема для размышлений, которую предлагает Рейнеке: Рене Жирар, говоря о выборе жертвы, сосредотачивает внимание на том, чем она отличается от остального сообщества, а предлагает подумать, чем жертва похожа на своих гонителей. И это действительно важная тема, потому что священная жертва должна представлять и замещать собой общество, значит, должна как-то быть с этим обществом связана, по крайней мере, в значительной степени и в то же время чем-то выделяться.
Тут, конечно, нельзя не вспомнить историю евангельской Жертвы, о которой так много пишет Жирар и которую ставит в центр своих размышлений, по крайней мере, в более поздних трудах. Ведь конфликт Иисуса с фарисеями (куда более сложный и многомерный, чем о нём принято думать) во многом определялся тем, что они видели в Нём одного из своих, такого же учителя, равви, и возмущались именно тем, что Он в некоторых своих речах и поступках ведёт Себя не так, как принято в фарисейской традиции. Да и ессеи (или какая-то группа, близкая к ним), которые тоже присутствуют в Евангелии, хотя и не столь заметно, тоже удивляются и возмущаются действиям Иисуса, так что Иоанн Креститель даже посылает своих учеников с вопросом: «Ты ли тот, кого мы ждём?».
А ещё есть история апостола Павла, о которой не так часто вспоминают, к сожалению. Ревностные иудеи так его ненавидели, что прям кушать не могли (буквально) именно потому, что он изначально был одним из них, фарисеем из фарисеев, а стал христианином, и они в конце концов сами пытались его убить прикончили. Мало того, и христиане, требовавшие соблюдения Закона во всей полноте, тоже конфликтовали с апостолом Павлом (и, по всей видимости, распространяли о нём слухи, которые вполне могли стоить ему свободы, а то и жизни) и тоже потому, что видели в нём одного из своих, отказавшегося от исповедуемых этим сообществом принципов.
И, наконец, третья тема из статьи Рейнеки: об анализе с жираровских позиций остроактуальной «культуры отмены». Она рассказывает две истории, когда из-за неудачного даже не действия, а высказывания, причём совершенно безобидного, в сообществах вспыхивали жуткие скандалы, приводившие к ссорам между участниками, расколу, и то, что практически сразу удавалось найти подходящую жертву и обрушить на неё весь внезапно возникший гнев, доведя в одном случае до попытки самоубийства, не решило проблему - скандал продолжал шириться, и никакого общественного согласия так и не возникла. То есть механизм преодоления кризиса через жертву, тот, который описывает Жирар, в этих случаях не сработал или, вернее, сработал не до конца, и автор задаётся вопросом, почему так произошло и неужели действительно ли к современным конфликтам не применимы классические принципы?
Я бы со своей стороны рискнул предположить, что жираровский механизм жертвы работает в сложившемся, консолидированном обществе, с выстроенной системой взаимодействий, с разделяемыми подавляющим большинством представлениями о правильном и неправильном, и такое общество он только дополнительно сплачивает. А мы сейчас оказались в ситуации не сказать чтобы войны всех против всех, но близко к тому, наши конфликты всё больше обретают сущностный, почти религиозный характер, и стороны противостояния не могут прийти к согласию практически ни в чём. В такой ситуации жертва для них становится героем для других, и травля жертвы лишь ещё сильнее провоцирует конфликт, раздувает его.
И мне кажется, сам Жирар предчувствовал наступление подобных времён, и попытался описать возникающую ситуацию в своей последней книге «Завершая Клаузевица», в которой он заметно отошёл от светлого, полного надежд тона предыдущих книг в сторону большей мрачности и тревожности. Не то чтобы он разочаровался в своей теории, скорее, осознал, что она не даёт ответа на все вопросы, что у неё есть свои ограничения, связанные с природой человека и общества, и что, как ни крути, человечество движется к катастрофе, предсказанной ещё в книге Откровения.
Впрочем, не буду тут пытаться изложить идеи этой книги в сильно упрощённом пересказе, тем более что я и сам их местами не очень-то понимаю… И есть у меня ощущение, что и сам Жирар порой не мог рационально сформулировать тревожащие его предчувствия, а пот ому излагал их скорее в виде символов, притч и намёков, и потому «Завершить Клаузевица» самая расплывчатая, мутная из его книг, притом что обычно он свои идеи проговаривал чётко и ясно, и она действительно местами скорее напоминает скорее пророческий, визионерский, а не исследовательский текст.