Волк черный -- волк белый. Сказка
Сказка для zapovednik_2005 , проект №83.
Позволю себе разместить картинку, к которой эта сказка написана:
Волк черный - волк белый
В том году мертвец пришел ранней осенью.
Днями ещё держалась жара, вода в пруду была приторно-теплой, и деревья стояли пышными, словно и не думали менять зеленые платья на желтый саван. Яблок, груш, слив созрело - завались! С дальней бахчи мужики привезли две подводы арбузов и мелких солнечных дынь; но в этом пиршестве уже чувствовалась горечь расставания и ухода, как в пожухлой покосной траве и непривычно белом небе у горизонта.
Маринка как раз лакомилась арбузом во дворе, ухватив центральную дольку с огромным треугольником середины. Ела не спеша: сперва надкусывала сочную мякоть, втягивала в себя сладкий сок, и только потом соединяла зубы, отхватывая столько, сколько помещалось во рту. Черные косточки - какие сразу выковыривала пальцем, какие выплёвывала, разобравшись с очередным куском.
По улице пробежали мальчишки, что-то выкрикивая высокими, встревоженными голосами; за ними - ветер прошелестел соломой вдоль забора и растаял, оставив холодок на коже. Стукнула калитка, во двор вошла мать, заперла дверцу изнутри.
- Маринка, ты не ходи пока на улицу, ладно? Там мертвец. Уйдет через пару дней.
- Не пойду, - ещё несколько семечек полетело в траву. - Чтоб он меня съел? Ну, нет! - она задумалась. - А если к тетке сбегать, рукоделье отнести? Тоже нельзя?
- Если днем, то отчего же? Днем не трогает он никого. Только разговаривать с ним не смей!
- О чем мне с ним разговаривать? - Маринка снова впилась в арбуз и добавила с набитым ртом: - Вот только волка хочу посмотреть…
- Отбился немного от хозяина, так мужики гоняли вилами волка твоего, - равнодушно отозвалась мать с крыльца. - Убили или нет, но кровь на дороге…
- Красная? - удивилась Маринка.
- А то…
После обеда девочка засобиралась к тетке.
- Ты помнишь, что ночью гулять нельзя? - строго спросила мать. - Давай, одна нога здесь, другая - там. У Наталки не засиживайся. Нитки все собрала?
- Да.
Эх, умела бы сама вышивать, как мамина сестрица, не пришлось бы бегать по деревне с мешком ниток и просьбами. Зато у Маринки - самые красивые в округе рубашки, особенно те, что с синими вилирками. Сплетены цветочки вокруг выреза и по подолу - как живой венок к Ивана Купала.
По дороге Маринка думала о вилирках. Не папоротник, но тоже цветок волшебный. Распускается к вечеру, ночью вянет, а утром из засохших лепестков появляется ещё одно соцветие, маленькое, как ребенок. Так и говорят: «Вилирка умерла, да явила сыночка». Мало их в местных лесах, растут в секретных местах, Маринке за всю жизнь ещё ни единого не попалось. А тётка Наталка их много видела, похоже! На рукоделии все цветочки похожи, да разные: у кого лепестки побольше, у кого - подлиннее. И где же это, интересно? Может, рядом с её домом есть спрятанная поляна - целая поляна синевы, о которой никто ещё не прознал?
А вот и незнакомая тропинка. Узкая, еле натоптанная. Никогда раньше Маринка её не замечала, а ведь сколько раз бегала к тётке, иногда и дважды на день. Вот оно, волшебство: подумала про вилирки, тут тропа и появилась.
Остановившись, Маринка посмотрела на полоску примятой травы, которая змейкой скрывалась между осин и берез. Дальше густой лес стоял мрачной, неприветливой тучей; а к Наталке как раз надо было сворачивать в другую сторону, на окраину деревни. Не то, чтобы Маринке стало страшно, но вспомнилось, как ходили в последний раз за ягодами: сухостой, хворост, между деревьями натянуты паучьи сети, под ногами мох. Зато где-то там есть открытая поляна, полная хрупких синих венчиков… Посмотрев на деревню, Маринка вздохнула и решительно повернула к лесу: «Хоть бы тропинка не исчезла!»
