«Дядя Ваня» в МДТ.
В апреле, наконец, добралась до театра. Дожила до 27 лет, и сколько была в театрах - всегда лишь тогда, когда кто-то приглашал и брал с собой. В детстве мама, поклонница классической музыки, перетаскала меня чуть ли не на весь репертуар Малого Оперного («Сильфида», «Жизель», «Царская невеста», «Бахчисарайский фонтан», «Лебединое озеро» и т.п.). В школе год был абонемент на ежемесячные спектакли в ТЮЗ. Не помню ни одного названия спектакля. Классе в 9-м или 10-м в школу приходил агитатор из театра умершего в марте этого года Малыщицкого. Благодаря чему я тогда побывала на их легендарном довлатовском «Заповеднике». В 97-м приезжал друг сестры из Канады, сводил в Мариинку на «Летучего голландца» Вагнера. Опера была на немецком. В те же годы сходила на «Евгения Онегина», кажется, в Консерваторию.
Осенью 2002-го на молодежной конференции журфака удалось забронировать десяток билетов в БДТ на «Стеклянный зверинец» с Фрейндлих, Еленой Поповой и покойным Андреем Толубеевым. Вскоре эта знаменитая постановка исчезла из репертуара БДТ. И последнее, куда меня пригласили в начале прошлого года - это в Мариинку на «Снегурочку». Вот не люблю я эти ультрасовременные решения. Голоса, конечно, красивые, но общее впечатление от постановки меня разочаровало. Вот, собственно, и весь список. Позорище. А всё почему? А потому что то руки не доходят, то денег нету… Вот такая я ленивая и пассивная.
И вот, свершилось чудо. Всесильный вконтакт помог почитать отзывы заядлых театралов. Долго выбирала и решилась сходить на «Дядю Ваню» Льва Додина, который, судя по отзывам, считается чуть ли не лучшей сейчас в Питере постановкой Чехова. Хорошая рецензия на спектакль здесь: http://www.mdt-dodin.ru/russian/press/dvan_12.htm Семак, конечно, играет потрясающе, впрочем как и остальные актеры: Щуко, Иванов, Курышев, Завьялов, Ксения Рапопорт, Елена Калинина, Вера Быкова. Я специально перед спектаклем перечитала текст пьесы. И было очень интересно наблюдать такие решения междустрочного пространства пьесы, которые бы вероятно не пришли мне в голову, если бы эти талантливые актеры не сыграли. Но вот всё-таки заметно, что спектакль поставлен человеком неверующим.
По произведениям Чехова у меня не создается впечатления, что он был сильно религиозен. Прошу прощения у знатоков Чехова, если ошибаюсь, это всего лишь мои личные наблюдения. Он вполне современен интеллигентской среде своего времени. Но даже при этом пьеса его пронизана верой в Бога, как чем-то само собой разумеющимся, на чём, быть может, не ставится акцент, но что неизменно присутствует в жизни обычного русского человека. Вера у Чехова - это что-то сросшееся с нашим сознанием. И чем проще человек, тем больше присутствия христианской логики в его суждениях. Но в спектакле эта «пропитка» как бы снимается. При всей великолепной игре актеров - для них присутствие Бога в жизни не является само собой разумеющимся.
Вот няня говорит Астрову: «Люди не помянут, зато Бог помянет». Астров же отвечает: «Вот спасибо. Хорошо ты сказала». Это чеховский текст. У него здесь нет восклицательного знака в конце слов Астрова. И когда я сама читала пьесу, для меня было естественным, что он по-человечески благодарен доброй няне за утешение. В спектакле эти же слова Астров (Семак) произносит восклицательно, с издёвкой, с ударением на слове «хорошо». Вроде как ничего более идиотского няня придумать не могла. И так много где по тексту.
Дальше. Обмен мнениями о супружеской верности. Дядя Ваня говорит, что «эта верность фальшива от начала до конца… Изменить старому мужу, которого терпеть не можешь, - это безнравственно; стараться же заглушить в себе молодость и живое чувство - это не безнравственно». Ему противопоставляется Телегин: «Позволь, Ваня. Жена моя бежала от меня на другой день после свадьбы с любимым человеком по причине моей непривлекательной наружности. Я до сих пор ее люблю и верен ей, помогаю чем могу и отдал свое имущество на воспитание деточек, которых она прижила с любимым человеком. Счастья я лишился, но у меня осталась гордость. А она? Молодость уже прошла, красота поблекла, любимый человек скончался... Что же у нее осталось?»
