Память о Горбачёве
Сейчас, тридцать с лишним лет спустя, применительно к Горбачёву мне в первую очередь вспоминается его внешнеполитическая деятельность. Его мечта о «разрядке», снятии напряжённости, выработке компромисса между участниками Холодной войны, и в развитие этой мечты - надежда на реформирование ООН и других международных органов, чтобы они действовали не на основе жёсткой конкуренции систем, а на основе «добрососедства и взаимопонимания». Идея вроде бы и неожиданная, и вызывавшая закономерные подозрения, но в то же время лежавшая и в русле давней европейской мечты о всеобщем мире, ещё со времён Просвещения, с известного эссе Канта, и, кроме того, воскрешавшая атмосферу эпохи 60-х, с мечтами о едином человечестве, дружбе народов и совместной работе по решению глобальных мировых проблем.
Понятно, что внешнеполитические замыслы Горбачёва во многом определялись объективной реальностью, в которой СССР и страны Варшавского договора уже не выдерживали масштабное противостояние, и уже слишком многие, особенно в элитах, не видели в нём смысла или, точнее говоря, искали смыслы в чём-то другом. Но и субъективно на эту концепцию влияло личное мировоззрение Горбачёва, который был по политическим убеждениям классическим, образцовым социал-демократом, проникшимся в молодости духом 60-х, хорошо представлявший себе, что такое большая война и какие последствия она влечёт. Да ещё и воспитанный той советской системой, которая после жёсткого радикализма сталинских лет в 70-80-е сильно смягчилась и всё больше призывала к миру во всём мире (хотя лозунги сильно расходились с практикой, но всё же). И в целом для понимания феномена Горбачёва надо помнить, что он был плоть от плоти поздней советской системы, воплощением её достоинств и пороков.
Только вот пока Горбачёв пытался решить проблему снятия противостояния на внешнем фронте, внутри и Варшавского договора, и собственно СССР продолжалось медленное и печальное осыпание - и в экономике, и в идеологии, и в общественных отношениях. И попытки нового генсека как-то остановить этот процесс, взбодрить систему, обновить и придать ей «ускорение», не особо-то удавались. Тут ещё стоит заметить, что да, роль личности в истории уменьшать не стоит, но Горбачёв ведь не в одиночку пытался расчищать эти авгиевы конюшни (хотя он любил покрасоваться, изображая себя одиноким бойцом с системой, таким античным или даже библейским героем, получившим божественное призвание на изменение всего и вся… много, увы, было в покойном пустого тщеславия, слишком много), он опирался на Политбюро, которое, в свою очередь, опиралось на Центральный Комитет, который опирался на весь партийный аппарат, а также Совет Министров, КГБ и армию, да вообще и на весь советский народ, и вся эта махина находилась в точно таком же замешательстве относительно того, что происходит и как из этого болота выбираться, как и Генеральный секретарь.
А разнообразных идей тогда в обществе витало множество, и особенно заметно это стало после снятия цензуры, когда всё то, что раньше обсуждалось на кухнях, вылилось в СМИ. Вдобавок ещё и начали издавать книги: извлечённые из спецхрана работы 20-х годов (одно время, помню, люто фанатели по Бухарину, типа вот от него мы всю правду и узнаем, какой должен быть ленинский социализм), тамиздат (от Нобелевского лауреата по экономике Василия Леонтьева тоже ожидали каких-то невиданных откровений), самиздат, переводы, чего только не было. В целом, если попробовать обрисовать примерно более-менее общий консенсус общественного запроса, то звучал он примерно так: повысить эффективность экономики, сохранив при этом административно-командную систему управления, а если этого не получится, то хотя бы сохранить все социальные блага. А во внешней политике да, разрядка, компромисс, но при этом переформатирование Варшавского блока с сохранением единого экономического пространства. Вот только чёткого и внятного плана того, как достичь всего этого благолепия, не общих слов, а по пунктам: вот у нас состояние А, делаем то и то, переходим в состояние Б, затем вот это и вот это… сильно не хватало.
