Сайгон
Несколько лет назад это кафе перестало существовать. Кафе-легенда. Название знакомое? Да-да, именно оно. Москва, Петровка, дом 15. Его настоящим названием было Кофе-Хауз. Мы прозвали его Сайгоном, начитавшись про питерский - то самое кафе, где когда-то проводили время великие рок-музыканты нашей страны: В. Цой, Майк Науменко, Борис Гребенщиков. Но наш был не менее легендарным. Сейчас расскажу. Мы тогда были студентками. Настя Гардеева училась на политолога, а я на культуролога. Мы ходили только на те лекции, которые нам интересны, а остальное время проводили здесь.
Я много писала, иногда в кафе, пока ждала ее. Потом мы читали друг другу что-то интересное, что удалось узнать сегодня или делились своим творчеством. В тот же период времени я посещала литературные семинары премии «Дебют». Я рассказывала Насте, что говорят писатели и в красках рисовала их образы. Не скрою, иногда я подсмеивалась над ними по-доброму и не мыслила себя одной из них них. Некоторые были мне очень симпатичны и мне нравилось читать что они пишут, но я чувствовала себя скорее наблюдателем, нежели участником.
Вернемся же к Сайгону. Это двухэтажное кафе, прокуренное нами с ног до головы (тогда еще можно было курить в кафе). Действие происходит начиная примерно с 2005 года, насколько я помню. Почему мы выбрали именно это место? Во-первых, у нас был флаер (в сети кофеен Кофе-Хауз существует система, где каждый второй кофе можно заказать бесплатно при наличии специального флаера). Во-вторых, у нас был безлимитный кофе: самый дешевый кофе назывался тогда американским, он стоил, сначала 50, потом 60 рублей. Мы приходили туда и заказывали по-одному - денег было мало.
Потом мы подружились с официантом. Он был очень забавный, любил пошутить и всегда наливал нам бесплатный кофе. Он рассказывал нам о том, что он поет в церковном хоре и собирается стать монахом - мы не поверили и тогда он стал напевать церковные песни. Похоже это было правдой.
Но не менее интересными персонажами были посетители кофейни: детский писатель Миша Балги (он никогда не называл своей настоящей фамилии и не показывал своих произведений). Мы заговорили с ним спустя примерно пол-года после посещения Сайгона.
Он постоянно вел какие-то записи в своем ежедневнике и наблюдал за нами из-за своей черной книжечки. Мы прозвали его Балги, потому что Настя подумала, что он болгарин. А он оказался евреем. Я всегда говорила «я в евреях не разбираюсь». Так и не научилась - человек он и есть человек. Не считаю нужным. Миша был гораздо старше нас и был настоящим красавцем. Говорят, что в молодости он играл Христа в какой-то театральной постановке. На вид ему было лет 40-45, но он утверждал, что ему 37. У него были иссиня-черные волосы едва затронутые сединой и такие же черные глаза безумной глубины с живым блеском и добротой, которую он как-то неумело пытался скрывать. Он был очень высокий и стройный. В какой-то момент у меня с ним завязался не большой роман. Но об этом позже.
Он сидел напротив и у нас неожиданно возник общий разговор: мы все любили громко разговаривать. Миша пересел к нам и с тех пор на протяжение вот уже нескольких лет мы хорошие друзья. Он водил нас по всей Москве, в разные кафе, но никогда ни с кем не знакомил. Может быть он «разделял» друзей, или у него их не было. Думаю, он был одинок. Всегда, когда мы встречали его в кафе или на улице, он был один.
Он жил на Петровке и никакой серьезной работы у него не было - он занимался недвижимостью и это не отнимало у него много времени. Можно было болтаться по-городу, курить крепкие сигареты и пить кофе с молодежью. Это ли не жизнь для бывшего писателя!
Но, нужно сказать, на него иногда нападали приступы грусти. Особенно из-за алкоголя. Миша не пил много, пил очень благородно: пару стопок водки и начинал жаловаться, что время уже не то, люди уже не те и кафе испортилось.
Вообще-то в Сайгоне не наливали. Это происходило в других кафе. Хотя нет, там можно было заказывать вино, мы иногда его пили. Но сейчас не об этом, я хотела рассказать про других посетителей и персонажей Сайгона. Это удивительно, но туда притягивались действительно интересные люди.
Например, Елена Ханга, известная телеведущая-африканка. Кажется, она тоже жила в этом доме. Она была очень красивой и обладала очень утонченными манерами. Ее темная кожа сияла под утренними лучами солнца, когда она проводила какую-то встречу или завтракала в одиночестве, разбираясь со своими бумагами или говорила по-телефону. Мне нравилось за ней наблюдать. В каждом ее жесте было особенное благородство и от нее самой исходил какой-то свет, не смотря на ее темную кожу.
Ни я ни Гардеева никогда с ней не разговаривали, мы даже делали вид, что она нам не нравиться и она «портит фон». Думаю, это из-за того, что она забирала «владение залом» этой кофейни на себя. То есть, нам уже нельзя было так громко разговаривать и чувствовать себя здесь главными.
