лично я вижу в этом перст судьбы (с)
Согласно данным исторической поэтики, исходной формой отношения субъектов в лирике была слабая расчлененность автора, героя и слушателя, порожденная нечеткой отчлененностью в фольклорно-мифологическом сознании и тексте «я» и «другого», автора и героя, легкостью пересечения субъектных границ, еще не успевших отвердеть.
В трамвае беседуют двое: человек с покрытой головой и английским акцентом интеллигентно и терпеливо объясняет что-то об отношении традиционного иудаизма ко Христу второму, очевидно местному и не обремененному излишним образованием. Тот постоянно перебивает такими вопросами: «Ты хабадник? Нет? Так ты что, этот, ортодокс чтоли?» И так далее. Будто бы одни хабадники что-то смыслят в Христе.
Человек, спортивным шагом поднимающийся в гору от места моей работы к месту остановки трамвая, вдруг останавливается, поправляет покосившийся рукотворный знак на столбе (из повсеместных «Пикник в честь бар-мицвы Моти →») и продолжает путь. На светофоре он оказывается раньше меня. Не понимаю, как так получилось.
По пути домой прохожу вначале мимо зубоврачебного кабинета, расположившегося на первом этаже с большими полукруглыми окнами, так что снаружи видно все, что врач делает с пациентом, затем мимо полуподвала, в котором стоит длинный пластиковый стол, за ним сидят двое молодых людей и ритмично по нему колотят. Напротив кто-то играет гаммы на флейте.
В поликлинике у женской консультации (NB я была там по другому делу) сидит молодая пара и обсуждает рекламный плакат, на котором врач со стетоскопом указует куда-то там. «Нет, он слишком похож на модель. Как ему доверять? Он не похож на врача, врач должен быть таким... взъерошенным.» А в аптеке тоже рекламный плакат. На нем изображено жизнерадостное животное в розовой одежде и с бантом на голове. Называется плакат «Вошь Нехама приходит в гости».
Тоже в поликлинике: огромный шумный мужчина жаждет знать, что за врач ожидает его в кабинете. «Доктор Фушкин, что это за фамилия? Он что, русский? Он говорит на русском? Я должен выяснить, жди здесь!» (уходит, возвращается, своему спутнику) «Нам повезло, какая удача! Доктор Фушкин знает русский!» Вот и знакомые дети справлялись у своей матери когда-то, в честь кого названа улица Фошкина. Таков вред от одинакового написания Ф и П.
Вижу из окна автобуса: двое юношей, судя по всему, переезжают. Между собой они несут полукруглый бамбуковый каркас от кресла-корзины, в который сложены пожитки. Эдакие современного толка африканские кочевники, все в Гортексе. Навстречу им на хорошем велосипеде едет эфиоп в желтом платье и такой же повязке на голове, в детском сиденьице за его спиной - набитая картонная коробка.
Сегодня мне печально, поэтому рабочий день проведен без пользы. В трамвае в сторону дома стану дочитывать детскую книгу и, вероятно, оплакивать свой оскудевший словарный запас в русском языке. А дома не останется ничего, кроме как изготовить омлет. Омлет, по-моему, это очень выразительная еда для человека, который в тоске и внутренней, а равно и внешней, ссылке.
Вот пленку одну отсняла, а А. по моей просьбе отсканировал. Так и живем, как там изображено. Полный альбом открывается при нажатии на фотографию ниже.
В трамвае беседуют двое: человек с покрытой головой и английским акцентом интеллигентно и терпеливо объясняет что-то об отношении традиционного иудаизма ко Христу второму, очевидно местному и не обремененному излишним образованием. Тот постоянно перебивает такими вопросами: «Ты хабадник? Нет? Так ты что, этот, ортодокс чтоли?» И так далее. Будто бы одни хабадники что-то смыслят в Христе.
Человек, спортивным шагом поднимающийся в гору от места моей работы к месту остановки трамвая, вдруг останавливается, поправляет покосившийся рукотворный знак на столбе (из повсеместных «Пикник в честь бар-мицвы Моти →») и продолжает путь. На светофоре он оказывается раньше меня. Не понимаю, как так получилось.
По пути домой прохожу вначале мимо зубоврачебного кабинета, расположившегося на первом этаже с большими полукруглыми окнами, так что снаружи видно все, что врач делает с пациентом, затем мимо полуподвала, в котором стоит длинный пластиковый стол, за ним сидят двое молодых людей и ритмично по нему колотят. Напротив кто-то играет гаммы на флейте.
В поликлинике у женской консультации (NB я была там по другому делу) сидит молодая пара и обсуждает рекламный плакат, на котором врач со стетоскопом указует куда-то там. «Нет, он слишком похож на модель. Как ему доверять? Он не похож на врача, врач должен быть таким... взъерошенным.» А в аптеке тоже рекламный плакат. На нем изображено жизнерадостное животное в розовой одежде и с бантом на голове. Называется плакат «Вошь Нехама приходит в гости».
Тоже в поликлинике: огромный шумный мужчина жаждет знать, что за врач ожидает его в кабинете. «Доктор Фушкин, что это за фамилия? Он что, русский? Он говорит на русском? Я должен выяснить, жди здесь!» (уходит, возвращается, своему спутнику) «Нам повезло, какая удача! Доктор Фушкин знает русский!» Вот и знакомые дети справлялись у своей матери когда-то, в честь кого названа улица Фошкина. Таков вред от одинакового написания Ф и П.
Вижу из окна автобуса: двое юношей, судя по всему, переезжают. Между собой они несут полукруглый бамбуковый каркас от кресла-корзины, в который сложены пожитки. Эдакие современного толка африканские кочевники, все в Гортексе. Навстречу им на хорошем велосипеде едет эфиоп в желтом платье и такой же повязке на голове, в детском сиденьице за его спиной - набитая картонная коробка.
Сегодня мне печально, поэтому рабочий день проведен без пользы. В трамвае в сторону дома стану дочитывать детскую книгу и, вероятно, оплакивать свой оскудевший словарный запас в русском языке. А дома не останется ничего, кроме как изготовить омлет. Омлет, по-моему, это очень выразительная еда для человека, который в тоске и внутренней, а равно и внешней, ссылке.
Вот пленку одну отсняла, а А. по моей просьбе отсканировал. Так и живем, как там изображено. Полный альбом открывается при нажатии на фотографию ниже.