Хурдымурдык
совместно с cwamperfect
Хурдымурдык не любил зиму. Правду сказать, весну, лето и осень он тоже не любил. И вообще не любил - никого и ничего. Потому что ему было некогда: он спал. С самого момента своего рождения. С того самого дня, когда он перестал быть кастрюлей и стал Хурдымурдыком.
Только мыши вёснами пытались потревожить его сон. И арендовать нутро Хурдымурдыка для недолгого совместного проживания. Но Хурды как бы ненароком всхрапывал, прикидываясь одним знакомым грузовиком, и поползновения увядали.
Так и лежал он под крыльцом - облупленный, помятый, полный бессмысленного мусора и увядших поползновений. Лежал, пока не пришла зима. Он ей, понятно, не обрадовался - дескать, тоже мне ещё, зима... Подумаешь! Некогда глупостями всякими... Спать надо.
Но вот поспать-то как раз ему и не дали.
Сначала где-то рядом основательно протопало. "Слонопотам?" - вяло подумал Мурдык, не поднимая век. Потом запыхтело разными пыхтелками с неразборчивыми вкраплениями вроде "ышо кати", "фо ты фтавиф" и " мркофк неси".
Затем произошло немыслимое - вытаскивание из-под крыльца, вытряхивание и выстукивание о ступеньку. Разбуженный так бесцеремонно, Хурдымурдык возмутился было, зашёлся сварливым лязгом, вылезшим вдруг из его прошлой, кастрюльной жизни, однако почти сразу умолк. Потому что его нахлобучили!
И не просто, а набекрень!
Хурдымурдык из вредности поёрзал, но, получив необидный подзатыльник, замер. И медленно-медленно поднял свои потрескавшиеся эмалированные веки.
Мама моя всекастрюльная! Он же на высоте! Можно сказать, на пьедестале!
Никогда, никогда раньше Хурдымурдык не замечал в себе тщеславия. А тут вдруг заметил, о да! Ему очень, очень лестно было оказаться нахлобученным на пьедестал! Это было настолько приятно, что Хурдымурдык вдруг ощутил себя с пьедесталом одним целым. Но это целое уже не было Хурдымурдыком. Оно было кем-то другим.
Осознав себя, другой принюхался морковкой к морозному воздуху, огляделся угольками глаз - что там вокруг? А вокруг была зима.
- Зима - подумал другой - это хорошо. Люблю!
Другой посмотрел, как на его белое пузо слетаются снежинки, поймал глазом первую звезду на сиреневом небе и понял, что если он сейчас не запоёт, то просто лопнет от распрыгавшихся в нем чувств... И запел...
Морозный бом, морозный бом,
Поставить ком еще на коммм...
"Бом-бом" - подпел внутренний Хурдымурдык…
Хурдымурдык не любил зиму. Правду сказать, весну, лето и осень он тоже не любил. И вообще не любил - никого и ничего. Потому что ему было некогда: он спал. С самого момента своего рождения. С того самого дня, когда он перестал быть кастрюлей и стал Хурдымурдыком.
Только мыши вёснами пытались потревожить его сон. И арендовать нутро Хурдымурдыка для недолгого совместного проживания. Но Хурды как бы ненароком всхрапывал, прикидываясь одним знакомым грузовиком, и поползновения увядали.
Так и лежал он под крыльцом - облупленный, помятый, полный бессмысленного мусора и увядших поползновений. Лежал, пока не пришла зима. Он ей, понятно, не обрадовался - дескать, тоже мне ещё, зима... Подумаешь! Некогда глупостями всякими... Спать надо.
Но вот поспать-то как раз ему и не дали.
Сначала где-то рядом основательно протопало. "Слонопотам?" - вяло подумал Мурдык, не поднимая век. Потом запыхтело разными пыхтелками с неразборчивыми вкраплениями вроде "ышо кати", "фо ты фтавиф" и " мркофк неси".
Затем произошло немыслимое - вытаскивание из-под крыльца, вытряхивание и выстукивание о ступеньку. Разбуженный так бесцеремонно, Хурдымурдык возмутился было, зашёлся сварливым лязгом, вылезшим вдруг из его прошлой, кастрюльной жизни, однако почти сразу умолк. Потому что его нахлобучили!
И не просто, а набекрень!
Хурдымурдык из вредности поёрзал, но, получив необидный подзатыльник, замер. И медленно-медленно поднял свои потрескавшиеся эмалированные веки.
Мама моя всекастрюльная! Он же на высоте! Можно сказать, на пьедестале!
Никогда, никогда раньше Хурдымурдык не замечал в себе тщеславия. А тут вдруг заметил, о да! Ему очень, очень лестно было оказаться нахлобученным на пьедестал! Это было настолько приятно, что Хурдымурдык вдруг ощутил себя с пьедесталом одним целым. Но это целое уже не было Хурдымурдыком. Оно было кем-то другим.
Осознав себя, другой принюхался морковкой к морозному воздуху, огляделся угольками глаз - что там вокруг? А вокруг была зима.
- Зима - подумал другой - это хорошо. Люблю!
Другой посмотрел, как на его белое пузо слетаются снежинки, поймал глазом первую звезду на сиреневом небе и понял, что если он сейчас не запоёт, то просто лопнет от распрыгавшихся в нем чувств... И запел...
Морозный бом, морозный бом,
Поставить ком еще на коммм...
"Бом-бом" - подпел внутренний Хурдымурдык…