Тропинка не подвела: поплутав между деревьев, она свернула в самую чащу, к паукам и сухостою. Маринка шла вперед, настороженно озираясь; наконец, сквозь ветки сверкнуло небо, и девочка вышла на полянку.
Она вся была покрыта синими, только что распустившимися цветами!
А в двух шагах от Маринки на траве лежал крупный черный волк. Цветы рядом с ним были красными от крови.
Волк поднял морду и посмотрел Маринке в лицо. «Пить», - прочитала девочка в его взгляде.
- Девочка, ты же добрая, правда? - от лесной тени отделилась закутанная в чёрное покрывало фигура. Голос у мертвеца был писклявый, как у Саньки, который, хоть и вырос, а на мужика так и не похож. На голове капюшон, лица не видно, только светлые пятна глаз. - Принеси собачке воды. Ручей здесь рядом…
- Что же ты сам не принесешь? - обнаглев от ужаса, спросила Маринка.
- Так рук нету у меня. Только… - в разговоре мертвеца вдруг послышались лихие стальные нотки: - Зубы!
- Я пойду, а ты съешь меня, - огрызнулась девочка, медленно отступая назад, к лесной тропке. - Ну, нет!
- Умирает же собачка, - опять елейным голоском, сюсюкая, уговаривал мертвец. - Да и не съем. Тебе мамка не говорила, что я днем не ем никого?
Точно! Что-то такое было.
- Нет, - на всякий случай сказала Маринка.
- Нет? Ну, ладно. Клянусь, что не съем тебя, девочка… Как зовут тебя?
- Маринка.
- Не съем ни за что Маринку, а иначе - пусть развеет ветер и прах мой, и плащ мой, и мои кости! Иди теперь, принеси воды!
Девочка робко проскользнула мимо чудовища и бегом, по драгоценным цветам вилирки бросилась к ручью, щебетавшему между корней деревьев с другой стороны поляны. Оторвав кусок бересты побольше, она согнула его, как тарелку, и набрала воды. Оглядываясь на мертвеца, присела к волку.
Он был жив, но очень плох. Бок был покрыт незапекшейся, сочащейся на траву кровью. «Точно, знатно мужики поработали», - подумала Маринка, разглядев сквозь густую шерсть несколько ран.
- Пей, - пододвинула самодельную тарелочку.
Волк с жадностью заработал языком, почти всё разбрызгивая и проливая. Маринке стало его жаль. «Ведь он же не виноват, что к такому хозяину прибился. Кто чёрного во двор возьмет? Скажут - чёрт, и всё, отовсюду прогонят. А он, может, хорошим был бы псом. Дом бы стерег, скотину с выпаса приводил. Вон, огромный какой! И сильный».
Словно услышав её мысли, волк тихо заскулил.
- Полежи, я подорожник найду, - прошептала ему Маринка. - Приложу к ранам, быстрее поправишься, - покосившись на мертвеца, добавила: - Уходили бы вы отсюда. Наши вас в покое не оставят.
- Спасибо за предупреждение, девочка Маринка, - склонил капюшон мертвец. - Только это ещё неизвестно, кто кого в покое не оставит.
Странное чувство охватило Маринку. Словно она, желая помочь, и от себя беды не отвела, и других подвела - да так, что впереди только горе и смерть. Наскоро, молча, она промыла и перевязала волку бок и бросилась бежать. А мертвец, не двинувшись с места, только стоял и смеялся ей вслед.
Про тетку она уж и не вспоминала. Добралась домой, хлопнула калиткой и замерла, переводя дух.
- Ты чего запыхалась? - ласково спросила мать, подошла, взяла из рук узелок. - Что это? Не отнесла рукоделье?
- Мама, я… испугалась. Я мертвеца видела.
- Ох, ужас какой! Бедная моя! - мать присела рядом, обняла дрожавшую девочку. - Ну, убежала, и слава Богу. Днем он не нападет, только ночью. Главное - нельзя с ним разговаривать.
«Вот, что она забыла! Разговаривать нельзя!»
- Почему нельзя, мама?
- Можно невзначай имя выдать, - объяснила мать, гладя дочку по голове. - А он тогда придет ночью и, если имя знает, заставит человека сделать всё, что пожелает. Дверь прикажет отворить и съест.
- И нельзя ему противиться?