Еще очень примечательными гостями были два гея в возрасте примерно 40 лет. Один из них был беззубый Коршун, а другой Ворон. Мы так прозвали их из-за схожести с птицами. Они оба были темной масти, носили длинные волосы и постоянно провоцировали разговор со всеми посетителями из кафе. Особенно, Коршун - у него был громкий каркающий голос, он был словно черный маг, но до того болтливый, что иногда приходилось уходить из кафе, потому что он доставал.
Коршун утверждал, что еда - это вредно, что нужно пить много кофе и много курить, тогда будешь вечно молодым. Думаю, он был наркоманом.
Ворон был более интересным: он был загадочен в своей черной одежде. Его птичьи глаза спокойно наблюдали за происходящим. Он был созерцателем. Кажется, спустя какое-то время они расстались: мы стали встречать Коршуна в компании с каким-то смазливым блондином, который тоже с нами разговаривал, хотя и был нам не приятен.
Именно из-за них мы перестали ходить в это кафе, - они захватили пространство.
Еще были две лесбиянки - одна из ни очень красивая. Но они слишком много обнимались и целовались и Витек (наш официант-монах) прогнал их.
Школьники. Они приходят сюда толпой и начинают считать бюджет. Скидываются, делают свой нищебродский заказ, громко разговаривают и смеются, долго и громко. Просят счет, снова начинают считать бюджет, снова скидываются... Очень удивляются, когда не хватает. В таких случаях они договариваются с официантом и бегут искать деньги, потом прибегают, высунув язык - возвращать. Иногда они убегают, не заплатив. Но это не одни и те же люди, конечно.
Писатель. Очень комичный персонаж. Судя по-всему, тоже школьник. Он неизменно приходит один, в костюме. Торжественно и театрально открывает блокнот, достает из чехла элегантную ручку и с видом матерого мастера слова начинает записывать, что муза ему нашептывает. Такому парню в пору писать огрызком карандаша в потрепанном блокноте - оттого и смешно.
Впрочем, я могу ошибаться. Я сама тогда носила берет и красный шарф в духе Евы Грин из фильма «Мечтатели» (я тогда еще не видела этот фильм) и курила сигареты через мундштук. Моим любимым нарядом была юбка ниже колена и оранжевые колготки. Некоторые посмеивались надо мной, кто-то считал меня интересной. Это был мой самый эпатажный период. В основном, я все-таки предпочитала не сильно выражаться в одежде.
Конечно, все смотрели на меня из-за мундштука. А я делала это лишь для того, чтобы пальцы не пахли дымом.
Иногда я плакала в Сайгоне. Я вообще склонна к крайностям: либо смеюсь, либо плачу. Я рассказывала Насте о своих любовных неудачах. А их было много: я влюблялась так, что крышу сносило и потом убивалась и страдала оттого что не могла выразить свои чувства или упускала что-то из виду.
Нужно сказать, что тогда все мои отношения сводились к романтическим картинкам: разговорам о кино, музыке, искусстве, обсуждениям творческих планов. Между этими разговорами были поцелуи, любовь. Но не было никакого будущего. Только если фильм снимать...
Например, Женя. Тот самый, который Mim. Известный московский фотограф. Он тогда только начинал работать в фотостудии, она находилась через дорогу от университета, где я училась. И мы иногда торчали там, делали снимки, обсуждали чужие работы. Мы очень много гуляли по Москве и по Питеру, мы были свободны.
Наши отношения завязывались довольно необычно: мы познакомились, когда Женя заходил к Насте в гости. Он был ее «дачным» другом - лучшем другом Настиного парня. Так вот, он должен был зайти к Насте, но мы его не дождались и встретили по-дороге. Шли куда-то вперед, к метро. Он тогда мне жутко не понравился.
Настя звала его Кузни - из-за фамилии. Он был очень странным: русые вьющиеся волосы спадали на лицо, прозрачные голубые глаза, почти стеклянные. В нем было что-то жуткое..
Мы прошлись немного и распрощались. Спустя какое-то время, Настя говорила, что он спрашивал про меня. Но я не выразила особенного интереса и сказала ей, что он мне не нравится. И тогда судьба начала нас сводить: я постоянно встречала его на Рождественке, где мы встречались с Настей, чтобы идти в Сайгон. Он же шел проявлять фотографии в Photo Lab в Архитектурном. Он тогда много снимал на пленку.
Так мы встречались несколько раз, болтали. В то время я увлеклась музыкой и попросила у Жени помочь выбрать для меня гитару - он раньше был музыкантом, у него была своя группа, он сочинял песни и стихи. Впоследствии, он часто исполнял их на наших домашних вечеринках или в поездках на дачу. Это были довольно сильные произведения, написанные под влиянием Кинчева и группы «Алиса».
Но его талант был все-таки в фотографии. Мы с ним вместе придумывали сюжеты, он рассказывал мне о своих задумках. Я тогда сочиняла песни и пела ему.
Я так и не поняла почему мы расстались. Кажется, он не выдержал творческого союза - это было слишком безумно для него. Официально мы встречались всего два или три месяца, но наши отношения продолжались на протяжение нескольких лет, иногда прерываясь на короткие периоды.
