Пионерское наше...
Несколько лет назад на некоем небольшом форуме предложена была тема - рассказ о своей первой любви или увлечении. Я написала такую историю. Начала, как всегда издалека, да, собственно, вдалеке от темы и закончила.
Мне было 10 лет, весной я стала пионеркой, а летом в первый раз поехала в пионерский лагерь от завода, где работал отец. Нас было четыре девочки из одного класса, держались мы кучкой. Все пионеры вместе с родителями собрались в заводском клубе, где тут же по возрастам их распределили по отрядам, начиная с младших. Пока дошла очередь до нас, отряд нашего возраста был уже заполнен, и мы вчетвером попали в отряд к старшим на год детям. В другом случае наше «пионерское лето» сложилось бы иначе.
Все дело было в воспитательнице. Она была необыкновенной. Теперь я думаю, в ней была польская кровь. Женщин с польской кровью я определяю почти безошибочно после недолгого общения. Назвать это гонором или шляхетским высокомерием было бы грубо, скорее - знание своей цены, высокой. Имя её было прекрасное и редкое - Луиза. Она была похожа на артистку, словно вышла из фильма «Три плюс два»: стройная рыжеватая шатенка со слегка вьющимися волосами, великолепной светлой кожей, большими серыми глазами.
Луизе было 22-23 года, с пионерами своими она держалась легко и просто, быстро находила общий язык, практически не конфликтовала. Все положенные программой мероприятия наш отряд выполнял с радостью и рвением: нам хотелось быть лучшими, чтобы наша Луиза (несомненно, самая лучшая!) удостоилась похвалы лагерного начальства. Дурацкие речёвки мы тоже разучивали, но команда выпаливать их поступала от Луизы, только если на горизонте появлялась фигура директора или главной пионервожатой. При этом на лице её проступало отчетливое понимание того, что за фигнёй мы все занимаемся. Начальство Луизу как раз не жаловало: такая райская птичка в воробьиной стае была нонсенсом. Во-первых, она позволила себе брючки вдобавок к своим очаровательным платьям и сарафанам, хотя даже в пионерской форме на парадной линейке она была неотразима. Во-вторых, все женская часть взрослого коллектива её недолюбливала, потому что вся мужская часть, наоборот, одаривала всевозможным вниманием.
Раз я всё это так подробно рассказываю теперь, понятно, что тогда все наши девчачьи интересы и разговоры сконцентрировались на Луизе. Мы замечали, с кем наедине она стоит вечером под деревом, когда у неё покрасневшие глаза после начальственной выволочки, когда к ней приезжал из города молодой человек (его достоинства и недостатки обсуждались особо). Однажды, в самую жару, Луиза получила выходной и уехала в город. День был сер и уныл, утро не лучше. Наконец, она появилась, как всегда приветливая и весёлая, и поведала, что провела чудную ночь одна в квартире, без всяких пионеров, и спала нагишом. Этого «нагишом» хватило ещё на два дня обсуждений. Мы говорили ей о своём восхищении, о том, что никогда не видели девушку красивее. Она хохотала, и говорила, что мы тоже красавицы. Нашу четверку - самых младших, мне кажется, она особенно отличала, а мы ощущали некоторую «избранность» среди лагерного сообщества, будучи приближёнными к такой «принцессе».
Но всё хорошее кончается, наша смена под знаком Луизы тоже близилась к концу. Как обычно, все стали сговариваться о встрече в городе. Договаривались тогда однократно, договорённости помнили и выполняли: домашние телефоны были не у всех, а мобильная связь - только у фантастов. Луиза сказала нам, где живет, предложила собраться возле её дома, назначила дату.
Я очень собиралась. Наряжалась во всё лучшее. Встреча сулила снова фейерверк луизиного задора, приязни и радости. По дороге зашла за своими подружками, но эти безголовые оказались занятыми другими делами, про встречу или забыли, или забили на неё. В итоге я пришла то ли одна, то ли вдвоем с кем-то. Возле дома Луизы уже были три-четыре старшие девочки, с которыми мы только познакомились в лагере, но не подружились. Луизы дома не оказалось, мы стали ждать на улице. Но надолго ли хватает терпения 10-11- летним детям? Мы стали носиться, пихаться, шуметь. Жильцы первого этажа нас шуганули пару раз. Я умоляла старших девочек вести себя тихо, чтобы Луиза не пострадала из-за нас, но в них как чёрт вселился. Я страдала, но уйти тоже не могла: ведь мы же обещали Луизе, что придём. Кажется, прошло часа полтора-два. Наконец, мы её увидели. Она быстро шла к дому, была какой-то потухшей: бледная, уставшая, роскошные волосы забраны в унылый хвостик. Увидев нас, она изобразила на лице нечто, похожее на приятное удивление, но было видно, что ей совсем не до нас. Помню, я поздоровалась, пробормотала что-то типа «домой пора, мама ждет» и ушла.
Сюжет, конечно, не про любовь, но что-то вроде курортного романа с тоскливо закономерным итогом.