- Невозможно. Бывало, человека родня в погреб запирает, а он бьется, рвется оттуда - наутро находят с пробитой головою. Зов мертвеца сильнее жизни.
«Что же мне делать? - думала Маринка, глядя на розовеющее небо. - Скоро ночь, и мертвец придет за мной. Или не придет? Он же обещал. А можно ли ему верить? Но, если обманет, ветер его развеет. Привяжу-ка я себя веревкой к кровати!»
Она прокралась в чулан и взяла крепкую веревку - такую, как стреноживают коней в ночном, чтобы не убежали слишком далеко от хозяев. Намотала узлы себе на руку и второй конец продернула в вырезанный в изголовье крест. Пожелав маме спокойной ночи, легла.
Ей не спалось. Выл ветер в трубе, скрипел штакетник, шуршали мыши в подполе. Полежав, девочка забылась и проснулась от доносившегося со двора голоса:
- Маринка! Маринка! Вставай, открывай мне двери!
Она узнала голос мертвеца - но сколько теперь в нем было силы и власти!
- Иду, иду! - закричала она, пытаясь встать и дергая прочную веревку.
- Доченька, что же это? - запричитала разбуженная мать. - Что же ты натворила?
- Маринка! - звал мертвец.
- Иду! - узел поддался. Маринка, как была, в нательной рубашке, подбежала к двери.
- Погубила ты нас, доченька, - заливаясь слезами, мать протянула к ней руки, но девочка ловко откинула засов, и в дом медленно вошел мертвец.
Казался он и выше, и шире - а белые глаза его были полны тумана. Волк нетвердо шел следом, не поднимая головы.
Маринка словно пробудилась - она пришла в себя и с ужасом смотрела на гостя.
- Ты же обещал, что не съешь меня, - собрав остатки мужества, как можно тверже сказала она.
- Я и не буду, - тень под накидкой захохотала. Глухие раскаты эхом отразились от стен и потолка дома, как в пещере. - Я съем твою мамку…
- Нет! - закричала девочка.
- …А ты достанешься ему! - мертвец показал на волка.
- Ему?.. - не веря, Маринка посмотрела на зверя.
Он поднял голову, и их взгляды встретились.
«Ты всё поняла правильно, - прочитала Маринка в этом взгляде. - Я тоже хотел жить с людьми, ночевать в конуре и есть из миски. Я хотел, чтобы дети залезали мне на загривок, а я возил их по двору, притворяясь лошадкой. Чтобы хозяин брал меня на охоту, и я приносил ему длинноухих зайцев, хитрых лис и глупых куропаток. Чтобы девочка, как ты, вычесывала мне шерсть и, играя, щелкала по носу. Но кто же виноват, что я родился черным? Мне просто не повезло. Прости».
И волк, повернувшись к мертвецу, оскалил зубы и зарычал.
- Так легко ты предаешь хозяина?
Мертвец взмахнул плащом, волк прыгнул ему навстречу - две черные тени слились воедино, разбиваясь и клубясь в дрожащем свете лампы. Мрак заполнил комнату - и схлынул, как не было. Волк лежал на полу, темном от крови, и вместе с кровью вытекал из него черный цвет. Уже и морда стала белой, и спина, и лапы. А мертвец исчез бесследно.
Рассвело, и Маринка с мамой отнесли мертвого волка на секретную полянку, к вилиркам, и похоронили там в тени старой березы.
На следующую ночь Маринка проснулась под утро. Вроде кто-то скулил во дворе - тоненько, отчаянно.
- Слышу, - мать покачала головой. - Неужели мало бед на нашу голову? Вдруг опять этот вернулся?
Прислушиваясь, они стояли обе у двери, а с той стороны что-то мелкое скреблось и царапалось, постанывая то ли от страха, от ли от горя.
- Открою, - решилась Маринка.
- Не впрок наука, - мама поджала губы, но мешать не стала.
Девочка приоткрыла дверь и сразу же распахнула её настежь. К ним под ноги вкатился белый мохнатый клубок, тявкая и подпрыгивая, как шерстяной мячик.
- Милый мой, милый! Ты вернулся! - девочка подхватила щенка на руки. - Мама, смотри! Он вернулся!
- Как назовешь его? - улыбаясь, спросила мать.
