8
Ой, а про пост-то забыла!
Радость была - повидалась с любимой подружкой, с которой не виделась очень долго, не год, так полгода точно, не могу вспомнить. И хотя у нас было мало времени и мы только успели нажаловаться друг другу на жизнь, на душе стало теплее.
Васечка съездил на тренировку сам.
Испекли пироги с картошкой из оставшегося вчера теста.
Поработала по скайпу.
И что-то еще было - а, передача с Чулпан Хаматовой, и она сказала важное, я скорее побежала за бумажкой:
"Уязвимость начинает поедать изнутри, как ржавчина".
У меня новые неприятности того же рода - непонятные мне обвинения, на которые душа откликается не принятием, а желанием не шевелиться.
Полтора месяца уже одно и то же - сколько можно?
Очевидно, столько, сколько нужно, - пока не выучу урок.
Но урок этот длится с моего детства.
Мной всегда были недовольны родители - во всяком случае, так мне казалось. Ни отличные оценки, ни ежедневное мытье полов никак не могло на это повлиять. Я рано уехала из дома, наутро после выпускного.
Потом мной был недоволен муж. Тоже глобально. В конце концов мы разошлись, но продержались 17 лет.
Потом дети - а какие дети довольны родителями?
И я продолжала уязвляться, мне казалось, ни у кого больше так нет, только у меня, я виновата.
Потом появился интернет - и недовольные появляются оттуда. Не тем, что я делаю или говорю, а мной целиком.
Дальше, очевидно, будут недовольны внуки.
И главное - я недовольна собой сама. И у меня масса веских оснований для этого.
Хотя я не могу измениться по мановению руки именно в существенном. Мало того, в человеке так всё взаимосвязано, что я не уверена, что хочу этого. В детстве мне кто-то из одноклассниц сказал: если бы не подбородок, ты была бы красивая. Форма носа еще меня не устраивала и я, засыпая в Артеке, помню, держала его рукой под правильным углом.
А потом пришло понимание, что мои красивые, как мне часто говорили, глаза и тяжелый подбородок не существуют друг без друга. И невозможность стать легче и, к примеру, молчаливее связана с чем-то другим, с чем я не готова расстаться. Мне не хотелось бы быть столь уязвимой, но я знаю многих людей, которые хорошо умеют защищаться, мгновенно переходя в нападение. Так ведь я ни за что на свете не хотела бы защищаться так.
Я вообще не хочу защищаться (и без конца пытаюсь). Во-первых, как говорит другая моя подруга, если надо объяснять, то объяснять не надо. Во-вторых, когда-то на заре туманной юности, в ГИТИСе, меня сильно волновало, есть ли у меняя талант или надо идти из искусства вон. И мой незабвенный научный руководитель (не из ГИТИСа, из МГУ) сказал: "Об этом вообще не надо думать. Просто работать".
И мне совершенно не хочется думать, что там у меня не соответствует мировым стандартам. Возраст позволяет не думать об этом в отношении внешности, и он же говорит, что совершенно дохлый номер пытаться изменить себя в чем-то существенном. Вот и с уязвимостью так же. Ну как я стану в один момент неуязвимой? Поднять руку, махнуть, сказать волшебные слова? Поможет на секунду. Порция поддержки - на побольше, но опять же до следующего испытания.
Вероятно, не надо бороться с ней. Вот как в умных книжках пишут, что не надо бороться с депрессией. Просто принять, сжиться, ужиться. Даже разговаривать. Так она скорее соскучится и уйдет - не совсем, конечно, но в тень. Поджидать следующей слабости.
В последней трети все-таки думаешь иначе, чем в первой. Тебе уже совершенно не надо никуда бежать. Иногда по привычке думаешь, что надо, но внутренний голос говорит: нет. Наоборот. Надо замереть и послушать. Вот хотя бы как шумит старенький ноутбук. Услышать, как спит за стеной Васька. А за другими стенами и километрами - другие мои дети и дорогая малышня. И где-то спят или так же, как я, не спят друзья, увиденные и неувиденные. И может быть, важные для меня люди, с которыми я никогда не встречусь. И те, с кем я могу встретиться уже только в памяти или на каких-то неведомых полях другого мира. И маленький ангел, ангел-детеныш, положил кудрявую головку на свою лютню у меня под лампой.
Спокойной ночи, друзья! Хорошего нового дня! Скоро уже весна, хотя и снежная зима прекрасна.