Последние три года своего правления Горбачёв провёл в состоянии какого-то бесконечного политического родео. Рушилось всё и сразу. По экономике снаружи ударило резкое снижение нефтяных цен, изнутри - провальная денежно-кредитная политика. В республиках нарастали национальные движения; вопрос о переформатировании Варшавского блока ушёл с повестки дня вместе с самим блоком, а его сменил вопрос о переформатировании уже самого СССР, чтобы сохранить хоть что-нибудь. Горбачёв тогда метался из стороны в сторону, выбирал между плохим, очень плохим и непредсказуемым, кооперировался то с одной фракцией в Политбюро, то с другой (раскол в Политбюро явным и наглядным отображал раскол во всей партийной системе и шире - во всём обществе), и с каждым таким переходом терял поддержку то одних, то других (что, опять же, вело и потере со стороны общества), то пытался подстегнуть политические реформы, то их притормозить…
Но что стоит отметить, так это невероятное политическое мастерство, энергию и волю Горбачёва, ухитрявшегося постоянно балансировать на краю и не падать, особенно это впечатляет по сравнению с тем, что сместившие его в августе 91 товарищи с их попыткой перехода к более простым, насильственным методам управления слились буквально в три дня. А заодно похоронили не только идею сохранения СССР (к тому времени уже было понятно, что в прежнем виде он уже не жилец), но и попытку создания нового союза. Горбачёв, что удивительно, ещё несколько месяцев пытался сохранить остатки власти, пока его уже просто не поставили перед фактом увольнения в связи с исчезновением должности. И он ещё потом гордо говорил, что сам, добровольно оставил свой пост… впрочем, умение формировать свою картину реальности и упорно её отстаивать - тоже часть политического таланта.
После распада СССР Горбачёв оказался в каком-то странном состоянии, своего рода политическом посмертии. При том, что он всё ещё воспринимался политиком мирового масштаба, положившим конец Холодной войне и угрозе ядерной катастрофы, его идеи о новом мироустройстве и совместном принятии решений как-то не то чтобы исчезли из повестки дня, скорее с ними произошло то, что обычно и случается с такими чрезмерно идеалистическими конструкциями. На словах их разделяют все мировые лидеры и международные организации, их цитируют, сам автор пользуется почётом и уважением, получает положенные звания и награды, вплоть до Нобелевской премии мира, только вот когда доходит до принятия решений, тут выясняется, что принципы-то принципами, все мы конечно за мир, дружбу и компромисс, но есть же национальные интересы, коммерческая выгода и прочий риал политик, но вы не волнуйтесь, товарищ, мы все ваши идеи обязательно воплотим в жизнь… когда-нибудь потом, не сейчас.
На пространстве же бывшего СССР, где образовалось 15 независимых государств, каждое несчастливое по-своему, Горбачёва воспринимали по-разному, но по большей части обвиняли и во всех проблемах позднего СССР, и в распаде, и ещё более во всех последовавших за этим неприятностях. И тут, на самом деле, сложно возразить, кто взялся за руль, тот потом и виноват, что корабль потонул, и никакие объяснения, что там и трюм был как решето весь в дырах, и паруса сгнили, и команда бунтовала, и компас куда-то делся, и так далее, и тому подобное, не прокатит.
Об идеалах социал-демократии после ухода Горбачёва забыли сразу, хотя в России эту тему пытался какое-то время поддерживать Гавриил Попов, но выглядело это совсем уж унылым фарсом. Хотя какое-то наследие Горбачёва в российской политической среде оставалось, и в разнообразии интеллектуального пространства, связанном с отказом от цензуры, даже в наличии некоторых худо-бедно демократических процедур (хотя они носили скорее имитационный характер, но эта имитация всё же местами напоминала оригинал). Но и тут надолго не хватило, с годами наша сложная и разнообразная среда обитания всё больше превращалась в ночное болото со звероящерами, имитационная демократия переросла в чисто конкретную диктатуру, а затем и в то, скажем так аккуратно, печальное положение, в коем мы ныне пребываем.
И тут с одной стороны, да, получается, что Горбачёву довелось дожить до полного крушения всех его представлений о возможной и желаемой судьбе постсоветского пространства и возвращения к тому, от чего он всеми силами пытался спасти СССР (в России нельзя жить долго, обязательно доживёшь до краха, и, если не повезет, даже не один раз). С другой стороны, наша нынешняя ситуация - это ведь ещё и иллюстрация того, что могло бы произойти в случае другого развития событий, с немаловажным учётом того, что масштабы катастрофы могли быть совсем другими, всё же СССР даже на закате своего могущества был во многих отношениях куда сильнее, чем современная Россия, особенно в военной части, и соответственно мог бы нанести куда больше урона и окружающим, и самому себе. Наглядное и жестокое доказательство правоты Горбачёва с его стремлением к компромиссам и стремлению избегать крайностей и насилия (которое, правда, он и сам не всегда соблюдал, что также омрачает память о нём).
