Джон Тейлор Гатто: Я больше так не могу
Джон Тейлор Гатто - человек, которому я обязана многим, которого я считаю своим Учителем и у которого я постоянно учусь. Одна из его книг "Dumbing Us Down: The Hidden Curriculum of Compulsory Schooling" переведена на русский язык и называется "Фабрика марионеток. Исповедь школьного учителя."
Тут я привожу отрывок из другой его книги "The Underground History of American Education". В этом отрывке он рассказывает немного о своей работе в качестве учителя и о своём знаменитом эссе "I Quit, I Think", которое буквально за ночь изменило его жизнь. По ссылке, кстати, можно прочитать всю книгу.
Я больше так не могу
Это был первый год последнего десятилетия двадцатого века. Это был тридцатый год моей работы в качестве школьного учителя. Я успел поработать во всех пяти старших школах Манхэттена. Я вступал в стычки с профессиональными администраторами, а они, в свою очередь, один за другим пытались избавиться от меня. Дважды мою лицензию приостанавливали за несубординацию и один раз подло «забыли» продлить, когда я был на больничном.
Пять лет по просьбе Городского университета города Нью-Йорк я читал лекции в департаменте образования, где последних три года по отзывам студенческого совета был признан лучшим лектором факультета. Я спланировал и осуществил самую успешную кампанию по сбору средств для школы в истории Нью-Йорка. Я вдохновил на общественные работы один из своих восьмых классов и мы отволонтёрили 30 000 часов. Я организовал финансирование студенческого продовольственного кооператива, руководил сбором книг для школьных библиотек и мы собрали десятки тысяч томов, выпустил четыре говорящих словаря в помощь слепым, написал два школьных мюзикла и организовал несметное множество других ученических инициатив с целью вписать своих учеников в другую, большую чем школа, человеческую реальность. Я сделал это всё, и понял, что я больше так не могу.
Я был выбран Учителем года штата Нью-Йорк, когда это случилось со мной. Негодование и чувство беспомощности, которые накапливались все эти годы в конце концов дали о себе знать. Я послал короткое письмо в Уол Стрит Джорнэл (Wall street Journel), озаглавленное «Я больше так не могу». В нём я обьяснял причины, по которым решил закончить свою преподавательскую карьеру несмотря на то, что у меня не было никаких сбережений и я понятия не имел, что ещё я могу начать делать разменяв свой четвёртый десяток и чем я буду платить за квартиру.
Я отправил письмо в марте и забыл о нём. Скорее всего я получал уведомление, что редактор принял решение опубликовать письмо, но я был слишком занят своими делами, (учитывая то состояние, в котором я находился), чтобы придать этому какое-то значение. Я никогда не вспоминал про письмо. В конце-концов, 5-го июля 1991-го года я тяжело сглотнул и уволился.
Двадцать дней спустя Джорнэл опубликовал моё письмо. Ещё через неделю я изучал приглашения на выступления в Космическом Центре НАСА (NASA Space Center), в Западном Белом Доме (Western White House, Crowford, Texas - дополнительная резиденция президента США), в Ценре Искусств Нэшвиля (the Nashville Center for the Arts), в Бизнесс-школе университета Коламбия (Columbia Graduate Business School), на конвенции библиотекарей штата Колорадо (the Colorado Librarian's Convention), в штаб-квартире Эппла (Apple Computer), и в отделе контроля за финансами Обьединенной технологической корпорации (the fanantial control board of United Technologies Corporation - одна из крупнейших финансово-промышленных групп США). Восемь лет спустя, всё ещё вовлечённый в орбиту конвенционального государственного образования, я выступал 700 раз в 50-ти штатах и в семи зарубежных странах. У меня никогда не было агента и я никогда не рекламировал себя, но множество людей предпринимало усилия, чтобы встретиться со мной.
Я думаю, секрет моего успеха заключался не в том, что я в действительности говорил и какой я умелый лектор, а в том, что учитель вообще позволил себе говорить и, что любопытно, говорить от своего собственного имени, не представляя никого. В великих дебатах о реформировании школы это неслыханный факт. Любой голос, которому позволен доступ на национальный подиум, озвучивает мнение какой-либо ассоциации, корпорации, университета, агентства или ещё чего-либо институциализированного. У каждого из участников дебатов своя собственная роль, свой кусок хлеба, который никто не хочет терять.
Итак, вот это письмо:
«Государственное обязательное всеобщее образование является одним из самых радикальных явлений в истории человечества. Оно монополизирует лучшее время детства, учит неуважению к дому и родителям, уничтожает семью. Такой подход пришёл к нам из Египта, а не из Греции или Рима. Он заключается в том, что человеческая жизнь - малоценна, и символически представлен сужающейся к вершине пирамидой.
