Продолжение симфонических бдений (почти по Зощенко)
А надысь с подругою Нюрой пошлёндрали мы в самую что ни на есть Консерваторию, в Рахманиновский, не стесняюсь признаться, зал.
Ну, конечно были все из себя красивые, в чулках и платьях, в юбках из бостона и кепках из люстрина.
Анна, как более подготовленный слушатель, подбила меня на это посещение и даже заставила распечатать программки в двух экземплярах. Вот, дескать, современные композиторы приносят оммаж (то есть почётную дань) Гайдну, земля ему пухом.
В результате собственно Гайдна мы прослушали с великим воодушевлением, а дальше полконцерта я грозила Анне пальцем и делала страшные глаза ("Хватит орать и комментировать, соседи нас возненавидят!"), а полконцерта она наблюдала мои корчи и приговаривала: "Или ты сейчас же прекратишь, или я тебя отсюда выведу!"
Выглядело это так. Музыканты, специально обученные в Консерватории, лауреаты наверняка каких-нибудь премий извлекали некие звуки из инструментов, больше напоминающие возню младенца с погремушками в манеже. Нет, я понимаю, что во всяких свистах, ухах и стуках может таиться какой-то недоступный мне философский подтекст, но ЗАЧЕМ РАДИ ЭТОГО ВОЛОЧЬ НА СЦЕНУ МУЗЫКАНТОВ И ИНСТРУМЕНТЫ? Зачем ДУТЬ в виолончель? На этом фоне каждый скрип стула и чих воспринимался как часть пиесы, и мы с Анной напряжённо следили за руками дерижёра, чтоб понять, когда что началось и когда ж это закончится.
При всей моей любви к зауми и обериутам это как-то слишком.
А, там была ещё девушка-композитор, выпускница Консерватории, автор одной из исполнявшихся пиес, которая дарила букет маэстро. В её произведении дама, сидевшая за роялем, воздрюкала по закрытой крышке руками, крышка делала "ииииииууууууу", звенела перкуссия из ракушек, а барышня-флейтистка разломала флейту и дула в ея половинку.
А барышня-композитор довольно молодая. И вот я представила такую сцену: залитая солнцем академическая квартира, постсталинский паркет, ковры, массивные двери. Младая творец сидит в своей светлице и возит деревянными кубиками с азбукой по полу, паркет негодующе скрипит, а потом она что-то сосредоточенно литует на линованой бумаге. А бабушка и мама хотят на цыпочках в войлочных тапках, держат какао и бутербродики наготове, и терроризируют домашних предупредительным шопотом: "Тише! Тише! Асенька творит!"
И ещё я бы очень хотела взглянуть в партитуру, ага.