ИХ БИН ОЧЕНЬ ПЛЁХО ГОВОРИТЬ ПО-РУССКИ
Звонит, бывало, некая дама, мол, меня ей порекомендовали тот-то или такая-то, интересуется, к примеру, испанским языком. Или французским. Или даже, чего ни бывает, португальским.
Отчего же, говорю, можно.
Тут дама начинает придыхать на "т" и чрезмерно вибрировать на фрикативах.
- А, скажжитте, ви могли би, чтоби урок, как это, teach me in English. Я уже - хи-хи-хи - по русски нехорошо понимаю.
Это диагноз. Таких я не беру. У меня среди бывших учеников немало выдающихся и даже гениальных. Дураки с претензией денег не принесут, а нервы испортят.
Подобные дамы и жентельмены (без "д"), поработав с полгода, а то и меньше, носильщиками, няньками, садовниками, уборщицами и пр., уверяют друг друга и окружающих, что практически забыли родную речь.
- По-русски уже даже не думаю почти.
- Слушай, не говори. Я вот вчера не мог вспомнить, как по-русски "чайник", точно, солнце?
Солнце кивает. Она тоже не могла впомнить, как по-русски "чайник". Разговор, понятно, происходит на великом и могучем, но думают они практически уже не на нем.
А уж если вмешалась любовь-морковь, создался международный юнит, да еще и на чужих кисельных берегах, то прости-прощай, язык отцов.
- Мне уже с дочерью тяжело говорить, - хвастается тёща импортного зятя соседкам - подругам, - моя ж с Джорджем все время на английском, она меня уже плохо понимает. Забывает русские слова.
Или вот еще в сериалах. Заметили, если персонаж - иностранец, то у него обязательно кто-то из дальней пра-прародни из России. Чаще всего, конечно, из князей. Поэтому в память о прабабушке-прадедушке герой "немножко говорит по-рюсску". Причем, в начале он цедит из себя прадедушкин язык по капле: "Ви... есть... как это... ошен... жоли. Как есть "жоли" на рюсски?" Потом моментально и без запинки переходит на сложноподчиненные предложения, а потом вдруг раз - в простейшей фразе, которую знают все нелегальные полуграмотные таджикско-африканско-филиппинские эмигранты - "Я тебя люблю" -, потомок княжеского рода мямлит: "Я... как это? есть тебья боку...мерд, как это? льюбьить".
Короче, такой бредятины наслушалась я и насмотрелась - складывать некуда. Но всегда и постоянно мучал меня вопрос: а на фига это людям надо: прикидываться, изображать, будто они забыли родной язык? В этом что, доблесть особая? По-моему, как раз наоборот. В соответствии с нейро-физиологическими свойствами памяти утратить родную речь чрезвычайно трудно. Можно, конечно, но трудно. Вообще любой язык полностью забыть трудно, а уж родной - особенно. Если маленького ребенка вырвать из природной языковой среды и поместить в чужую, лишив контакта с материнским языком, он выучит новый язык быстро, а бывший забудет значительно медленнее. Но и при этом у него в памяти еще долго будут всплывать, как рыбки из глубины, слова родного языка, сначала вполне связные, потом все более разрозненные. А когда и эти канут, казалось бы, в омут, какое-либо напоминание, ассоциация, образ могут вызвать золотых рыбок родного языка из тайных гротов памяти.
Вот был случай. Жили мы тогда в Мапуту, в Мозамбике. Как-то пришли гости, интернациональная пара: жена - болгарка, муж - чилиец и сын Андрес. Муж с женой познакомились и поженились в СССР, Андрес родился там же, и языком общения какое-то время в семье был русский. И Андрес на нем говорил. Потом то-се, перемены, переезды, потрясения. В общем, осели в Мозамбике. Мать Мила говорила с сыном по-болгарски, отец Виктор - по-испански, Андрес ходил в местную школу и из всех языков лучше всего знал португальский. Русский был прочно забыт за ненадобностью. А дети мои к тому времени уже нахватались от служанки Марты, телевизора и соседей и вполне сносно понимали по-португальски и могли объясниться, если что. Короче, приходят гости, взрослые садятся за стол, дети - в детской отдельно под присмотром Марты, и я говорю Андресу: "Говори с ними только по-португальски, они все понимают".