Что же касается горбачёвского наследия в будущем - время разбрасывать камни рано или поздно закончится, а когда начнётся время собирать камни, к нам вернутся те же самые идеи, которые двигали Перестройку, хотя, наверное, и в другом виде. И опять кому-то придётся, может, даже против своего желания, признать, что да, Россия уже не выдерживает противостояние с Западом (а минувшие полгода вполне ясно доказали бесперспективность этого конфликта, впрочем, финал тут и так был немного предсказуем, но нам же всегда надо проверить на практике, чтобы убедиться), что система власти неэффективна, экономика не способна развиваться, идеологическая машина заржавела и буксует. И этого кого-то тоже будут потом очень многие проклинать и ненавидеть, как Горбачёва, и очень немногие благодарить за честность и призыв к переменам.
PS Что меня удивляет в реакциях на смерть Горбачёва, это рассуждения о том, что, дескать, если бы генсеком был кто-то другой, или если бы он не начал Перестройку, то СССР по сей день существовал бы в том же виде. Понятно, что в части исторических альтернатив возможны любые фантазии, но что уж точно можно сказать - в прежнем своём виде СССР остаться никак не мог. Стоит напомнить, что реформы начал вовсе не Горбачёв, а Андропов, и действия Горбачёва во многом были реакцией именно на последствия тех реформ, тоже, кстати, довольно неоднозначные.
И если уж говорить об альтернативах, лично я считаю, что одной из больших проблем той эпохи оказалось именно то, что Горбачёв был такой мощной и харизматичной фигурой и что он смог так долго удерживать целостность СССР (и свою должность, а скорее именно это было его мотивацией), до того момента, пока противоречия не стали непримиримыми, после чего система повалилась целиком и полностью. Возможно, если бы на месте генсека сидел человек более слабый, главы республик могли бы договориться и с ним, и друг с другом, и заключить союзный договор с перераспределением полномочий где-нибудь году в 89-м или даже 88-м, сохранив единое экономическое и политическое пространство (пусть и в усечённом виде - без стран Балтии), хотя и неизвестно, сколько бы такой союз просуществовал. Но тут, опять же, можно только гадать.
Понятно, что внешнеполитические замыслы Горбачёва во многом определялись объективной реальностью, в которой СССР и страны Варшавского договора уже не выдерживали масштабное противостояние, и уже слишком многие, особенно в элитах, не видели в нём смысла или, точнее говоря, искали смыслы в чём-то другом. Но и субъективно на эту концепцию влияло личное мировоззрение Горбачёва, который был по политическим убеждениям классическим, образцовым социал-демократом, проникшимся в молодости духом 60-х, хорошо представлявший себе, что такое большая война и какие последствия она влечёт. Да ещё и воспитанный той советской системой, которая после жёсткого радикализма сталинских лет в 70-80-е сильно смягчилась и всё больше призывала к миру во всём мире (хотя лозунги сильно расходились с практикой, но всё же). И в целом для понимания феномена Горбачёва надо помнить, что он был плоть от плоти поздней советской системы, воплощением её достоинств и пороков.
Только вот пока Горбачёв пытался решить проблему снятия противостояния на внешнем фронте, внутри и Варшавского договора, и собственно СССР продолжалось медленное и печальное осыпание - и в экономике, и в идеологии, и в общественных отношениях. И попытки нового генсека как-то остановить этот процесс, взбодрить систему, обновить и придать ей «ускорение», не особо-то удавались. Тут ещё стоит заметить, что да, роль личности в истории уменьшать не стоит, но Горбачёв ведь не в одиночку пытался расчищать эти авгиевы конюшни (хотя он любил покрасоваться, изображая себя одиноким бойцом с системой, таким античным или даже библейским героем, получившим божественное призвание на изменение всего и вся… много, увы, было в покойном пустого тщеславия, слишком много), он опирался на Политбюро, которое, в свою очередь, опиралось на Центральный Комитет, который опирался на весь партийный аппарат, а также Совет Министров, КГБ и армию, да вообще и на весь советский народ, и вся эта махина находилась в точно таком же замешательстве относительно того, что происходит и как из этого болота выбираться, как и Генеральный секретарь.
