4 мая два года спустя
Вспомнилось: 4 мая рокового 2022 я впервые соприкоснулся с войной не то чтобы непосредственно, но несколько ближе, чем при чтении новостей. Одна женщина из нашей общины попросила молиться за её племянника, которого привезли раненного в госпиталь и которого она собиралась навестить. Я потом спросил как посещение и как там дела (не очень понимая как вообще о таком спрашивать), она сказала, что племянник бодр и весел, рад тому, что легко отделался, «всего лишь» перебита левая рука и травмирована шея, но у других в госпитале состояние куда хуже. Господь его сохранил, по молитвам.
Сейчас даже и неловко вспоминать, какие тогда два года назад царили тягостные настроения, как люди шептались друг с другом со страхом в глазах, как спрашивали «что же теперь с нами будет?». Обсуждали ход боевых действий, спрашивали неужели действительно так много убитых и раненых или же это просто вражеская пропаганда (термин «ипсо» тогда ещё не был в ходу). И да, тогда от многих я слышал этот вопрос и читал его же в соцсетях: «а когда потери перевалят за 20 тысяч, за 25 тысяч, что тогда?». Да что говорить, я и сам тогда здесь в ЖЖ мрачно предсказывал, что общественные настроения сильно изменятся, когда в Россию поедут цинковые гробы.
И вот два года прошло. Гробы текут стабильным, ровным потоком. Число убитых только по открытым источникам, собираемым ББС и Медиазоной, перевалило за 50 тысяч, а сколько их реально - можно только гадать. Про общественные настроения судить трудно, и война, и тем более потери перешли в категорию «то, о чём не принято говорить вслух», хотя темы, связанные с войной, всё равно иногда всплывают: то кто-нибудь скажет, что у них на фирме ищут новых рабочих, потому что несколько человек ушли добровольцами на СВО, то кто-нибудь упомянет, что давеча ездил на похороны погибшего товарища. А так, людям не то чтобы не до войны, скорее, у них есть и помимо неё масса других проблем, которые над решать и которые вытесняют то, что не находится в пределах видимости. Мне кажется, что даже если бы Минобороны сейчас взяло да опубликовало реальные данные потерь, это не произвело бы особого впечатления, максимум, был бы предмет для разговоров на пару дней.
Опять же, и возможностей для публичных дискуссий попросту нет. Телевизор, радио, газеты плотно цензурируются. Ю-тубчики и фейсбучики - это ограниченная аудитория со склонностью формировать информационные пузыри, а те площадки, которые находятся на территории России да или просто как-то с ней завязаны или могут быть завязаны, самоцензурируются всеми возможными способами. Разговоры, как в советские времена говорили, «на кухне и в курилке» - опасны, потому что никогда не можешь быть до конца уверен в собеседнике, да и вообще это всё политика, а политика у нас теперь - нечто непристойное. Даже о сексе и то поговорить приличнее, разумеется, только о нормативно допустимом, потому что иной какой секс - тоже политика. А в остальном… живи пока живётся, «будь сам собой доволен, тролль».
Впрочем, мой опыт повседневного наблюдения относится только к Москве, которая от войны страдает в наименьшей степени, а что думают и о чём говорят в прифронтовых областях или в тех городах и посёлках, откуда на войну отправились четверть, а то и треть мужчин, я не имею ни малейшего представления. Да и насчёт Москвы на самом деле я не особо-то уверен, город большой, люди разные, мой круг общения узок, так что кто его знает, какие идеи, какие страхи и какие ожидания бродят в иных московских сообществах.
***
Но в то же время стоит признать: отечественное руководство смогло достаточно толково организовать процесс пополнения войск таким образом, чтобы это не приводило к массовому возмущению. Идея брать на фронт зеков оказалась вполне работающей. Хоть это и привело к снижению армейской дисциплины, но она и так была далеко не на высоте, да и вопрос дисциплины начальство не особо-то волнует. Люди идут в бой - этого достаточно, а уж как их туда удаётся отправить - неважно, главное, что зеков никому не жалко, разве что их родственникам… да и то не далеко не всегда. Напротив, широкие народные массы скорее сильно напрягает то, что кто-то из зеков возвращается с помилованием в кармане, но сейчас, насколько можно понять, эту лавочку прикрыли, теперь зеки служат так же, как мобилизованные и контрактники - до самыя смерти или тяжёлого ранения.
С добровольцами тоже ситуация налажена: они получают за службу бешеные деньги, из родственники получают в случае смерти ещё более бешеные деньги, власть буквально покупает их с потрохами и это работает. Люди идут на службу, не очень, правда, понятно в каких количествах. Военные объявляют, что там прям тьмы и тьмы, в реальности, наверное, это некоторое преувеличение, но сколько-то идут, постоянно. И возмутиться их гибели невозможно. Они знали на что шли? Знали. Деньги получили? Получили. Родственникам выкуп за голову выплатили? Выплатили. Какие тут могут быть претензии.
