* * *
Вся обстановка сдаётся в утиль,
тварная утварь идёт под топор
в той стороне, где июль - это штиль,
если б не полный обломками двор -
мебель свиданий, посуда пиров,
свежая пыль артефактов родства -
чем и держался придуманный кров,
где оголтело бушует листва.
Август куражится. И потому
неудержимо наглеет Морфей,
и наполняют окрестную тьму
странные твари забытых кровей.
Женщины-сфинксы, мужчины-кроты,
призраки с прежними днями на ты,
птицы, забывшие силу крыла,
если действительно сила была.
Август кончается. И оттого
полный резон улыбаться во сне,
ведь положенье вещей таково,
что приближает к покойной родне.
Ясное дело, что плач не силён
выправить, переиначить, спасти…
Поздно светает, и светится клён
яростным пламенем только к шести.
Даром в округе и нет ни души -
кошки, вороны, собачий патруль -
воспламеняйся, садись и пиши:
«Август до дрожи похож на июль».
Так же мелькнёт ни за что, ни про что,
и поделом - доканала жара -
любит вода уходить в решето,
разукрупняя крутое вчера.
Времени незачем существовать -
в кухне кукушка летит на убой…
Чтобы землёй не предстала кровать,
письменный стол застолби за собой.
©
Сергей Попов