- Вилиром! - не задумываясь, ответила Маринка.
Позволю себе разместить картинку, к которой эта сказка написана:
Волк черный - волк белый
В том году мертвец пришел ранней осенью.
Днями ещё держалась жара, вода в пруду была приторно-теплой, и деревья стояли пышными, словно и не думали менять зеленые платья на желтый саван. Яблок, груш, слив созрело - завались! С дальней бахчи мужики привезли две подводы арбузов и мелких солнечных дынь; но в этом пиршестве уже чувствовалась горечь расставания и ухода, как в пожухлой покосной траве и непривычно белом небе у горизонта.
Маринка как раз лакомилась арбузом во дворе, ухватив центральную дольку с огромным треугольником середины. Ела не спеша: сперва надкусывала сочную мякоть, втягивала в себя сладкий сок, и только потом соединяла зубы, отхватывая столько, сколько помещалось во рту. Черные косточки - какие сразу выковыривала пальцем, какие выплёвывала, разобравшись с очередным куском.
По улице пробежали мальчишки, что-то выкрикивая высокими, встревоженными голосами; за ними - ветер прошелестел соломой вдоль забора и растаял, оставив холодок на коже. Стукнула калитка, во двор вошла мать, заперла дверцу изнутри.
- Маринка, ты не ходи пока на улицу, ладно? Там мертвец. Уйдет через пару дней.
- Не пойду, - ещё несколько семечек полетело в траву. - Чтоб он меня съел? Ну, нет! - она задумалась. - А если к тетке сбегать, рукоделье отнести? Тоже нельзя?
- Если днем, то отчего же? Днем не трогает он никого. Только разговаривать с ним не смей!
- О чем мне с ним разговаривать? - Маринка снова впилась в арбуз и добавила с набитым ртом: - Вот только волка хочу посмотреть…
- Отбился немного от хозяина, так мужики гоняли вилами волка твоего, - равнодушно отозвалась мать с крыльца. - Убили или нет, но кровь на дороге…
- Красная? - удивилась Маринка.
- А то…
После обеда девочка засобиралась к тетке.
- Ты помнишь, что ночью гулять нельзя? - строго спросила мать. - Давай, одна нога здесь, другая - там. У Наталки не засиживайся. Нитки все собрала?
- Да.
Эх, умела бы сама вышивать, как мамина сестрица, не пришлось бы бегать по деревне с мешком ниток и просьбами. Зато у Маринки - самые красивые в округе рубашки, особенно те, что с синими вилирками. Сплетены цветочки вокруг выреза и по подолу - как живой венок к Ивана Купала.
По дороге Маринка думала о вилирках. Не папоротник, но тоже цветок волшебный. Распускается к вечеру, ночью вянет, а утром из засохших лепестков появляется ещё одно соцветие, маленькое, как ребенок. Так и говорят: «Вилирка умерла, да явила сыночка». Мало их в местных лесах, растут в секретных местах, Маринке за всю жизнь ещё ни единого не попалось. А тётка Наталка их много видела, похоже! На рукоделии все цветочки похожи, да разные: у кого лепестки побольше, у кого - подлиннее. И где же это, интересно? Может, рядом с её домом есть спрятанная поляна - целая поляна синевы, о которой никто ещё не прознал?
А вот и незнакомая тропинка. Узкая, еле натоптанная. Никогда раньше Маринка её не замечала, а ведь сколько раз бегала к тётке, иногда и дважды на день. Вот оно, волшебство: подумала про вилирки, тут тропа и появилась.
Остановившись, Маринка посмотрела на полоску примятой травы, которая змейкой скрывалась между осин и берез. Дальше густой лес стоял мрачной, неприветливой тучей; а к Наталке как раз надо было сворачивать в другую сторону, на окраину деревни. Не то, чтобы Маринке стало страшно, но вспомнилось, как ходили в последний раз за ягодами: сухостой, хворост, между деревьями натянуты паучьи сети, под ногами мох. Зато где-то там есть открытая поляна, полная хрупких синих венчиков… Посмотрев на деревню, Маринка вздохнула и решительно повернула к лесу: «Хоть бы тропинка не исчезла!»