Единственные, с кем связаны некое чувство несправедливости, это мобилизованные. Их-то погнали на фронт, многих принудительно, и они, похоже, искренне считали, что через год их отпустят по домам. И кажется, именно поэтому их жёнам по умолчанию дают возможность публично возмущаться и устраивать акции протеста. Хотя вот тоже - поначалу это казалось таким серьёзным вызовом для властей, а потом оказалось, что женщин этих самих по себе очень мало (а в масштабах страны и вовсе не видно), и какой-то серьезной поддержки они не нашли. Сочувствие - да, но не более того.
Так что да, сочетание насилия и подкупа, булата и злата, как оказалось, даёт возможность продолжать вести войну без особых возражений со стороны населения. Там, где есть возможность - покупают, там, где деньги не срабатывают, берут нахрапом и угрозами, а порой, если не чувствуют достаточно ресурса, просто пережидают пока рассосётся или пока ситуация изменится. И ведь рассасывается, вот ведь какие дела. Срабатывают эти приёмы, по крайней мере, на тактическом уровне, со стратегией дела обстоят хуже. Вообще у нас как-то всё туманно в хоть сколь-нибудь далёкой перспективе, не очень понятно, куда движемся-то и зачем. С другой стороны, за эти два года столько было предложено и насчёт целей, и насчёт смыслов, целый букет, выбирай любую одну или комбинацию из нескольких, на свой вкус. И люди выбирают. А потом им предлагают новые цели и смыслы, и из них тоже выбирают. Тоже работает такой подход.
Вопрос, конечно, сколько ещё продлится такое равновесие, неписанный и несформулированный договор между властью и населением. Впрочем, добавлю к предыдущим наблюдениям: тема возможной мобилизации людей волнует и смущает, это неудобная тема, о ней не хотят говорить более, чем о прочем. И, похоже, начальство что-то такое чувствует и пока полноценной волны мобилизации не запускает. А если запустит - кто его знает, что будет. Да и в целом, по всей нынешней ситуации - кто его знает. Я за эти годы у себя в голове проигрывал разные сценарии, строил прогнозы и ни разу ничего не сбылось, а сбылось что-то совсем другое, так что мои прогностические способности, и так не особо надёжные, перестали работать окончательно.
Как мне кажется, у многих людей сейчас тоже есть это ощущение невозможности прогнозировать, строить планы, и это становится ещё одной причиной нежелания обсуждать ситуацию вслух и даже внутренне, про себя о ней не думать. Остаётся только плыть по течению и ждать, когда что-нибудь изменится… Но тут, опять же, сложно говорить, что у кого и как, в условиях отсутствия свободы слова, разобщённости, проблем с коммуникацией. В нормальном-то состоянии общества поди пойми, что у людей в душах творится, а уж сейчас-то… Да, впрочем, сначала поди пойми, что у тебя самого в душе творится, тоже ведь ничего не понятно. Сплошная неопределённость и внутри, и снаружи.
Сейчас даже и неловко вспоминать, какие тогда два года назад царили тягостные настроения, как люди шептались друг с другом со страхом в глазах, как спрашивали «что же теперь с нами будет?». Обсуждали ход боевых действий, спрашивали неужели действительно так много убитых и раненых или же это просто вражеская пропаганда (термин «ипсо» тогда ещё не был в ходу). И да, тогда от многих я слышал этот вопрос и читал его же в соцсетях: «а когда потери перевалят за 20 тысяч, за 25 тысяч, что тогда?». Да что говорить, я и сам тогда здесь в ЖЖ мрачно предсказывал, что общественные настроения сильно изменятся, когда в Россию поедут цинковые гробы.
И вот два года прошло. Гробы текут стабильным, ровным потоком. Число убитых только по открытым источникам, собираемым ББС и Медиазоной, перевалило за 50 тысяч, а сколько их реально - можно только гадать. Про общественные настроения судить трудно, и война, и тем более потери перешли в категорию «то, о чём не принято говорить вслух», хотя темы, связанные с войной, всё равно иногда всплывают: то кто-нибудь скажет, что у них на фирме ищут новых рабочих, потому что несколько человек ушли добровольцами на СВО, то кто-нибудь упомянет, что давеча ездил на похороны погибшего товарища. А так, людям не то чтобы не до войны, скорее, у них есть и помимо неё масса других проблем, которые над решать и которые вытесняют то, что не находится в пределах видимости. Мне кажется, что даже если бы Минобороны сейчас взяло да опубликовало реальные данные потерь, это не произвело бы особого впечатления, максимум, был бы предмет для разговоров на пару дней.
Опять же, и возможностей для публичных дискуссий попросту нет. Телевизор, радио, газеты плотно цензурируются. Ю-тубчики и фейсбучики - это ограниченная аудитория со склонностью формировать информационные пузыри, а те площадки, которые находятся на территории России да или просто как-то с ней завязаны или могут быть завязаны, самоцензурируются всеми возможными способами. Разговоры, как в советские времена говорили, «на кухне и в курилке» - опасны, потому что никогда не можешь быть до конца уверен в собеседнике, да и вообще это всё политика, а политика у нас теперь - нечто непристойное. Даже о сексе и то поговорить приличнее, разумеется, только о нормативно допустимом, потому что иной какой секс - тоже политика. А в остальном… живи пока живётся, «будь сам собой доволен, тролль».