В Америку идея такого «образования» попала вместе с пуританами. Она находит своё «научное» обоснование в колоколообразной кривой, в соответствии с которой талант распределяется согласно наследственности. Это религиозная доктрина, и школа - её оплот. Я провожу ритуалы и представляю документацию, чтобы не возникало ереси, и чтобы узаконить небесную пирамиду.
Ещё Сократ предвидел, что как только учительство станет профессией, произойдёт нечто подобное. Мы (учителя) поддерживаем миф о том, как трудно делать то, что на самом деле делается легко, и подчиняем паству священнослужителям. Школа является слишком крупным работодателем, контрактором и блюстителем социального порядка, чтобы позволить «реформировать» саму себя. И у неё есть политические союзники, чтобы охранять. Вот почему реформы приходят и уходят, а ничего не изменяется. Даже сами реформаторы не могут представить школу иной.
Дэвид научился читать в 4 года, а Рейчел - в 9. При нормальном развитии, когда обоим будет 13, вы не сможете сказать, кто научился читать первым, эта 5-летняя разница не будет значить ровным счётом ничего. Но в школе я немного приторможу Дэвида и скажу, что Рейчел испытывает трудности в обучении. За зарплату я подгоню Дэвида под общие стандарты, сделаю так, чтобы он зависил от меня, знал когда двигаться, а когда останавливаться. А Рейчел я помещу в специальный класс для испытывающих трудности в обучении, и выбраться оттуда она не сможет никогда.
За 30 лет работы учителем, я ни разу не встретил ребёнка, испытывающего реальные проблемы обучения; почти не встречал одарённых или талантливых. Как любые школьные ярлыки, это всего лишь мифы, созданные человеческим воображением. Но мы никогда не сможем их оспорить, потому что они оберегают школьную обитель.
Наша нация наказана стандартизированными тестами, звонками, уроками, возрастной сегрегацией, стандартизацией и всем остальным, что составляет школьную религию. Не существует единственно верного пути для получения образования; этих путей столько же сколько людей на Земле. Нам не нужны сертифицированные государством учителя, чтобы учиться, скорее они - гарантия того, что обучения не произойдёт.
Какие ещё доказательства вам нужны? Чтобы стать лучше школам не помогут деньги или более длинный учебный год. Чтобы стать лучше, школам поможет конкуренция, свободный рынок образования, предлагающий варианты на любой вкус. Тем более школам не нужна общенациональная программа или общенациональное тестирование. Обе эти инициативы возникают либо от непонимания того, как учаться люди, либо от сознательного игнорирования этого знания.
Я не могу дальше обучать таким образом. Если у вас на примете есть работа, на которой я не должен буду калечить детей, дайте мне знать. Она мне нужна будет уже следующей осенью.»
Оригинальный текст письма можно прочитать тут.
Тут я привожу отрывок из другой его книги "The Underground History of American Education". В этом отрывке он рассказывает немного о своей работе в качестве учителя и о своём знаменитом эссе "I Quit, I Think", которое буквально за ночь изменило его жизнь. По ссылке, кстати, можно прочитать всю книгу.
Я больше так не могу
Это был первый год последнего десятилетия двадцатого века. Это был тридцатый год моей работы в качестве школьного учителя. Я успел поработать во всех пяти старших школах Манхэттена. Я вступал в стычки с профессиональными администраторами, а они, в свою очередь, один за другим пытались избавиться от меня. Дважды мою лицензию приостанавливали за несубординацию и один раз подло «забыли» продлить, когда я был на больничном.
Пять лет по просьбе Городского университета города Нью-Йорк я читал лекции в департаменте образования, где последних три года по отзывам студенческого совета был признан лучшим лектором факультета. Я спланировал и осуществил самую успешную кампанию по сбору средств для школы в истории Нью-Йорка. Я вдохновил на общественные работы один из своих восьмых классов и мы отволонтёрили 30 000 часов. Я организовал финансирование студенческого продовольственного кооператива, руководил сбором книг для школьных библиотек и мы собрали десятки тысяч томов, выпустил четыре говорящих словаря в помощь слепым, написал два школьных мюзикла и организовал несметное множество других ученических инициатив с целью вписать своих учеников в другую, большую чем школа, человеческую реальность. Я сделал это всё, и понял, что я больше так не могу.
Я был выбран Учителем года штата Нью-Йорк, когда это случилось со мной. Негодование и чувство беспомощности, которые накапливались все эти годы в конце концов дали о себе знать. Я послал короткое письмо в Уол Стрит Джорнэл (Wall street Journel), озаглавленное «Я больше так не могу». В нём я обьяснял причины, по которым решил закончить свою преподавательскую карьеру несмотря на то, что у меня не было никаких сбережений и я понятия не имел, что ещё я могу начать делать разменяв свой четвёртый десяток и чем я буду платить за квартиру.
Я отправил письмо в марте и забыл о нём. Скорее всего я получал уведомление, что редактор принял решение опубликовать письмо, но я был слишком занят своими делами, (учитывая то состояние, в котором я находился), чтобы придать этому какое-то значение. Я никогда не вспоминал про письмо. В конце-концов, 5-го июля 1991-го года я тяжело сглотнул и уволился.