Томный вечер, вкусный ужин, джин-тоник, африканские мелодии. Решили посмотреть: а как там деточки? А три мальчика играют в войнушку, носятся по комнате и все орут по-русски: "Ты ранен! - Сам ты ранен! - Нет, он убит! - Ну, я так не играю". И никаких примесей португальских носовых гласных. Болгарско-чилийская семья застыла потрясенная.
Сама я освоила латышский язык в детстве за месяц. С полного практически нуля - сто слов из школьного учебника плюс стишок "Šurp, grāmatas, uz skolu" из него же - до вполне резонного разговорного уровня. Всё благодаря тому, что пришлось пролежать месяц в Детской клинической больница на улице Виенибас гатве в Риге. Вроде, не стыкуется "больница" и "благодаря", но, во-первых, во всем есть светлые стороны, во-вторых, это обучение методом погружения служило мне и служит всю жизнь. Так что "благодаря" к месту. В ту больницу свозили тяжелые случаи со всей республики. Пациенты были в подавляющем большинстве латышскоговорящие, персонал - тоже. И никаких переводчиков. Словом, привезли меня, бедную, больную, ни слова вокруг ни бум-бум крошку (в плане лечения-то со мной, конечно, по-русски говорили) - а через месяц я слушала, как наш великий доктор Гром флиртует с медсестрами во время тихого часа - и понимала каждое -прекаждое слово. Такой уровень языкового прогресса обеспечивал без усилий твердую пятерку все школьные годы. И вот этот неродной язык, академически не изученный, регулярным чтением не отшлифованный, кругом общения не отточенный, годами, годами в жизни не присутвовавший никак - этот язык я не забыла никогда.
И таких примеров масса. А тут в книге выдающегося коллеги, правительственного переводчика Виктора Михайловича Суходрева, "Язык мой - друг мой. От Хрущева до Горбачева", Москва, Олимп: Издательство АСТ, 1999 читаю: "...Мама весь день находилась на работе (в советском торгпредстве - прим. мое), а я постоянно был в окружении только англичан...Общаться приходилось исключительно с ними. Таким образом я очень легко и быстро усвоил английский язык. Выучил его настолько, что уже через несколько месяцев после нашего приезда говорил на нем лучше, чем на родном" (с. 11). Далее описываются начавшиеся бомбежки Лондона. "Мама позже вспоминала, что впервые появившись в бомбоубежище, где было много детей работников торгпредства, я поначалу их плохо понимал и все время спрашивал: "Что они говорят?" (с.12)". И чуть ниже: "Мне, шестилетнему, было достаточно нескольких месяцев погружения в английскую языковую среду, чтобы основательно подзабыть родную речь". Продолжение цитаты оставим на десерт.
Это что ж получается? Шестилетний советский мальчик не из глухой деревни Вяткинского уезда, а из самой Москвы, из номенклатурной семьи (накануне войны в Лондон никто, кроме элитной номенклатуры попасть не мог), наверняка в Москве имевший няню, уроки фортепьяно, обученный, по крайней мере, читать, за несколько месяцев забывает родной язык? Да, его окружают англичане (что, кстати, само по себе странно, ибо и до, и после развала СССР все посольско-торгпредские жили кучно, ну да ладно), но, во-первых, у мальчика есть мама и папа, во-вторых, несколько месяцев для родного языка - не срок. И коллеге, высокому профессионалу-лингвисту, это отлично известно.