Впрочем, мой опыт повседневного наблюдения относится только к Москве, которая от войны страдает в наименьшей степени, а что думают и о чём говорят в прифронтовых областях или в тех городах и посёлках, откуда на войну отправились четверть, а то и треть мужчин, я не имею ни малейшего представления. Да и насчёт Москвы на самом деле я не особо-то уверен, город большой, люди разные, мой круг общения узок, так что кто его знает, какие идеи, какие страхи и какие ожидания бродят в иных московских сообществах.
***
Но в то же время стоит признать: отечественное руководство смогло достаточно толково организовать процесс пополнения войск таким образом, чтобы это не приводило к массовому возмущению. Идея брать на фронт зеков оказалась вполне работающей. Хоть это и привело к снижению армейской дисциплины, но она и так была далеко не на высоте, да и вопрос дисциплины начальство не особо-то волнует. Люди идут в бой - этого достаточно, а уж как их туда удаётся отправить - неважно, главное, что зеков никому не жалко, разве что их родственникам… да и то не далеко не всегда. Напротив, широкие народные массы скорее сильно напрягает то, что кто-то из зеков возвращается с помилованием в кармане, но сейчас, насколько можно понять, эту лавочку прикрыли, теперь зеки служат так же, как мобилизованные и контрактники - до самыя смерти или тяжёлого ранения.
С добровольцами тоже ситуация налажена: они получают за службу бешеные деньги, из родственники получают в случае смерти ещё более бешеные деньги, власть буквально покупает их с потрохами и это работает. Люди идут на службу, не очень, правда, понятно в каких количествах. Военные объявляют, что там прям тьмы и тьмы, в реальности, наверное, это некоторое преувеличение, но сколько-то идут, постоянно. И возмутиться их гибели невозможно. Они знали на что шли? Знали. Деньги получили? Получили. Родственникам выкуп за голову выплатили? Выплатили. Какие тут могут быть претензии.
Единственные, с кем связаны некое чувство несправедливости, это мобилизованные. Их-то погнали на фронт, многих принудительно, и они, похоже, искренне считали, что через год их отпустят по домам. И кажется, именно поэтому их жёнам по умолчанию дают возможность публично возмущаться и устраивать акции протеста. Хотя вот тоже - поначалу это казалось таким серьёзным вызовом для властей, а потом оказалось, что женщин этих самих по себе очень мало (а в масштабах страны и вовсе не видно), и какой-то серьезной поддержки они не нашли. Сочувствие - да, но не более того.
Так что да, сочетание насилия и подкупа, булата и злата, как оказалось, даёт возможность продолжать вести войну без особых возражений со стороны населения. Там, где есть возможность - покупают, там, где деньги не срабатывают, берут нахрапом и угрозами, а порой, если не чувствуют достаточно ресурса, просто пережидают пока рассосётся или пока ситуация изменится. И ведь рассасывается, вот ведь какие дела. Срабатывают эти приёмы, по крайней мере, на тактическом уровне, со стратегией дела обстоят хуже. Вообще у нас как-то всё туманно в хоть сколь-нибудь далёкой перспективе, не очень понятно, куда движемся-то и зачем. С другой стороны, за эти два года столько было предложено и насчёт целей, и насчёт смыслов, целый букет, выбирай любую одну или комбинацию из нескольких, на свой вкус. И люди выбирают. А потом им предлагают новые цели и смыслы, и из них тоже выбирают. Тоже работает такой подход.
Вопрос, конечно, сколько ещё продлится такое равновесие, неписанный и несформулированный договор между властью и населением. Впрочем, добавлю к предыдущим наблюдениям: тема возможной мобилизации людей волнует и смущает, это неудобная тема, о ней не хотят говорить более, чем о прочем. И, похоже, начальство что-то такое чувствует и пока полноценной волны мобилизации не запускает. А если запустит - кто его знает, что будет. Да и в целом, по всей нынешней ситуации - кто его знает. Я за эти годы у себя в голове проигрывал разные сценарии, строил прогнозы и ни разу ничего не сбылось, а сбылось что-то совсем другое, так что мои прогностические способности, и так не особо надёжные, перестали работать окончательно.
Как мне кажется, у многих людей сейчас тоже есть это ощущение невозможности прогнозировать, строить планы, и это становится ещё одной причиной нежелания обсуждать ситуацию вслух и даже внутренне, про себя о ней не думать. Остаётся только плыть по течению и ждать, когда что-нибудь изменится… Но тут, опять же, сложно говорить, что у кого и как, в условиях отсутствия свободы слова, разобщённости, проблем с коммуникацией. В нормальном-то состоянии общества поди пойми, что у людей в душах творится, а уж сейчас-то… Да, впрочем, сначала поди пойми, что у тебя самого в душе творится, тоже ведь ничего не понятно. Сплошная неопределённость и внутри, и снаружи.