Очевидно, что Телегин у Чехова нарисован жалким, униженным человеком, что его правильные суждения соседствуют с самоуничижением и тем самым выглядят смешно. Но! Ведь Чехов-то как раз показывает, сколько при этом самоуничижении в человеке остается мудрости и истинного достоинства. А в спектакле достоинства и уважения к словам Телегина совсем не чувствуется. Однозначно прав дядя Ваня (Курышев). Однозначно смешон и жалок Телегин (Завьялов), дающий деньги на воспитание не своих детей. Астров на прощание крестит Елену Андреевну (вместо поцелуя в щеку у Чехова), но на фоне общего «безверия» - это выглядит уже как фарс. Кстати, наиболее светлым человеком в спектакле получается именно Елена Андреевна (Ксения Раппопорт).
Но больше всего меня удивила концовка. Вот финальный монолог Сони: «Мы, дядя Ваня, будем жить. Проживем длинный ряд дней; будем терпеливо сносить испытания, какие пошлет нам судьба; будем трудиться для других и теперь, и в старости, не зная покоя, а когда наступит наш час, мы покорно умрем, и там за гробом мы скажем, что мы страдали, что нам было горько, и Бог сжалится над нами, и мы с тобою, милый дядя, увидим жизнь светлую, прекрасную, мы обрадуемся и на теперешние несчастья оглянемся с умилением, с улыбкой - и отдохнем. Я верую, дядя, верую горячо, страстно... Мы услышим ангелов, мы увидим все небо в алмазах, мы увидим, как все зло земное, все наши страдания потонут в милосердии, которое наполнит собою весь мир, и наша жизнь станет тихою, нежною, сладкою, как ласка. Я верую, верую... Бедный, бедный дядя Ваня, ты плачешь... Ты не знал в своей жизни радостей, но погоди, дядя Ваня, погоди... Мы отдохнем... (Обнимает его.) Мы отдохнем!»
Это говорит Соня, которая ходит в церковь (что упоминается в тексте ранее). И такой монолог естественен для верующего человека, который не хочет унывать, который преодолевает горести через терпение, чистоту и горячую веру. Что же в спектакле? Там совсем другая Соня (Елена Калинина). Которая не верит в то, что говорит, но со злым врожденным упорством твердит все эти слова. Она не верует, она мучается и говорит всё это, потому что «так надо говорить». Громко, четко, с издевкой. И здесь я не соглашусь с рецензентом. Если бы Соня действительно говорила "просто и без пафоса", то слова про небо и ангелов вообще не прозвучали бы из ее уст. Но Чехов зачем-то эти слова пишет! Значит они должны прозвучать! А как их можно сказать? Либо с глубокой верой, либо с горькой иронией. И по спектаклю выход для них получается не в вере, а исключительно в «живучести» Сони, которая как та лягушка, взбившая лапками сметану, выбирается в жизнь и сделает всё, чтобы обеспечить физическую жизнеспособность для своих домашних. Это ли хотел сказать Чехов?
Осенью 2002-го на молодежной конференции журфака удалось забронировать десяток билетов в БДТ на «Стеклянный зверинец» с Фрейндлих, Еленой Поповой и покойным Андреем Толубеевым. Вскоре эта знаменитая постановка исчезла из репертуара БДТ. И последнее, куда меня пригласили в начале прошлого года - это в Мариинку на «Снегурочку». Вот не люблю я эти ультрасовременные решения. Голоса, конечно, красивые, но общее впечатление от постановки меня разочаровало. Вот, собственно, и весь список. Позорище. А всё почему? А потому что то руки не доходят, то денег нету… Вот такая я ленивая и пассивная.
И вот, свершилось чудо. Всесильный вконтакт помог почитать отзывы заядлых театралов. Долго выбирала и решилась сходить на «Дядю Ваню» Льва Додина, который, судя по отзывам, считается чуть ли не лучшей сейчас в Питере постановкой Чехова. Хорошая рецензия на спектакль здесь: http://www.mdt-dodin.ru/russian/press/dvan_12.htm Семак, конечно, играет потрясающе, впрочем как и остальные актеры: Щуко, Иванов, Курышев, Завьялов, Ксения Рапопорт, Елена Калинина, Вера Быкова. Я специально перед спектаклем перечитала текст пьесы. И было очень интересно наблюдать такие решения междустрочного пространства пьесы, которые бы вероятно не пришли мне в голову, если бы эти талантливые актеры не сыграли. Но вот всё-таки заметно, что спектакль поставлен человеком неверующим.
