Имперсководство.
О спектакле "Ромул великий" Вологодского театра для детей и молодежи.
Наверно, никто лучше не напишет о падении империи, чем немецкоговорящий писатель после поражения Третьего рейха. И, наверное, не для кого так не актуальна эта тема, как для современного русскоговорящего зрителя, несущего в себе наследие Третьего Рима.
Пьеса «Ромул великий» написана швейцарцем Фридрихом Дюрренматтом в 1949г. Спрятавшись под иронично-легким, прекрасно-остроумным и в целом весьма забавным повествованием с грифом «исторически недостоверная комедия», спектакль болезненно и где-то даже страшновато полемизирует с официальной российской доктриной. Чего стоят слова последнего императора Ромула, что родине нельзя доверять, никто не становится убийцей быстрее, чем она. И это тогда, когда в России до ослепляющего блеска начищаются духовные скрепы, бряцают речи про особенный путь, а здравые вопросы о необходимости жертв ради интересов государства получают ярлык предательства.
Так что нельзя отдать должное смелости в выборе пьесы для постановки на сцене провинциального театра. Выкрики «Браво!» на премьере были более чем оправданы.
Однако, подсознательное «страшновато» сыграло со спектаклем злую шутку. Вроде бы искрометная пьеса, с блестящей остроумной сценографией (я-фанат) и динамичной режиссурой, а дружного облегченного смеха зала практически не было. Возможно, это «страшновато»сковало и саму труппу. Как часто актеры напяливают на себя совсем несвойственные им бездарные роли с детского утренника, выдавая кудахтающий пафос. Лишь величественная невозмутимость императора Ромула в великолепном (чего уж там,ибо все так) исполнении Э.Аблавацкого держит зрителя в напряжении внимания. Ромула - последнего императора, великого куровода.
Да-да, именно этой отрасли сельского хозяйства безумно предан Ромул. Империя рушится, германцы захватывают Италию, казна пуста, армия деморализована, а он куриц разводит. Впрочем, это ли безумие? Какой открывается простор для иронии! Сердце Великой Римской империи - дворец императора что-то среднее между аукционом на распродажу и курятником. Кок-кок-кок - звук прыгающих шариков пинг-понга, раскиданных по всю пространству сцены; бюсты великих императоров вперемешку со знакомыми силуэтами манекенов нижнего белья; императорский трон - ванна на львиных лапах, символ праздности.
Как забавно звучат слова Зенона, восточного императора-беглеца в исполнении самодовольного И.Рудинского: «Мы должны спасать нашу культуру!», когда тот облачен в сандалии с носками. И так нарочито культурно обуты все римляне.
Ненавистная германская культура наступает на цивилизованный Рим под видом штанов и пива. И хоть Ромул и восклицает: «Там где начинаются штаны, кончается культура!», прогресс неизбежен, ибо пиво вкуснее спаржевой настойки, а штаны удобней тоги.
Сюжет при всей логичности приводит к нескольким неожиданным точкам осознания целенаправленной воли и принятия неизбежного. Целенаправленная воля создания империи неизбежно привела к ее краху. Целенаправленная воля к осуждению империи неизбежно привела к расплате за самоуверенность.
Два акта спектакля разделены композиционно и интонационно. Бедламу курятника, с визжащим женским батальоном, снующих торговцев с коммерческими предложениями первой части, противопоставлена классическая строгая симметричность второго. И ванна здесь уже не праздная роскошь, а очищающая купель. И император уже не забавный циник, а трагическая фигура. И встреча с врагом не достойная смерть, а новое качество.
Пожалуй, самые сильные сцены в спектакле связаны с пантомимой или молчанием. Чего стоит неврзмутимый слуга, жгущий римские рукописи, периодически жарящий шашлычок на угольках манускриптов. Эта равнодушная к последствиям своих действий, но чуткая к сиюминутным приказам фигура с упадническим веночком на голове - словно олицевторение вырождения империи.
Сильнейшая триединая сцена благоговения в величе Рима императорских особ. Как от нее сразу повеяло чем-то положительным и верой, что все сделается само собой! Впрочем, это надо видеть.
И в последней сцене, когда молчаливые германские бабаи выстроились для приветствия, определил завершающе-угрожающий аккорд пьесы.
Казалось бы, насилие всего лишь вскользь задевает повествование. Подать на стол зафаршированного очередного императора, то бишь, курицу с кличкой великого римского предка - это же способно ужаснуть, если только вегетарианцев. Однако, подспудно, за легкой иронией и остроумием скрывается напряженное понимание. Оно было слишком свежо в памяти для европейского зрителя конца 40-х 20 века. Оно ощущается в воздухе России в 10-х годах 21 века.
Но, тлеет, тлеет еще надежда, что человеколюбивый посыл пьесы будет понят и услышан. Нет смысла сверять свою жизнь с интересами и символами государства, они рушатся. Я знаю, как священный, без преувеличения, символ детства превратился в гриб. И этот "гуд бай" неизбежен. В реку нельзя войти дважды, империю нельзя повторить, но она не сможет быть хорошей, потому что "родина - это всегда меньше чем любить человека". Человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Так записано в Конституции моей Родины.
И да, Ромул - велик, он любил людей и куриц больше чем родину-империю.
Фото: отсюда