Из книги в книгу кочует изречение "Так судьба стучится в дверь" - о лейттеме Пятой симфонии. Якобы сам Бетховен так сказал, ну а Шиндлер передал для потомства. В новой книге Ларисы Валентиновны Кириллиной "Бетховен. Жизнь и творчество" (том I. М., 2009), на с.492 читаем, кроме этой фразы, свидетельство Карла Черни: оказывается, "тему Симфонии c-moll ему навеял крик лесной птицы"; ученику Бетховена вторит бременский капельмейстер В.К.Мюллер, который сам узнал в этой теме "крик известной птицы".
Получается, что связь музыки с орнитологией задолго до Оливье Мессиана установили современники Бетховена. В примечании Лариса Валентиновна уточняет: Черни написал по-немецки название птицы - Ammerling, что иногда переводят "иволга". В общедоступных словарях есть Ammer - овсянка.
Итак, мы имеем две версии, однако обе мне представляются сомнительными, и вот почему.
Оба свидетеля (Черни и Мюллер) пишут "крик", а не "пение". Крик овсянки мне (неорнитологу) неизвестен, песня мне похожей не кажется. К тому же овсянка любит открытые места, к ней не подходит определение "лесная птица". Остается иволга. Известно, что иволга не только красиво поет (приятный - почти по-альтовому низкий посвист), но и кричит; однако криком она напоминает орущую кошку - ничего общего с музыкой.
Чей же крик мог вдохновить композитора?
Мне кажется, отгадку надо искать в ритмическом облике темы, который неизменен, а в III части к тому же предельно обнажен (на одном звуке). И вот тут мне приходят на память легендарные пластинки "Голоса птиц в природе", записанные ныне покойным Борисом Вепринцевым - биофизиком и энтузиастом звукозаписи.
Хорошо написал в свое время о Вепринцеве В.Песков в книге "Отечество" (М., 1972):
"...Весна 1956 года. В звенигородском лесу на просохшей после талой воды лужайке сидит человек со странным ящиком. Что-то у человека не ладится. Он снимает крышку, почти с головой залезает в ящик, проверяет электрический шнур, идущий к домику биостанции. На березе, где поет зяблик, спрятан еще какой-то прибор. Пастух, издали наблюдавший эту картину, не выдержал, подошел:
- Что делаешь?
- Послушай...
- Чудно. Зяблик, что ли? Зяблик... "Признаться, запись была никудышная: сплошной гул и чуть различалась тонкая россыпь зяблика. Но я готов был орать от радости. В Звенигороде сделал крюк, зашел к приятелю: "Вот, послушай..." На вокзале, пока ожидал электричку, похвастался какой-то девушке: "Когда-нибудь зяблика слышали?" В Москве поехал к профессору, к ребятам в общежитие. С неделю ложился спать - надевал наушники...".
Борис ночевал на затопленных островах, случалось, в азарте по трое суток не спал. С "ящиком" он исходил все Подмосковье, по многу часов ожидал певцов в болотной воде, лазил на деревья, в шалашах караулил тетеревов. С первых же дней обнаружилось множество всяких помех: то гармонист в соседней деревне не спит, то пароход на реке стучит и загудел в самый неподходящий момент, то ветер или в деревне петухи разорались, то сам певец никак не хочет подпустить близко. Неожиданно много хлопот доставили соловьи. Куда ни пойди - соловей глушит все звуки. По многу раз из-за помех пришлось переписывать заново - опять куда-то ехать, стоять в воде, искать, подкрадываться, чинить магнитофон в лесу при свете карманного фонаря... На съезде орнитологов было объявлено: "А сейчас послушайте голоса птиц..." В большом зале затоковал глухарь, закуковала кукушка, потом дикие гуси, дрозды... И гром аплодисментов. Ученые восторженно встретили работу аспиранта Вепринцева."
Кое-что интересное для музыкантов содержит письмо Людвига Коха - немецкого энтузиаста, эмигрировавшего в Англию: "Мой дорогой друг Вепринцев! Спасибо за ваши удивительные записи птиц России. Вы не представляете, каким чудесным был для меня день, когда я услышал ваши записи. Мне уже восемьдесят лет. Уже давно я стал стариком в отставке и предоставил записывать голоса птиц и животных более молодым. Я думаю, что выполнил мой долг. <...> Благодарю вас за возможность послушать птиц, которые в Англии теперь редки, таких, как черный дятел и особенно перепелка. Благодаря музыкальным занятиям я знаю: многих из композиторов прошлого вдохновляли песни перепелов, особенно Гайдна... Серый журавль у нас в стране уже не встречается. Если бы вы мне прислали записи голоса журавлей... Для меня это один из самых дорогих на земле звуков... Очень хорошо, что не забыли старика. Людвиг Кох."
http://www.yugzone.ru/brainmusic/download_mp3/golosa_ptis_v_prirode.htm Получается, Гайдна вдохновлял перепел. И Бетховена тоже! В Шестой симфонии (II часть, кода), одновременно с кукушкой, звучит перепелиное "Спать пора!". А в Пятой?
По моему скромному мнению, в Пятой симфонии передан настойчивый ритм, в котором угадывается крик нарядной хохлатой птицы. У нас она обитает южнее Подмосковья, а в Западной Европе, вероятно, была (и теперь?) довольно обычна.
Это пластинка №3, 2-я сторона, самое начало. Качаем, слушаем, сравниваем (овсянка там тоже есть, но не с начала):
http://www.yugzone.ru/download.php?loadbook=relax/golosa_ptis/3-2