Однажды мы оказались с ним на крыше: мы были в гостях у его друга Феди, пили абсент. Мы пробовали этот странный напиток в первый раз в жизни и (в моем случае, надеюсь, последний - жуткая гадость) не умели его пить. Кажется, кто-то откуда-то привез этот абсент и утверждал, что он настоящий. Там было еще один парень - музыкант Петя, Федин друг. Мы с Женей вышли покурить на лестницу и застряли там: о чем-то разговаривали, увлеклись. К нам вышел Федин сосед и стал ругаться на нас за то, что мы курим. Женя был очень вспыльчив и сразу стал возмущаться и лезть в драку, в результате чего сосед зарыл нас на лестнице ключом и сказал, что позвонит в полицию.
Женя тогда жутко взбесился. Он сбежал вниз по лестнице молниеносно, и уперся руками во входную дверь. Она оказалась заперта. Выход был со стороны лифта - эта дверь не работала. Тогда мы поднялись обратно и принялись звонить Феде. Никто не брал трубку, у нас разрядился один телефон.
Мы пытались стучать в закрытую дверь, но нам никто не открывал. Похоже, из всех этажей курили только на нашем - остальные двери оказались закрытыми. Выход был только один - на крышу дома. Мы вылезли из окна и забрались по пожарной лестнице. В тапочках, с дрожащими коленками: мы очутились на крыше дома на Сретенке в самом центре Москвы в предрассветное утро.
Было холодно и красиво, мы целовались, делали снимки на разрядившийся почти телефон, слушали музыку, встречали рассвет.
Окончательно замерзнув, мы решили выбираться оттуда и попробовать все-таки разбудить Федю и его друга. Для этого нам предстоял прыжок с козырька подъезда. В тапочках. Женя прыгнул первым. Я наблюдала: выглядело не страшно. К тому же, я была смелой. Я прыгнула вслед за ним, все прошло как по маслу - я кот по китайскому гороскопу.
И вот мы идем все еще в тапочках по уже залитой солнцем Сретенке, на улице лето или поздняя весна. Время около 7 утра. У нас остались какие-то рубли и флаер из Кофе-хауза. Что было дальше, вы узнаете из рассказа, который я написала в июле 2007 года, спустя какое-то время после этого события:
Эксцентричная пара.
Дрожали на крыше. Целовались, курили сигареты. Взгляд в предрассветное небо:
Нужно слезать. Успеть до дождя.
- Как мы сейчас пойдем по улице в тапочках?
- Да, представляю себе, такая эксцентричная пара, вышли с утра попить кофе, вышагивая по лужам в центре Москвы..
Смеемся.
Сосредоточенно курим. Разрабатываем план дальнейших действий:
- Что через сколько пойдем?
- Я бы уже сейчас пошел.
- Нет, давай в 8. Там дождь идет. Не хочу прыгать в лужу с козырька подъезда.
- Что, дама боится испачкаться?
- Ага, все-таки в свет выходим.
- Давай покурим и пойдем.
- Давай. Сколько у нас сигарет осталось? Смотрим в пачку.
- Надо в магазин по-дороге зайти, нам не хватит.
- Да, я что-то уже есть хочу.
- А я пить. Какой там самый дешевый кофе?
- Американский.
- Чай на две чашки закажем.
Спрыгиваем с козырька парадной в мокрое московское утро. Дрожим, идем обнявшись, смеемся.
- Он вроде не заметил, что мы в тапках. - обсуждаем прохожих.
- Да, он вообще какой-то придурок, пойдем дальше. Далеко еще идти?
- Да нет, вон, отсюда видно.
- У меня уже тапки промокли, - смеемся.
- Ты первый заходи, мне неловко, у меня тапки на 5 размеров больше. Федя мне, наверно, дедушкины подсунул, Хаха-ха.
Открываем дверь и проходим с чувством собственного достоинства и видом рок-звезд.
- Где у вас тут курящий зал?
Все смотрят на наши ноги: Москвичи явились позавтракать, - как-то смущенно отводят взгляд... Но никто ничего не говорит. Мы проходим, выбираем себе столик по-уютнее. Закуриваем, заказываем чай. Сидим со светским видом ведем интеллектуальную беседу.
- Мы, наверное, сейчас выглядим, как наркоманы.
Ну мы же эксцентричная пара...
На прощанье мы оставляем на блюдечке с чеком Женину визитку: Photographer Evgeniy Mim. А на картинке девушка напротив взрывающегося телевизора на фоне черно-белого пейзажа. Красивая была карточка.
Мы возвращаемся к подъезду и, в очередной раз звоним в домофон (мы уже это делали, когда только спрыгнули с козырька). И, наконец, сонный Федин голос отвечает:
- Алло, кто это?
Мы поднимаемся в квартиру, Федя спрашивает, где мы были:
Потом расскажем, Федь, гуляли. Почему вы не открывали нам дверь и не брали трубку?
Это все абсент, мы заснули...
Продолжение следует...
30 января 2015