Книга очень интересная. Масса редкой информации, ценнейших деталей профессиональной переводческой службы и жизни. Клад, а не книга. Издана она когда? В 1999 году. Значит, писалась начисто в 1997 - 1998. В эти годы для общественного успеха требовалось отвечать одному из двух стандартов: либо оказаться сыном баронов - графьев - репрессированных, но выживших родственников царей, либо самому быть давеча репрессированным, гонимым и еле ноги унесшим от кровавой гэбни. На худой конец, быть знакомым с теми, кто еле унес. В книге же досточтимого коллеги предстает третий эксклюзивный вариант, которым могли похвастаться единицы, считанные единицы: самому быть оттуда, из демократии. Читаем на стр.12: "Разумеется, потом я ее (родную речь - прим. мое) быстро восстановил, но факт остается фактом - я рос все-таки "английским ребенком". Пять лет жизни в Лондоне (кстати, переводить Витя начал уже там, молодец. Это распространенный факт, когда родители едут с детьми за границу) заставили малыша забыть язык и сделали его английским ребенком. Конечно.
В то, что язык выучил молниеносно - верю безоговорочно. Что переводил - тоже. Что не понимал, о чем русские дети говорят - нет. Они просто галдели, тут ни на каком языке не разберешь ничего. В то, что речь родную забыл, не верю ни на йоту. У него ж, в конце-концов, там родители были. Как бы ни были заняты, но все ж навещали сына, кормили, общались. Очень возможно, что общение это было куцым, на птичьем языке: "Ты поел? Уроки сделал? Ну, молодец, иди спать". Но даже при таком абортивном обмене репликами забыть любой язык нереально. Родной - в тыщу раз нереальнее.
Не приходило в голову, отчего это именно наш великий и могучий русский язык так легко забывается за несколько месяцев, в то время как другие разные - во всю жизнь не забудешь. В Испании полно англичан. Кто-нибудь из них жалуется, что они "totalmente er...er....er como, joder, se dice en inglés... forgot! forgot! my tongue materno"? Живут десятилетиями и ни бум-бум по-испански, кроме vale и cuánto cuesta.
И все же не нашла я ответа на вопрос: в чем фишка тех, кто после месяца в Гоа (где ударение? Неправильно!) заливается: "Мы там со всеми по-английски, вывески на английском, так что как в Шарике приземлились, не могли понять, на каком нам тут языке надо говорить".
Я это все к чему? Языки, как и рукописи, не горят. А детали о человеке способны сообщить многое.
Отчего же, говорю, можно.
Тут дама начинает придыхать на "т" и чрезмерно вибрировать на фрикативах.
- А, скажжитте, ви могли би, чтоби урок, как это, teach me in English. Я уже - хи-хи-хи - по русски нехорошо понимаю.
Это диагноз. Таких я не беру. У меня среди бывших учеников немало выдающихся и даже гениальных. Дураки с претензией денег не принесут, а нервы испортят.
Подобные дамы и жентельмены (без "д"), поработав с полгода, а то и меньше, носильщиками, няньками, садовниками, уборщицами и пр., уверяют друг друга и окружающих, что практически забыли родную речь.
- По-русски уже даже не думаю почти.
- Слушай, не говори. Я вот вчера не мог вспомнить, как по-русски "чайник", точно, солнце?
Солнце кивает. Она тоже не могла впомнить, как по-русски "чайник". Разговор, понятно, происходит на великом и могучем, но думают они практически уже не на нем.
А уж если вмешалась любовь-морковь, создался международный юнит, да еще и на чужих кисельных берегах, то прости-прощай, язык отцов.
- Мне уже с дочерью тяжело говорить, - хвастается тёща импортного зятя соседкам - подругам, - моя ж с Джорджем все время на английском, она меня уже плохо понимает. Забывает русские слова.
Или вот еще в сериалах. Заметили, если персонаж - иностранец, то у него обязательно кто-то из дальней пра-прародни из России. Чаще всего, конечно, из князей. Поэтому в память о прабабушке-прадедушке герой "немножко говорит по-рюсску". Причем, в начале он цедит из себя прадедушкин язык по капле: "Ви... есть... как это... ошен... жоли. Как есть "жоли" на рюсски?" Потом моментально и без запинки переходит на сложноподчиненные предложения, а потом вдруг раз - в простейшей фразе, которую знают все нелегальные полуграмотные таджикско-африканско-филиппинские эмигранты - "Я тебя люблю" -, потомок княжеского рода мямлит: "Я... как это? есть тебья боку...мерд, как это? льюбьить".