P. S. В нашем городе жило немалое количество немцев, выселенных туда в годы войны с Поволжья. Теперь думаю, что Луиза, судя по имени, могла быть скорее немкой. Или один из её родителей.
Мне было 10 лет, весной я стала пионеркой, а летом в первый раз поехала в пионерский лагерь от завода, где работал отец. Нас было четыре девочки из одного класса, держались мы кучкой. Все пионеры вместе с родителями собрались в заводском клубе, где тут же по возрастам их распределили по отрядам, начиная с младших. Пока дошла очередь до нас, отряд нашего возраста был уже заполнен, и мы вчетвером попали в отряд к старшим на год детям. В другом случае наше «пионерское лето» сложилось бы иначе.
Все дело было в воспитательнице. Она была необыкновенной. Теперь я думаю, в ней была польская кровь. Женщин с польской кровью я определяю почти безошибочно после недолгого общения. Назвать это гонором или шляхетским высокомерием было бы грубо, скорее - знание своей цены, высокой. Имя её было прекрасное и редкое - Луиза. Она была похожа на артистку, словно вышла из фильма «Три плюс два»: стройная рыжеватая шатенка со слегка вьющимися волосами, великолепной светлой кожей, большими серыми глазами.
Луизе было 22-23 года, с пионерами своими она держалась легко и просто, быстро находила общий язык, практически не конфликтовала. Все положенные программой мероприятия наш отряд выполнял с радостью и рвением: нам хотелось быть лучшими, чтобы наша Луиза (несомненно, самая лучшая!) удостоилась похвалы лагерного начальства. Дурацкие речёвки мы тоже разучивали, но команда выпаливать их поступала от Луизы, только если на горизонте появлялась фигура директора или главной пионервожатой. При этом на лице её проступало отчетливое понимание того, что за фигнёй мы все занимаемся. Начальство Луизу как раз не жаловало: такая райская птичка в воробьиной стае была нонсенсом. Во-первых, она позволила себе брючки вдобавок к своим очаровательным платьям и сарафанам, хотя даже в пионерской форме на парадной линейке она была неотразима. Во-вторых, все женская часть взрослого коллектива её недолюбливала, потому что вся мужская часть, наоборот, одаривала всевозможным вниманием.
Раз я всё это так подробно рассказываю теперь, понятно, что тогда все наши девчачьи интересы и разговоры сконцентрировались на Луизе. Мы замечали, с кем наедине она стоит вечером под деревом, когда у неё покрасневшие глаза после начальственной выволочки, когда к ней приезжал из города молодой человек (его достоинства и недостатки обсуждались особо). Однажды, в самую жару, Луиза получила выходной и уехала в город. День был сер и уныл, утро не лучше. Наконец, она появилась, как всегда приветливая и весёлая, и поведала, что провела чудную ночь одна в квартире, без всяких пионеров, и спала нагишом. Этого «нагишом» хватило ещё на два дня обсуждений. Мы говорили ей о своём восхищении, о том, что никогда не видели девушку красивее. Она хохотала, и говорила, что мы тоже красавицы. Нашу четверку - самых младших, мне кажется, она особенно отличала, а мы ощущали некоторую «избранность» среди лагерного сообщества, будучи приближёнными к такой «принцессе».
Но всё хорошее кончается, наша смена под знаком Луизы тоже близилась к концу. Как обычно, все стали сговариваться о встрече в городе. Договаривались тогда однократно, договорённости помнили и выполняли: домашние телефоны были не у всех, а мобильная связь - только у фантастов. Луиза сказала нам, где живет, предложила собраться возле её дома, назначила дату.
Я очень собиралась. Наряжалась во всё лучшее. Встреча сулила снова фейерверк луизиного задора, приязни и радости. По дороге зашла за своими подружками, но эти безголовые оказались занятыми другими делами, про встречу или забыли, или забили на неё. В итоге я пришла то ли одна, то ли вдвоем с кем-то. Возле дома Луизы уже были три-четыре старшие девочки, с которыми мы только познакомились в лагере, но не подружились. Луизы дома не оказалось, мы стали ждать на улице. Но надолго ли хватает терпения 10-11- летним детям? Мы стали носиться, пихаться, шуметь. Жильцы первого этажа нас шуганули пару раз. Я умоляла старших девочек вести себя тихо, чтобы Луиза не пострадала из-за нас, но в них как чёрт вселился. Я страдала, но уйти тоже не могла: ведь мы же обещали Луизе, что придём. Кажется, прошло часа полтора-два. Наконец, мы её увидели. Она быстро шла к дому, была какой-то потухшей: бледная, уставшая, роскошные волосы забраны в унылый хвостик. Увидев нас, она изобразила на лице нечто, похожее на приятное удивление, но было видно, что ей совсем не до нас. Помню, я поздоровалась, пробормотала что-то типа «домой пора, мама ждет» и ушла.
Сюжет, конечно, не про любовь, но что-то вроде курортного романа с тоскливо закономерным итогом.
P. S. В нашем городе жило немалое количество немцев, выселенных туда в годы войны с Поволжья. Теперь думаю, что Луиза, судя по имени, могла быть скорее немкой. Или один из её родителей.