А разнообразных идей тогда в обществе витало множество, и особенно заметно это стало после снятия цензуры, когда всё то, что раньше обсуждалось на кухнях, вылилось в СМИ. Вдобавок ещё и начали издавать книги: извлечённые из спецхрана работы 20-х годов (одно время, помню, люто фанатели по Бухарину, типа вот от него мы всю правду и узнаем, какой должен быть ленинский социализм), тамиздат (от Нобелевского лауреата по экономике Василия Леонтьева тоже ожидали каких-то невиданных откровений), самиздат, переводы, чего только не было. В целом, если попробовать обрисовать примерно более-менее общий консенсус общественного запроса, то звучал он примерно так: повысить эффективность экономики, сохранив при этом административно-командную систему управления, а если этого не получится, то хотя бы сохранить все социальные блага. А во внешней политике да, разрядка, компромисс, но при этом переформатирование Варшавского блока с сохранением единого экономического пространства. Вот только чёткого и внятного плана того, как достичь всего этого благолепия, не общих слов, а по пунктам: вот у нас состояние А, делаем то и то, переходим в состояние Б, затем вот это и вот это… сильно не хватало.
Последние три года своего правления Горбачёв провёл в состоянии какого-то бесконечного политического родео. Рушилось всё и сразу. По экономике снаружи ударило резкое снижение нефтяных цен, изнутри - провальная денежно-кредитная политика. В республиках нарастали национальные движения; вопрос о переформатировании Варшавского блока ушёл с повестки дня вместе с самим блоком, а его сменил вопрос о переформатировании уже самого СССР, чтобы сохранить хоть что-нибудь. Горбачёв тогда метался из стороны в сторону, выбирал между плохим, очень плохим и непредсказуемым, кооперировался то с одной фракцией в Политбюро, то с другой (раскол в Политбюро явным и наглядным отображал раскол во всей партийной системе и шире - во всём обществе), и с каждым таким переходом терял поддержку то одних, то других (что, опять же, вело и потере со стороны общества), то пытался подстегнуть политические реформы, то их притормозить…
Но что стоит отметить, так это невероятное политическое мастерство, энергию и волю Горбачёва, ухитрявшегося постоянно балансировать на краю и не падать, особенно это впечатляет по сравнению с тем, что сместившие его в августе 91 товарищи с их попыткой перехода к более простым, насильственным методам управления слились буквально в три дня. А заодно похоронили не только идею сохранения СССР (к тому времени уже было понятно, что в прежнем виде он уже не жилец), но и попытку создания нового союза. Горбачёв, что удивительно, ещё несколько месяцев пытался сохранить остатки власти, пока его уже просто не поставили перед фактом увольнения в связи с исчезновением должности. И он ещё потом гордо говорил, что сам, добровольно оставил свой пост… впрочем, умение формировать свою картину реальности и упорно её отстаивать - тоже часть политического таланта.
После распада СССР Горбачёв оказался в каком-то странном состоянии, своего рода политическом посмертии. При том, что он всё ещё воспринимался политиком мирового масштаба, положившим конец Холодной войне и угрозе ядерной катастрофы, его идеи о новом мироустройстве и совместном принятии решений как-то не то чтобы исчезли из повестки дня, скорее с ними произошло то, что обычно и случается с такими чрезмерно идеалистическими конструкциями. На словах их разделяют все мировые лидеры и международные организации, их цитируют, сам автор пользуется почётом и уважением, получает положенные звания и награды, вплоть до Нобелевской премии мира, только вот когда доходит до принятия решений, тут выясняется, что принципы-то принципами, все мы конечно за мир, дружбу и компромисс, но есть же национальные интересы, коммерческая выгода и прочий риал политик, но вы не волнуйтесь, товарищ, мы все ваши идеи обязательно воплотим в жизнь… когда-нибудь потом, не сейчас.
