Януш Вишневский
"Он звонил мне утром, днем, иногда даже ночью и говорил возбужденным, нетерпеливым голосом: «Слушай, мне нужно срочно рассказать тебе одну вещь».
И я знала, что одним этим предложением он ставит меня превыше всех. Даже своей жены. Потому что это я, а не кто-то другой должна была выслушать рассказы о его успехе, поражении, волнении, плане либо ошибке. Первая. Абсолютно первая. И это было для меня истинным доказательством любви. За шесть лет он ни разу не сказал, что любит меня, но зато я все выслушивала первой. Для меня уже до конца жизни никакое «я люблю тебя» не заменит этого «слушай, мне нужно срочно рассказать тебе одну вещь». Я поняла, как это важно для него, когда случайно за бокалом вина в баре оказалась свидетельницей его горячего спора с одним из коллег о том, в какой момент начинается измена. Я с изумлением слушала, как он говорил, что измена - это тогда, когда «хочется немедленно рассказать что-то важное вместо жены другой женщине», и «чтобы изменить, не надо вообще выходить из дому, потому что для этого достаточно иметь телефон или выход в интернет»."
Любовью я бы это не назвала - потому как она более многогранна, чем попытка поделить значимость между двумя близкими людьми. Здесь же именно и есть та самая ситуация, когда теряется близость с одним человеком и приобретается - с другим. Зачастую это мимолётно, но может стать и постоянным.
Для себя я такие моменты всегда воспринимала, как переход некой грани - когда дружеское общение прекращало быть таковым и возникало чувство, что ты вторгаешься на чужую територию. Ведь эти мысли и эмоции должны "принадлежать" близким людям - тем, кто рядом, в горе и в радости. Потеря такой близости незаметна и поначалу вроде некритична, но ближе к финалу - необратима. Следует вовремя вспомнить, что умение слушать и сопереживать не делает человека автоматически более значимым и близким.
Это всегда, как холодный душ с оттенком горечи - ну вот, теперь всё не будет так, как прежде, теперь надо держать дистанцию и не дать перерасти этой иллюзии во что-то большее. Ведь как бы не льстило самолюбию это спонтанное желание поделиться именно с тобой мыслями, планами и волнениями, но всё отравляет осознание того, что за подобным желанием стоит уже отнюдь не дружеский интерес и не дружеская привязанность...
Ещё очень впечатлила глава-реконструкция, где повествование ведётся от имени жены Геббельса - краткая хроника жизни как раз перед тем, как она отравила своих шестерых детей с помощью главного санитарного врача и сама покончила с жизнью вместе с мужем...
И безумно красивая, абсолютная в своей фатальности история про тяжелобольного музыканта и его последнюю любовь-страсть...
И бесконечно нежная, жертвенная и тоже абсолютная в своей фатальности любовь-забота между девушкой с синдромом Ундины и её бессменным медбратом, от которого, в буквальном смысле, зависит её жизнь...
Главное вывод после прочтения - очарование фатальности и изысканной горечи непростых отношений. И подсознательный вздох облегчения - как хорошо, что всё происходит только на страницах книги...)))
И я знала, что одним этим предложением он ставит меня превыше всех. Даже своей жены. Потому что это я, а не кто-то другой должна была выслушать рассказы о его успехе, поражении, волнении, плане либо ошибке. Первая. Абсолютно первая. И это было для меня истинным доказательством любви. За шесть лет он ни разу не сказал, что любит меня, но зато я все выслушивала первой. Для меня уже до конца жизни никакое «я люблю тебя» не заменит этого «слушай, мне нужно срочно рассказать тебе одну вещь». Я поняла, как это важно для него, когда случайно за бокалом вина в баре оказалась свидетельницей его горячего спора с одним из коллег о том, в какой момент начинается измена. Я с изумлением слушала, как он говорил, что измена - это тогда, когда «хочется немедленно рассказать что-то важное вместо жены другой женщине», и «чтобы изменить, не надо вообще выходить из дому, потому что для этого достаточно иметь телефон или выход в интернет»."
Любовью я бы это не назвала - потому как она более многогранна, чем попытка поделить значимость между двумя близкими людьми. Здесь же именно и есть та самая ситуация, когда теряется близость с одним человеком и приобретается - с другим. Зачастую это мимолётно, но может стать и постоянным.
Для себя я такие моменты всегда воспринимала, как переход некой грани - когда дружеское общение прекращало быть таковым и возникало чувство, что ты вторгаешься на чужую територию. Ведь эти мысли и эмоции должны "принадлежать" близким людям - тем, кто рядом, в горе и в радости. Потеря такой близости незаметна и поначалу вроде некритична, но ближе к финалу - необратима. Следует вовремя вспомнить, что умение слушать и сопереживать не делает человека автоматически более значимым и близким.
Это всегда, как холодный душ с оттенком горечи - ну вот, теперь всё не будет так, как прежде, теперь надо держать дистанцию и не дать перерасти этой иллюзии во что-то большее. Ведь как бы не льстило самолюбию это спонтанное желание поделиться именно с тобой мыслями, планами и волнениями, но всё отравляет осознание того, что за подобным желанием стоит уже отнюдь не дружеский интерес и не дружеская привязанность...
Ещё очень впечатлила глава-реконструкция, где повествование ведётся от имени жены Геббельса - краткая хроника жизни как раз перед тем, как она отравила своих шестерых детей с помощью главного санитарного врача и сама покончила с жизнью вместе с мужем...
И безумно красивая, абсолютная в своей фатальности история про тяжелобольного музыканта и его последнюю любовь-страсть...
И бесконечно нежная, жертвенная и тоже абсолютная в своей фатальности любовь-забота между девушкой с синдромом Ундины и её бессменным медбратом, от которого, в буквальном смысле, зависит её жизнь...
Главное вывод после прочтения - очарование фатальности и изысканной горечи непростых отношений. И подсознательный вздох облегчения - как хорошо, что всё происходит только на страницах книги...)))