По произведениям Чехова у меня не создается впечатления, что он был сильно религиозен. Прошу прощения у знатоков Чехова, если ошибаюсь, это всего лишь мои личные наблюдения. Он вполне современен интеллигентской среде своего времени. Но даже при этом пьеса его пронизана верой в Бога, как чем-то само собой разумеющимся, на чём, быть может, не ставится акцент, но что неизменно присутствует в жизни обычного русского человека. Вера у Чехова - это что-то сросшееся с нашим сознанием. И чем проще человек, тем больше присутствия христианской логики в его суждениях. Но в спектакле эта «пропитка» как бы снимается. При всей великолепной игре актеров - для них присутствие Бога в жизни не является само собой разумеющимся.
Вот няня говорит Астрову: «Люди не помянут, зато Бог помянет». Астров же отвечает: «Вот спасибо. Хорошо ты сказала». Это чеховский текст. У него здесь нет восклицательного знака в конце слов Астрова. И когда я сама читала пьесу, для меня было естественным, что он по-человечески благодарен доброй няне за утешение. В спектакле эти же слова Астров (Семак) произносит восклицательно, с издёвкой, с ударением на слове «хорошо». Вроде как ничего более идиотского няня придумать не могла. И так много где по тексту.
Дальше. Обмен мнениями о супружеской верности. Дядя Ваня говорит, что «эта верность фальшива от начала до конца… Изменить старому мужу, которого терпеть не можешь, - это безнравственно; стараться же заглушить в себе молодость и живое чувство - это не безнравственно». Ему противопоставляется Телегин: «Позволь, Ваня. Жена моя бежала от меня на другой день после свадьбы с любимым человеком по причине моей непривлекательной наружности. Я до сих пор ее люблю и верен ей, помогаю чем могу и отдал свое имущество на воспитание деточек, которых она прижила с любимым человеком. Счастья я лишился, но у меня осталась гордость. А она? Молодость уже прошла, красота поблекла, любимый человек скончался... Что же у нее осталось?»
Очевидно, что Телегин у Чехова нарисован жалким, униженным человеком, что его правильные суждения соседствуют с самоуничижением и тем самым выглядят смешно. Но! Ведь Чехов-то как раз показывает, сколько при этом самоуничижении в человеке остается мудрости и истинного достоинства. А в спектакле достоинства и уважения к словам Телегина совсем не чувствуется. Однозначно прав дядя Ваня (Курышев). Однозначно смешон и жалок Телегин (Завьялов), дающий деньги на воспитание не своих детей. Астров на прощание крестит Елену Андреевну (вместо поцелуя в щеку у Чехова), но на фоне общего «безверия» - это выглядит уже как фарс. Кстати, наиболее светлым человеком в спектакле получается именно Елена Андреевна (Ксения Раппопорт).
Но больше всего меня удивила концовка. Вот финальный монолог Сони: «Мы, дядя Ваня, будем жить. Проживем длинный ряд дней; будем терпеливо сносить испытания, какие пошлет нам судьба; будем трудиться для других и теперь, и в старости, не зная покоя, а когда наступит наш час, мы покорно умрем, и там за гробом мы скажем, что мы страдали, что нам было горько, и Бог сжалится над нами, и мы с тобою, милый дядя, увидим жизнь светлую, прекрасную, мы обрадуемся и на теперешние несчастья оглянемся с умилением, с улыбкой - и отдохнем. Я верую, дядя, верую горячо, страстно... Мы услышим ангелов, мы увидим все небо в алмазах, мы увидим, как все зло земное, все наши страдания потонут в милосердии, которое наполнит собою весь мир, и наша жизнь станет тихою, нежною, сладкою, как ласка. Я верую, верую... Бедный, бедный дядя Ваня, ты плачешь... Ты не знал в своей жизни радостей, но погоди, дядя Ваня, погоди... Мы отдохнем... (Обнимает его.) Мы отдохнем!»
Это говорит Соня, которая ходит в церковь (что упоминается в тексте ранее). И такой монолог естественен для верующего человека, который не хочет унывать, который преодолевает горести через терпение, чистоту и горячую веру. Что же в спектакле? Там совсем другая Соня (Елена Калинина). Которая не верит в то, что говорит, но со злым врожденным упорством твердит все эти слова. Она не верует, она мучается и говорит всё это, потому что «так надо говорить». Громко, четко, с издевкой. И здесь я не соглашусь с рецензентом. Если бы Соня действительно говорила "просто и без пафоса", то слова про небо и ангелов вообще не прозвучали бы из ее уст. Но Чехов зачем-то эти слова пишет! Значит они должны прозвучать! А как их можно сказать? Либо с глубокой верой, либо с горькой иронией. И по спектаклю выход для них получается не в вере, а исключительно в «живучести» Сони, которая как та лягушка, взбившая лапками сметану, выбирается в жизнь и сделает всё, чтобы обеспечить физическую жизнеспособность для своих домашних. Это ли хотел сказать Чехов?