Сгущённое молоко поэзии
Бросить всё. Сесть в поезд. Ехать долго. Выйти на полустанке. Взять в руку смартфон. Идти по сельской разбитой дороге до тех пор, пока не встретишь человека, который спросит: «Что это у тебя в руке?». Остаться. Построить дом. Закопать смартфон в саду. Косить сено. После покоса жарить картошку в золе. Достать картошку и перебрасывать её из руки в руку, пока не остынет. Пить квас. Париться в бане. Зимой выпрыгивать из бани в прорубь.
На сельских праздниках рассказывать бесконечную историю о солдате, что возвращается домой с войны и никак не может вернуться. То ведьма попросит его слазить в колодец за огнивом. То поймает одноглазый великан-людоед. То окажется на его попечении гарем восточных красавиц.
Дома солдата ждёт жена. Хранит верность, хотя ухаживают за ней все мужики деревни. Старший среди них статный, кудрявый да румяный кулак Гаврила. Жена отказывается выйти замуж до тех пор, пока не закончит вышивать полотно: «Призрак коммунизма открывает председателю сельсовета тайну своей гибели». Только не суждено ей закончить работу, потому что в сельпо привозят ровно по одной катушке ниток раз в два месяца. И всё время одного и того же безнадёжно чёрного цвета.
Солдатский сын вырос без отца. Пасёт коров. Играет им на свирели песню группы «Чай-Ф» «С войны». Коровы слушают внимательно. Сочувственно мычат в финале. Особенно же любит эту мелодию бык. Его привезли когда-то аж из самой Ирландии. Потому и носит он непривычную для русского слуха кличку Маллиган.
Летом уходить в лес. Построить там шалашик. Собирать ягоды и грибы. Ловить рыбу. Варить уху. Выходить к людям раз в неделю, чтобы купить ящик тушёнки и ящик сгущёнки. На почве любви к сгущёнке сдружиться с местным медведем. Вечерами сидеть вместе с ним на поваленном бурей бревне. На холме, среди сосен, где никогда не светит солнце. Передавать друг другу банку с одурманивающим волшебно-сладким содержимым, сноровисто вскрытую острым медвежьим когтём.
О первого глотка в глазах начинает рябить. Из леса ползёт сизистый, пуховый туман. Туман медленно обволакивает лес, луг, холм и, кажется, даже заходящее солнце. Если крикнуть в белёсую муть звонко и отчаянно: «Лоша-а-а-адка!!», то клубы тумана сгустятся, и в них медленно проступит бледный лошадиный силуэт. А на лошади невидимым восседает всадник, имя которому Смерть.
После второго глотка открываются все девять миров, нанизанных на великое дерево. От нижнего, где на самом-самом дне в дьявольских пастях вечно мучаются Иуда, Брут и Кассий. До верхнего, где сияет непереносимая, сжигающая дотла, любовь. Та самая, что движет солнца и светила.
Третий глоток погружает в историю мира. С того дня, когда дух носился над бездною. До того, как распахнутся двери бездны, и выплывет из них корабль, построенный из ногтей мертвецов. А на нём - зверь с семью головами и десятью рогами, с ним саранча в броне, с ядовитыми жалами и человеческими лицами.
Страшно даже и представить, что происходит после четвёртого глотка. Только медведь никогда не даёт дойти до конца. Одним мощным глотком он приканчивает банку. А потом ревёт так тоскливо и мощно, что с сосен валятся шишки. Что видит он при этом, узнать нет никакой возможности.
Встать с бревна. Идти к шалашику. Чувствовать, как ночь медленно затапливает лес от корней травы к верхушкам елей. Поднять голову вверх и увидеть, как на расшитом кружевами листьев небе блестят тусклые точки. И ощутить на языке сладкое послевкусие священного напитка - сгущённого молока поэзии.
На сельских праздниках рассказывать бесконечную историю о солдате, что возвращается домой с войны и никак не может вернуться. То ведьма попросит его слазить в колодец за огнивом. То поймает одноглазый великан-людоед. То окажется на его попечении гарем восточных красавиц.
Дома солдата ждёт жена. Хранит верность, хотя ухаживают за ней все мужики деревни. Старший среди них статный, кудрявый да румяный кулак Гаврила. Жена отказывается выйти замуж до тех пор, пока не закончит вышивать полотно: «Призрак коммунизма открывает председателю сельсовета тайну своей гибели». Только не суждено ей закончить работу, потому что в сельпо привозят ровно по одной катушке ниток раз в два месяца. И всё время одного и того же безнадёжно чёрного цвета.
Солдатский сын вырос без отца. Пасёт коров. Играет им на свирели песню группы «Чай-Ф» «С войны». Коровы слушают внимательно. Сочувственно мычат в финале. Особенно же любит эту мелодию бык. Его привезли когда-то аж из самой Ирландии. Потому и носит он непривычную для русского слуха кличку Маллиган.
Летом уходить в лес. Построить там шалашик. Собирать ягоды и грибы. Ловить рыбу. Варить уху. Выходить к людям раз в неделю, чтобы купить ящик тушёнки и ящик сгущёнки. На почве любви к сгущёнке сдружиться с местным медведем. Вечерами сидеть вместе с ним на поваленном бурей бревне. На холме, среди сосен, где никогда не светит солнце. Передавать друг другу банку с одурманивающим волшебно-сладким содержимым, сноровисто вскрытую острым медвежьим когтём.
О первого глотка в глазах начинает рябить. Из леса ползёт сизистый, пуховый туман. Туман медленно обволакивает лес, луг, холм и, кажется, даже заходящее солнце. Если крикнуть в белёсую муть звонко и отчаянно: «Лоша-а-а-адка!!», то клубы тумана сгустятся, и в них медленно проступит бледный лошадиный силуэт. А на лошади невидимым восседает всадник, имя которому Смерть.
После второго глотка открываются все девять миров, нанизанных на великое дерево. От нижнего, где на самом-самом дне в дьявольских пастях вечно мучаются Иуда, Брут и Кассий. До верхнего, где сияет непереносимая, сжигающая дотла, любовь. Та самая, что движет солнца и светила.
Третий глоток погружает в историю мира. С того дня, когда дух носился над бездною. До того, как распахнутся двери бездны, и выплывет из них корабль, построенный из ногтей мертвецов. А на нём - зверь с семью головами и десятью рогами, с ним саранча в броне, с ядовитыми жалами и человеческими лицами.
Страшно даже и представить, что происходит после четвёртого глотка. Только медведь никогда не даёт дойти до конца. Одним мощным глотком он приканчивает банку. А потом ревёт так тоскливо и мощно, что с сосен валятся шишки. Что видит он при этом, узнать нет никакой возможности.
Встать с бревна. Идти к шалашику. Чувствовать, как ночь медленно затапливает лес от корней травы к верхушкам елей. Поднять голову вверх и увидеть, как на расшитом кружевами листьев небе блестят тусклые точки. И ощутить на языке сладкое послевкусие священного напитка - сгущённого молока поэзии.