Короче, такой бредятины наслушалась я и насмотрелась - складывать некуда. Но всегда и постоянно мучал меня вопрос: а на фига это людям надо: прикидываться, изображать, будто они забыли родной язык? В этом что, доблесть особая? По-моему, как раз наоборот. В соответствии с нейро-физиологическими свойствами памяти утратить родную речь чрезвычайно трудно. Можно, конечно, но трудно. Вообще любой язык полностью забыть трудно, а уж родной - особенно. Если маленького ребенка вырвать из природной языковой среды и поместить в чужую, лишив контакта с материнским языком, он выучит новый язык быстро, а бывший забудет значительно медленнее. Но и при этом у него в памяти еще долго будут всплывать, как рыбки из глубины, слова родного языка, сначала вполне связные, потом все более разрозненные. А когда и эти канут, казалось бы, в омут, какое-либо напоминание, ассоциация, образ могут вызвать золотых рыбок родного языка из тайных гротов памяти.
Вот был случай. Жили мы тогда в Мапуту, в Мозамбике. Как-то пришли гости, интернациональная пара: жена - болгарка, муж - чилиец и сын Андрес. Муж с женой познакомились и поженились в СССР, Андрес родился там же, и языком общения какое-то время в семье был русский. И Андрес на нем говорил. Потом то-се, перемены, переезды, потрясения. В общем, осели в Мозамбике. Мать Мила говорила с сыном по-болгарски, отец Виктор - по-испански, Андрес ходил в местную школу и из всех языков лучше всего знал португальский. Русский был прочно забыт за ненадобностью. А дети мои к тому времени уже нахватались от служанки Марты, телевизора и соседей и вполне сносно понимали по-португальски и могли объясниться, если что. Короче, приходят гости, взрослые садятся за стол, дети - в детской отдельно под присмотром Марты, и я говорю Андресу: "Говори с ними только по-португальски, они все понимают".
Томный вечер, вкусный ужин, джин-тоник, африканские мелодии. Решили посмотреть: а как там деточки? А три мальчика играют в войнушку, носятся по комнате и все орут по-русски: "Ты ранен! - Сам ты ранен! - Нет, он убит! - Ну, я так не играю". И никаких примесей португальских носовых гласных. Болгарско-чилийская семья застыла потрясенная.
Сама я освоила латышский язык в детстве за месяц. С полного практически нуля - сто слов из школьного учебника плюс стишок "Šurp, grāmatas, uz skolu" из него же - до вполне резонного разговорного уровня. Всё благодаря тому, что пришлось пролежать месяц в Детской клинической больница на улице Виенибас гатве в Риге. Вроде, не стыкуется "больница" и "благодаря", но, во-первых, во всем есть светлые стороны, во-вторых, это обучение методом погружения служило мне и служит всю жизнь. Так что "благодаря" к месту. В ту больницу свозили тяжелые случаи со всей республики. Пациенты были в подавляющем большинстве латышскоговорящие, персонал - тоже. И никаких переводчиков. Словом, привезли меня, бедную, больную, ни слова вокруг ни бум-бум крошку (в плане лечения-то со мной, конечно, по-русски говорили) - а через месяц я слушала, как наш великий доктор Гром флиртует с медсестрами во время тихого часа - и понимала каждое -прекаждое слово. Такой уровень языкового прогресса обеспечивал без усилий твердую пятерку все школьные годы. И вот этот неродной язык, академически не изученный, регулярным чтением не отшлифованный, кругом общения не отточенный, годами, годами в жизни не присутвовавший никак - этот язык я не забыла никогда.