Тропинка не подвела: поплутав между деревьев, она свернула в самую чащу, к паукам и сухостою. Маринка шла вперед, настороженно озираясь; наконец, сквозь ветки сверкнуло небо, и девочка вышла на полянку.
Она вся была покрыта синими, только что распустившимися цветами!
А в двух шагах от Маринки на траве лежал крупный черный волк. Цветы рядом с ним были красными от крови.
Волк поднял морду и посмотрел Маринке в лицо. «Пить», - прочитала девочка в его взгляде.
- Девочка, ты же добрая, правда? - от лесной тени отделилась закутанная в чёрное покрывало фигура. Голос у мертвеца был писклявый, как у Саньки, который, хоть и вырос, а на мужика так и не похож. На голове капюшон, лица не видно, только светлые пятна глаз. - Принеси собачке воды. Ручей здесь рядом…
- Что же ты сам не принесешь? - обнаглев от ужаса, спросила Маринка.
- Так рук нету у меня. Только… - в разговоре мертвеца вдруг послышались лихие стальные нотки: - Зубы!
- Я пойду, а ты съешь меня, - огрызнулась девочка, медленно отступая назад, к лесной тропке. - Ну, нет!
- Умирает же собачка, - опять елейным голоском, сюсюкая, уговаривал мертвец. - Да и не съем. Тебе мамка не говорила, что я днем не ем никого?
Точно! Что-то такое было.
- Нет, - на всякий случай сказала Маринка.
- Нет? Ну, ладно. Клянусь, что не съем тебя, девочка… Как зовут тебя?
- Маринка.
- Не съем ни за что Маринку, а иначе - пусть развеет ветер и прах мой, и плащ мой, и мои кости! Иди теперь, принеси воды!
Девочка робко проскользнула мимо чудовища и бегом, по драгоценным цветам вилирки бросилась к ручью, щебетавшему между корней деревьев с другой стороны поляны. Оторвав кусок бересты побольше, она согнула его, как тарелку, и набрала воды. Оглядываясь на мертвеца, присела к волку.
Он был жив, но очень плох. Бок был покрыт незапекшейся, сочащейся на траву кровью. «Точно, знатно мужики поработали», - подумала Маринка, разглядев сквозь густую шерсть несколько ран.
- Пей, - пододвинула самодельную тарелочку.
Волк с жадностью заработал языком, почти всё разбрызгивая и проливая. Маринке стало его жаль. «Ведь он же не виноват, что к такому хозяину прибился. Кто чёрного во двор возьмет? Скажут - чёрт, и всё, отовсюду прогонят. А он, может, хорошим был бы псом. Дом бы стерег, скотину с выпаса приводил. Вон, огромный какой! И сильный».
Словно услышав её мысли, волк тихо заскулил.
- Полежи, я подорожник найду, - прошептала ему Маринка. - Приложу к ранам, быстрее поправишься, - покосившись на мертвеца, добавила: - Уходили бы вы отсюда. Наши вас в покое не оставят.
- Спасибо за предупреждение, девочка Маринка, - склонил капюшон мертвец. - Только это ещё неизвестно, кто кого в покое не оставит.
Странное чувство охватило Маринку. Словно она, желая помочь, и от себя беды не отвела, и других подвела - да так, что впереди только горе и смерть. Наскоро, молча, она промыла и перевязала волку бок и бросилась бежать. А мертвец, не двинувшись с места, только стоял и смеялся ей вслед.
Про тетку она уж и не вспоминала. Добралась домой, хлопнула калиткой и замерла, переводя дух.
- Ты чего запыхалась? - ласково спросила мать, подошла, взяла из рук узелок. - Что это? Не отнесла рукоделье?
- Мама, я… испугалась. Я мертвеца видела.
- Ох, ужас какой! Бедная моя! - мать присела рядом, обняла дрожавшую девочку. - Ну, убежала, и слава Богу. Днем он не нападет, только ночью. Главное - нельзя с ним разговаривать.
«Вот, что она забыла! Разговаривать нельзя!»
- Почему нельзя, мама?
- Можно невзначай имя выдать, - объяснила мать, гладя дочку по голове. - А он тогда придет ночью и, если имя знает, заставит человека сделать всё, что пожелает. Дверь прикажет отворить и съест.
- И нельзя ему противиться?