Радость была - повидалась с любимой подружкой, с которой не виделась очень долго, не год, так полгода точно, не могу вспомнить. И хотя у нас было мало времени и мы только успели нажаловаться друг другу на жизнь, на душе стало теплее.
Васечка съездил на тренировку сам.
Испекли пироги с картошкой из оставшегося вчера теста.
Поработала по скайпу.
И что-то еще было - а, передача с Чулпан Хаматовой, и она сказала важное, я скорее побежала за бумажкой:
"Уязвимость начинает поедать изнутри, как ржавчина".
У меня новые неприятности того же рода - непонятные мне обвинения, на которые душа откликается не принятием, а желанием не шевелиться.
Полтора месяца уже одно и то же - сколько можно?
Очевидно, столько, сколько нужно, - пока не выучу урок.
Но урок этот длится с моего детства.
Мной всегда были недовольны родители - во всяком случае, так мне казалось. Ни отличные оценки, ни ежедневное мытье полов никак не могло на это повлиять. Я рано уехала из дома, наутро после выпускного.
Потом мной был недоволен муж. Тоже глобально. В конце концов мы разошлись, но продержались 17 лет.
Потом дети - а какие дети довольны родителями?
И я продолжала уязвляться, мне казалось, ни у кого больше так нет, только у меня, я виновата.
Потом появился интернет - и недовольные появляются оттуда. Не тем, что я делаю или говорю, а мной целиком.
Дальше, очевидно, будут недовольны внуки.
И главное - я недовольна собой сама. И у меня масса веских оснований для этого.
Хотя я не могу измениться по мановению руки именно в существенном. Мало того, в человеке так всё взаимосвязано, что я не уверена, что хочу этого. В детстве мне кто-то из одноклассниц сказал: если бы не подбородок, ты была бы красивая. Форма носа еще меня не устраивала и я, засыпая в Артеке, помню, держала его рукой под правильным углом.
А потом пришло понимание, что мои красивые, как мне часто говорили, глаза и тяжелый подбородок не существуют друг без друга. И невозможность стать легче и, к примеру, молчаливее связана с чем-то другим, с чем я не готова расстаться. Мне не хотелось бы быть столь уязвимой, но я знаю многих людей, которые хорошо умеют защищаться, мгновенно переходя в нападение. Так ведь я ни за что на свете не хотела бы защищаться так.
Я вообще не хочу защищаться (и без конца пытаюсь). Во-первых, как говорит другая моя подруга, если надо объяснять, то объяснять не надо. Во-вторых, когда-то на заре туманной юности, в ГИТИСе, меня сильно волновало, есть ли у меняя талант или надо идти из искусства вон. И мой незабвенный научный руководитель (не из ГИТИСа, из МГУ) сказал: "Об этом вообще не надо думать. Просто работать".
И мне совершенно не хочется думать, что там у меня не соответствует мировым стандартам. Возраст позволяет не думать об этом в отношении внешности, и он же говорит, что совершенно дохлый номер пытаться изменить себя в чем-то существенном. Вот и с уязвимостью так же. Ну как я стану в один момент неуязвимой? Поднять руку, махнуть, сказать волшебные слова? Поможет на секунду. Порция поддержки - на побольше, но опять же до следующего испытания.
Вероятно, не надо бороться с ней. Вот как в умных книжках пишут, что не надо бороться с депрессией. Просто принять, сжиться, ужиться. Даже разговаривать. Так она скорее соскучится и уйдет - не совсем, конечно, но в тень. Поджидать следующей слабости.
В последней трети все-таки думаешь иначе, чем в первой. Тебе уже совершенно не надо никуда бежать. Иногда по привычке думаешь, что надо, но внутренний голос говорит: нет. Наоборот. Надо замереть и послушать. Вот хотя бы как шумит старенький ноутбук. Услышать, как спит за стеной Васька. А за другими стенами и километрами - другие мои дети и дорогая малышня. И где-то спят или так же, как я, не спят друзья, увиденные и неувиденные. И может быть, важные для меня люди, с которыми я никогда не встречусь. И те, с кем я могу встретиться уже только в памяти или на каких-то неведомых полях другого мира. И маленький ангел, ангел-детеныш, положил кудрявую головку на свою лютню у меня под лампой.
Спокойной ночи, друзья! Хорошего нового дня! Скоро уже весна, хотя и снежная зима прекрасна.