На пространстве же бывшего СССР, где образовалось 15 независимых государств, каждое несчастливое по-своему, Горбачёва воспринимали по-разному, но по большей части обвиняли и во всех проблемах позднего СССР, и в распаде, и ещё более во всех последовавших за этим неприятностях. И тут, на самом деле, сложно возразить, кто взялся за руль, тот потом и виноват, что корабль потонул, и никакие объяснения, что там и трюм был как решето весь в дырах, и паруса сгнили, и команда бунтовала, и компас куда-то делся, и так далее, и тому подобное, не прокатит.
Об идеалах социал-демократии после ухода Горбачёва забыли сразу, хотя в России эту тему пытался какое-то время поддерживать Гавриил Попов, но выглядело это совсем уж унылым фарсом. Хотя какое-то наследие Горбачёва в российской политической среде оставалось, и в разнообразии интеллектуального пространства, связанном с отказом от цензуры, даже в наличии некоторых худо-бедно демократических процедур (хотя они носили скорее имитационный характер, но эта имитация всё же местами напоминала оригинал). Но и тут надолго не хватило, с годами наша сложная и разнообразная среда обитания всё больше превращалась в ночное болото со звероящерами, имитационная демократия переросла в чисто конкретную диктатуру, а затем и в то, скажем так аккуратно, печальное положение, в коем мы ныне пребываем.
И тут с одной стороны, да, получается, что Горбачёву довелось дожить до полного крушения всех его представлений о возможной и желаемой судьбе постсоветского пространства и возвращения к тому, от чего он всеми силами пытался спасти СССР (в России нельзя жить долго, обязательно доживёшь до краха, и, если не повезет, даже не один раз). С другой стороны, наша нынешняя ситуация - это ведь ещё и иллюстрация того, что могло бы произойти в случае другого развития событий, с немаловажным учётом того, что масштабы катастрофы могли быть совсем другими, всё же СССР даже на закате своего могущества был во многих отношениях куда сильнее, чем современная Россия, особенно в военной части, и соответственно мог бы нанести куда больше урона и окружающим, и самому себе. Наглядное и жестокое доказательство правоты Горбачёва с его стремлением к компромиссам и стремлению избегать крайностей и насилия (которое, правда, он и сам не всегда соблюдал, что также омрачает память о нём).
Что же касается горбачёвского наследия в будущем - время разбрасывать камни рано или поздно закончится, а когда начнётся время собирать камни, к нам вернутся те же самые идеи, которые двигали Перестройку, хотя, наверное, и в другом виде. И опять кому-то придётся, может, даже против своего желания, признать, что да, Россия уже не выдерживает противостояние с Западом (а минувшие полгода вполне ясно доказали бесперспективность этого конфликта, впрочем, финал тут и так был немного предсказуем, но нам же всегда надо проверить на практике, чтобы убедиться), что система власти неэффективна, экономика не способна развиваться, идеологическая машина заржавела и буксует. И этого кого-то тоже будут потом очень многие проклинать и ненавидеть, как Горбачёва, и очень немногие благодарить за честность и призыв к переменам.
PS Что меня удивляет в реакциях на смерть Горбачёва, это рассуждения о том, что, дескать, если бы генсеком был кто-то другой, или если бы он не начал Перестройку, то СССР по сей день существовал бы в том же виде. Понятно, что в части исторических альтернатив возможны любые фантазии, но что уж точно можно сказать - в прежнем своём виде СССР остаться никак не мог. Стоит напомнить, что реформы начал вовсе не Горбачёв, а Андропов, и действия Горбачёва во многом были реакцией именно на последствия тех реформ, тоже, кстати, довольно неоднозначные.
И если уж говорить об альтернативах, лично я считаю, что одной из больших проблем той эпохи оказалось именно то, что Горбачёв был такой мощной и харизматичной фигурой и что он смог так долго удерживать целостность СССР (и свою должность, а скорее именно это было его мотивацией), до того момента, пока противоречия не стали непримиримыми, после чего система повалилась целиком и полностью. Возможно, если бы на месте генсека сидел человек более слабый, главы республик могли бы договориться и с ним, и друг с другом, и заключить союзный договор с перераспределением полномочий где-нибудь году в 89-м или даже 88-м, сохранив единое экономическое и политическое пространство (пусть и в усечённом виде - без стран Балтии), хотя и неизвестно, сколько бы такой союз просуществовал. Но тут, опять же, можно только гадать.