- Невозможно. Бывало, человека родня в погреб запирает, а он бьется, рвется оттуда - наутро находят с пробитой головою. Зов мертвеца сильнее жизни.
«Что же мне делать? - думала Маринка, глядя на розовеющее небо. - Скоро ночь, и мертвец придет за мной. Или не придет? Он же обещал. А можно ли ему верить? Но, если обманет, ветер его развеет. Привяжу-ка я себя веревкой к кровати!»
Она прокралась в чулан и взяла крепкую веревку - такую, как стреноживают коней в ночном, чтобы не убежали слишком далеко от хозяев. Намотала узлы себе на руку и второй конец продернула в вырезанный в изголовье крест. Пожелав маме спокойной ночи, легла.
Ей не спалось. Выл ветер в трубе, скрипел штакетник, шуршали мыши в подполе. Полежав, девочка забылась и проснулась от доносившегося со двора голоса:
- Маринка! Маринка! Вставай, открывай мне двери!
Она узнала голос мертвеца - но сколько теперь в нем было силы и власти!
- Иду, иду! - закричала она, пытаясь встать и дергая прочную веревку.
- Доченька, что же это? - запричитала разбуженная мать. - Что же ты натворила?
- Маринка! - звал мертвец.
- Иду! - узел поддался. Маринка, как была, в нательной рубашке, подбежала к двери.
- Погубила ты нас, доченька, - заливаясь слезами, мать протянула к ней руки, но девочка ловко откинула засов, и в дом медленно вошел мертвец.
Казался он и выше, и шире - а белые глаза его были полны тумана. Волк нетвердо шел следом, не поднимая головы.
Маринка словно пробудилась - она пришла в себя и с ужасом смотрела на гостя.
- Ты же обещал, что не съешь меня, - собрав остатки мужества, как можно тверже сказала она.
- Я и не буду, - тень под накидкой захохотала. Глухие раскаты эхом отразились от стен и потолка дома, как в пещере. - Я съем твою мамку…
- Нет! - закричала девочка.
- …А ты достанешься ему! - мертвец показал на волка.
- Ему?.. - не веря, Маринка посмотрела на зверя.
Он поднял голову, и их взгляды встретились.
«Ты всё поняла правильно, - прочитала Маринка в этом взгляде. - Я тоже хотел жить с людьми, ночевать в конуре и есть из миски. Я хотел, чтобы дети залезали мне на загривок, а я возил их по двору, притворяясь лошадкой. Чтобы хозяин брал меня на охоту, и я приносил ему длинноухих зайцев, хитрых лис и глупых куропаток. Чтобы девочка, как ты, вычесывала мне шерсть и, играя, щелкала по носу. Но кто же виноват, что я родился черным? Мне просто не повезло. Прости».
И волк, повернувшись к мертвецу, оскалил зубы и зарычал.
- Так легко ты предаешь хозяина?
Мертвец взмахнул плащом, волк прыгнул ему навстречу - две черные тени слились воедино, разбиваясь и клубясь в дрожащем свете лампы. Мрак заполнил комнату - и схлынул, как не было. Волк лежал на полу, темном от крови, и вместе с кровью вытекал из него черный цвет. Уже и морда стала белой, и спина, и лапы. А мертвец исчез бесследно.
Рассвело, и Маринка с мамой отнесли мертвого волка на секретную полянку, к вилиркам, и похоронили там в тени старой березы.
На следующую ночь Маринка проснулась под утро. Вроде кто-то скулил во дворе - тоненько, отчаянно.
- Слышу, - мать покачала головой. - Неужели мало бед на нашу голову? Вдруг опять этот вернулся?
Прислушиваясь, они стояли обе у двери, а с той стороны что-то мелкое скреблось и царапалось, постанывая то ли от страха, от ли от горя.
- Открою, - решилась Маринка.
- Не впрок наука, - мама поджала губы, но мешать не стала.
Девочка приоткрыла дверь и сразу же распахнула её настежь. К ним под ноги вкатился белый мохнатый клубок, тявкая и подпрыгивая, как шерстяной мячик.
- Милый мой, милый! Ты вернулся! - девочка подхватила щенка на руки. - Мама, смотри! Он вернулся!
- Как назовешь его? - улыбаясь, спросила мать.
- Вилиром! - не задумываясь, ответила Маринка.