« - Россия будет свободной!
- Свободу политзаключённым!
- Мы здесь власть!
- Что встали как бараны? Не рефлексируем! Распространяем! »
Штирлиц закончил смотреть запись с митинга, поднялся и отошел к окну, чтобы не встречаться взглядом с тем, кто вчера просил пятиклассников о помощи, а сейчас ухмылялся, слушая свой голос, пил односолодовый виски и жадно закусывал солёными орешками.
- Трудно со школьниками? - спросил Штирлиц, не оборачиваясь.
Он стоял у окна и смотрел, как вороны дрались на снегу из-за хлеба.
- Да, я там замучился. Всё время хотелось хохотать, глядя на эту школоту. Еле сдерживался.
Агента звали Алекс. Его завербовали несколько лет назад - он сам шел на вербовку: бывший юрист жаждал денег и острых ощущений. Работал он артистично, обезоруживая собеседников искренностью, резкостью суждений и незамутнённостью сознания.
«А может быть, он болен? - иногда думал Штирлиц, присматриваясь к Алексу. - Жажда предательства тоже своеобразная болезнь».
Штирлиц вернулся к столику, сел напротив Алекса и улыбнулся.
- Ну? - спросил он. - Значит, вы убеждены, что ваши школьники выйдут на улицы и дестабилизируют ситуацию?
- Уверен. Я больше всего люблю работать с детьми. Знаете, это поразительно - наблюдать, как они верят во всю эту чушь, что я им толкаю. Иногда даже хочется им сказать: «Стойте, дурашки! Куда же вы?»
«Вот козёл…» - подумал Штирлиц. Он очень любил детей.
- Ну, это уж не стоит, - сказал он вслух. - Это было бы неразумно.
- У вас нет сыра? - спросил Алекс. - Я схожу с ума без импортного сыра. Кальций, знаете ли, требуют кости.
- Какой именно вы хотите?
- Я люблю пармезан.
- Это я понимаю... Какого производства? Нашего американского, или...
- "Или", - засмеялся Алекс. - Пусть это не патриотично по отношению к нашим США, но я люблю сыры, сделанные во Франции или в Италии. А водку и икру предпочитаю русские.
- Я достану для вас голову настоящего итальянского «пармиджано-реджано». Она большая, круглая, с печатями, штампами даты изготовления и номером варки. Масса кальция и легкоусвояемого белка… Знаете, я вчера посмотрел ваше досье...
- Дорого бы я дал, чтобы заглянуть в него.
- Это не так интересно, как кажется. В вашем досье скучно: рапорты, донесения, требования денег - все смешалось: ваши доносы, доносы на вас ваших соратников... Занятно другое: я подсчитал, что на вашем последнем митинге было арестовано девяносто семь школьников. Причем все они молчали о вас, говоря только о каких-то десяти тысячах евро, которые для них скоро отсудят через Европейский суд. Все без исключения. А их в полиции довольно лихо обрабатывали - разрешали делать селфи, нагло обращались к ним на «вы», умоляли не бузить, вызывали родителей…
- Зачем вы говорите мне об этом?
- Не знаю. Пытаюсь анализировать, что ли... Вы никогда не интересовались их дальнейшей судьбой? И о каких десяти тысячах евро они все говорили?
- Понятия не имею. Меня интересуют только мои деньги. А что будет с этой школотой потом - мне неинтересно. Я тут жить не собираюсь.
- Логично, - согласился Штирлиц. - Скажите, вас точно никто не видел, когда вы сюда ехали?
- Никто.
- Хорошо. Значит, вы убеждены, что школьники будут работать на вас?
- Будут. Я чувствую в себе призвание оппозиционера, трибуна, вождя. Дети покоряются моему напору, моей логике мышления.
- Ладно. Только не хвастайтесь сверх меры. Теперь о деле. Несколько дней на даче будете жить, у Ходор… у барыги одного. Возьмите в серой папке лист бумаги и пишите следующее: "Господин Теффт! Я смертельно устал. Мои силы на исходе. Я честно работал, но больше я не могу. Я хочу отдыха. Я устал, я ухожу".
- Зачем это? - спросил Алекс, подписывая письмо.
- Я думаю, вам не помешает слетать на недельку в Калифорнию, - ответил Штирлиц, протягивая ему пачку долларов. - Там тепло, там яблоки и спасательницы Малибу красиво бегают по пляжам. Без этого письма я не смогу отбить для вас неделю счастья.
- Спасибо! - обрадовался Алекс. - А «кадиллак» и белые штаны мне там выдадут?
- Само собой. А это письмо мы опустим по пути на дачу, - сказал Штирлиц. - И набросайте еще одно, на вашем сайте, своим школьникам, чтобы не было подозрений. Я не стану вам мешать, заварю еще кофе.
Когда он вернулся, Алекс держал в руке планшет с набранным текстом.
- "Граждане школьники! Дорогие мои избиратели, я вас не обижу, кореши! Старшим классам - айфоны! Младшим - тоже по справедливости. Каникулы - круглый год! Учителей-халдеев - побоку! Кока-кола и сникерсы от пуза! Кричите меня!» Ну как? Ничего?
- Лихо. Скажите, вы никогда не пробовали писать стихи? Или женские детективы?
- Нет. Если бы я мог писать - разве бы я стал... - Алекс, вдруг, осёкся.
- Продолжайте. Вы хотели сказать - умей вы писать, как Дарья Донцова, разве бы вы стали работать на Госдепартамент?
- Что-то в этом роде.
- Не в этом роде, - строго поправил его Штирлиц, - А именно это вы хотели сказать. Нет?
- Да. Только как Донцова я писать не смогу, у меня правильнописание хромает. Оно хорошее, но почему-то хромает.
- Молодец. Допивайте виски, и тронем, уже стемнело.
- Дача далеко?
- В лесу, километров десять. Там тихо, отоспитесь.
Алекс радостно шёл берегом подмосковного озерца, вдыхая запах осенней прелой листвы.
- Сейчас обложусь свежими комиксами «Марвел» и буду читать всласть! Вы любите комиксы, господин атташе?
- Люблю, - ответил идущий немного сзади Штирлиц и что-то вынул из кармана.
- Ах, что за прелесть этот Человек-паук! Ловкий и смелый! Скажите, а он действительно существует? Мы даже как-то поспорили с Ксюш…
Пятикилограммовый спиннер производства Уралмашзавода мягко прожужжал в воздухе танковыми подшипниками и ударил Алекса в высокий лоб.
Алекс удивлённо вытаращил глаза, покачнулся и кулем рухнул в воду.
- Тьфу на тебя, Алексей Навальный, - сплюнул Штирлиц, бросил в то место, куда он упал, спиннер, снял перчатки и пошел через лес к своей машине.
Он сел в шевроле с дипломатическими номерами и устало заснул.
Он будет спать ровно пятнадцать минут, потом проснётся и вернётся в посольство США. Вернётся работать. Ведь ещё не все получили свои гранты.