Двадцать дней спустя Джорнэл опубликовал моё письмо. Ещё через неделю я изучал приглашения на выступления в Космическом Центре НАСА (NASA Space Center), в Западном Белом Доме (Western White House, Crowford, Texas - дополнительная резиденция президента США), в Ценре Искусств Нэшвиля (the Nashville Center for the Arts), в Бизнесс-школе университета Коламбия (Columbia Graduate Business School), на конвенции библиотекарей штата Колорадо (the Colorado Librarian's Convention), в штаб-квартире Эппла (Apple Computer), и в отделе контроля за финансами Обьединенной технологической корпорации (the fanantial control board of United Technologies Corporation - одна из крупнейших финансово-промышленных групп США). Восемь лет спустя, всё ещё вовлечённый в орбиту конвенционального государственного образования, я выступал 700 раз в 50-ти штатах и в семи зарубежных странах. У меня никогда не было агента и я никогда не рекламировал себя, но множество людей предпринимало усилия, чтобы встретиться со мной.
Я думаю, секрет моего успеха заключался не в том, что я в действительности говорил и какой я умелый лектор, а в том, что учитель вообще позволил себе говорить и, что любопытно, говорить от своего собственного имени, не представляя никого. В великих дебатах о реформировании школы это неслыханный факт. Любой голос, которому позволен доступ на национальный подиум, озвучивает мнение какой-либо ассоциации, корпорации, университета, агентства или ещё чего-либо институциализированного. У каждого из участников дебатов своя собственная роль, свой кусок хлеба, который никто не хочет терять.
Итак, вот это письмо:
«Государственное обязательное всеобщее образование является одним из самых радикальных явлений в истории человечества. Оно монополизирует лучшее время детства, учит неуважению к дому и родителям, уничтожает семью. Такой подход пришёл к нам из Египта, а не из Греции или Рима. Он заключается в том, что человеческая жизнь - малоценна, и символически представлен сужающейся к вершине пирамидой.
В Америку идея такого «образования» попала вместе с пуританами. Она находит своё «научное» обоснование в колоколообразной кривой, в соответствии с которой талант распределяется согласно наследственности. Это религиозная доктрина, и школа - её оплот. Я провожу ритуалы и представляю документацию, чтобы не возникало ереси, и чтобы узаконить небесную пирамиду.
Ещё Сократ предвидел, что как только учительство станет профессией, произойдёт нечто подобное. Мы (учителя) поддерживаем миф о том, как трудно делать то, что на самом деле делается легко, и подчиняем паству священнослужителям. Школа является слишком крупным работодателем, контрактором и блюстителем социального порядка, чтобы позволить «реформировать» саму себя. И у неё есть политические союзники, чтобы охранять. Вот почему реформы приходят и уходят, а ничего не изменяется. Даже сами реформаторы не могут представить школу иной.
Дэвид научился читать в 4 года, а Рейчел - в 9. При нормальном развитии, когда обоим будет 13, вы не сможете сказать, кто научился читать первым, эта 5-летняя разница не будет значить ровным счётом ничего. Но в школе я немного приторможу Дэвида и скажу, что Рейчел испытывает трудности в обучении. За зарплату я подгоню Дэвида под общие стандарты, сделаю так, чтобы он зависил от меня, знал когда двигаться, а когда останавливаться. А Рейчел я помещу в специальный класс для испытывающих трудности в обучении, и выбраться оттуда она не сможет никогда.
За 30 лет работы учителем, я ни разу не встретил ребёнка, испытывающего реальные проблемы обучения; почти не встречал одарённых или талантливых. Как любые школьные ярлыки, это всего лишь мифы, созданные человеческим воображением. Но мы никогда не сможем их оспорить, потому что они оберегают школьную обитель.
Наша нация наказана стандартизированными тестами, звонками, уроками, возрастной сегрегацией, стандартизацией и всем остальным, что составляет школьную религию. Не существует единственно верного пути для получения образования; этих путей столько же сколько людей на Земле. Нам не нужны сертифицированные государством учителя, чтобы учиться, скорее они - гарантия того, что обучения не произойдёт.
Какие ещё доказательства вам нужны? Чтобы стать лучше школам не помогут деньги или более длинный учебный год. Чтобы стать лучше, школам поможет конкуренция, свободный рынок образования, предлагающий варианты на любой вкус. Тем более школам не нужна общенациональная программа или общенациональное тестирование. Обе эти инициативы возникают либо от непонимания того, как учаться люди, либо от сознательного игнорирования этого знания.
Я не могу дальше обучать таким образом. Если у вас на примете есть работа, на которой я не должен буду калечить детей, дайте мне знать. Она мне нужна будет уже следующей осенью.»
Оригинальный текст письма можно прочитать тут.