И таких примеров масса. А тут в книге выдающегося коллеги, правительственного переводчика Виктора Михайловича Суходрева, "Язык мой - друг мой. От Хрущева до Горбачева", Москва, Олимп: Издательство АСТ, 1999 читаю: "...Мама весь день находилась на работе (в советском торгпредстве - прим. мое), а я постоянно был в окружении только англичан...Общаться приходилось исключительно с ними. Таким образом я очень легко и быстро усвоил английский язык. Выучил его настолько, что уже через несколько месяцев после нашего приезда говорил на нем лучше, чем на родном" (с. 11). Далее описываются начавшиеся бомбежки Лондона. "Мама позже вспоминала, что впервые появившись в бомбоубежище, где было много детей работников торгпредства, я поначалу их плохо понимал и все время спрашивал: "Что они говорят?" (с.12)". И чуть ниже: "Мне, шестилетнему, было достаточно нескольких месяцев погружения в английскую языковую среду, чтобы основательно подзабыть родную речь". Продолжение цитаты оставим на десерт.
Это что ж получается? Шестилетний советский мальчик не из глухой деревни Вяткинского уезда, а из самой Москвы, из номенклатурной семьи (накануне войны в Лондон никто, кроме элитной номенклатуры попасть не мог), наверняка в Москве имевший няню, уроки фортепьяно, обученный, по крайней мере, читать, за несколько месяцев забывает родной язык? Да, его окружают англичане (что, кстати, само по себе странно, ибо и до, и после развала СССР все посольско-торгпредские жили кучно, ну да ладно), но, во-первых, у мальчика есть мама и папа, во-вторых, несколько месяцев для родного языка - не срок. И коллеге, высокому профессионалу-лингвисту, это отлично известно.
Книга очень интересная. Масса редкой информации, ценнейших деталей профессиональной переводческой службы и жизни. Клад, а не книга. Издана она когда? В 1999 году. Значит, писалась начисто в 1997 - 1998. В эти годы для общественного успеха требовалось отвечать одному из двух стандартов: либо оказаться сыном баронов - графьев - репрессированных, но выживших родственников царей, либо самому быть давеча репрессированным, гонимым и еле ноги унесшим от кровавой гэбни. На худой конец, быть знакомым с теми, кто еле унес. В книге же досточтимого коллеги предстает третий эксклюзивный вариант, которым могли похвастаться единицы, считанные единицы: самому быть оттуда, из демократии. Читаем на стр.12: "Разумеется, потом я ее (родную речь - прим. мое) быстро восстановил, но факт остается фактом - я рос все-таки "английским ребенком". Пять лет жизни в Лондоне (кстати, переводить Витя начал уже там, молодец. Это распространенный факт, когда родители едут с детьми за границу) заставили малыша забыть язык и сделали его английским ребенком. Конечно.
В то, что язык выучил молниеносно - верю безоговорочно. Что переводил - тоже. Что не понимал, о чем русские дети говорят - нет. Они просто галдели, тут ни на каком языке не разберешь ничего. В то, что речь родную забыл, не верю ни на йоту. У него ж, в конце-концов, там родители были. Как бы ни были заняты, но все ж навещали сына, кормили, общались. Очень возможно, что общение это было куцым, на птичьем языке: "Ты поел? Уроки сделал? Ну, молодец, иди спать". Но даже при таком абортивном обмене репликами забыть любой язык нереально. Родной - в тыщу раз нереальнее.
Не приходило в голову, отчего это именно наш великий и могучий русский язык так легко забывается за несколько месяцев, в то время как другие разные - во всю жизнь не забудешь. В Испании полно англичан. Кто-нибудь из них жалуется, что они "totalmente er...er....er como, joder, se dice en inglés... forgot! forgot! my tongue materno"? Живут десятилетиями и ни бум-бум по-испански, кроме vale и cuánto cuesta.
И все же не нашла я ответа на вопрос: в чем фишка тех, кто после месяца в Гоа (где ударение? Неправильно!) заливается: "Мы там со всеми по-английски, вывески на английском, так что как в Шарике приземлились, не могли понять, на каком нам тут языке надо говорить".
Я это все к чему? Языки, как и рукописи, не горят. А детали о человеке способны сообщить многое.