«Человек двусмысленный» или double bind по-русски
В 1972 году книга Б.Ф. Поршнева «О начале человеческой истории» была готова к публикации в издательстве «Мысль». Глава 9 книги начиналась словами:
Если еще раз непредвзято спросить себя об отличительных признаках человека, которые даны опытом истории и не могли бы быть «в другом смысле» распространены на животных, таковых в конце концов останется очень немного. Они нас удивят: они стоят словно где-то в стороне от столбовой дороги развития как гуманитарных наук, так и естествознания. Назову два таких отличия.
Во-первых, люди - единственный вид, внутри которого систематически практикуется взаимное умерщвление.<…>
Во-вторых, столь же странно, на первый взгляд, прозвучит утверждение, что люди - единственный вид способный к абсурду, а логика и синтаксис, практическое и теоретическое мышление его «дезабсурдизация».<…> Животное может быть «обмануто» экспериментатором или природной средой, но его реакция сама по себе вполне рациональна. <…> Организм животного ведет себя в любой искусственной ситуации с физиологической точки зрения совершенно правильно, либо дает картину нервного срыва<…>, сконструировать же абсурд, или дипластию его нервная система неспособна. Все развитие человеческого сознания в ходе истории есть постепенное одоление первоначальной абсурдности, ее сдвижение на немногие краевые позиции.
В первое (сокращенное, 1974) издание книги приведенные слова не вошли и стали доступны читающей публике только в 2007 году, когда впервые увидело свет полное издание книги Поршнева.
И вот, через три десятилетия после написания приведенных выше слов и за три года до того, как эти слова смогли увидеть читатели, выходит в свет исследование ученых самарского университета, посвященное обоснованию того же отличия человека от всех остальных животных, которое Поршнев «окрестил» дипластией: Агранович С.З., Березин С.В. Homo amphibolos / человек двусмысленный: Археология сознания. Самара, Издательский дом «Бахрах-М», 2005, 344 с. Объявленный тираж - 3000 экз.
Я наткнулся на книгу совсем недавно и совершенно случайно. Интернет-магазин «Библион» с 2009 по 2014 год получил всего шесть (!) заказов на эту книгу. Я и был шестым.
Поршнева к идее дипластии привел Анри Валлон и его «бинарные структуры», которые последний описал в книге «Происхождение мышления у ребенка» (Wallon Н. Les origines de la pensee chez l'enfant. Paris, 1945, t. I). Поскольку эта книга не переведена на русский язык и почти неизвестна среди российских психологов, приведу кое-что из пересказа идей Валлона Поршневым («Социальная психология и история»):
Валлон описал и проанализировал самую первоначальную операцию мышления или, даже можно сказать, предмышления. Это - образование бинарных сочетаний, или пар. Если бы не было этого механизма, то объекты и события внешнего мира сами по себе, говорит Валлон, образовывали бы только аморфную последовательность психических моментов, сменяющихся или склеивающихся без подлинного принципа объединения. У самых истоков мысли, по его мнению, удается выделить существование «спаренных элементов». «Элементарной частицей мысли является эта бинарная структура, а не те элементы, из которых она состоит. Дуальность предшествует единичности. Пара, или чета, предшествует изолированному элементу». На простые пары может быть разложена любая мыслимая серия, как и любое общее понятие. Валлон наблюдал это элементарное бинарное мышление у детей, но утверждает, что оно же является неким пределом деградации мышления взрослых, а также - и может быть в особенно обнаженном виде - проступает при некоторых психических заболеваниях.
Агранович и Березина к идее двусмысленности привел, вероятно, Грегори Бейтсон и его «двойное послание» (double bind). Книга самарских исследователей до сих пор мало известна специалистам, включая, семейных терапевтов, среди которых концепция double bind Бейтсона очень популярна и как теоретическая модель, и как инструмент практической работы. Анализ двойных посланий («ДП-ситуаций» в их терминологии) занимает в книге одно из центральных мест. О фундаментальном значении этих двусмысленностей в жизни людей Агранович и Березин пишут:
Было бы интересно определить удельный вес ДП-ситуаций в жизненном пространстве отдельного человека и человечества в целом. Насколько мы знаем, таких исследований, даже чисто статистических, не существует. Г. Бейтсон писал о широкой распространенности этого явления в жизни и отдельного человека, и социальных групп, и всего человечества. Мы берем на себя смелость утверждать, что вся жизнь человека состоит из непрерывного вхождения в множество совершенно разнородных по уровню социальной организации, по направленности, по личностной и общественной значимости ДП-ситуаций. <…> Жизнь человека и человечества во многом складывается из бесконечной череды ДП-ситуаций, накладывающихся друг на друга, порождающих сложные, порой безвыходные жизненные тупики.
Появление книги «Человек двусмысленный» создает принципиально новую ситуацию для исследователей великой психофизиологической проблемы во всем ее мультидисциплинарном контексте, включая, прежде всего, тему отличий человека от всех остальных животных. Спустя 30 лет после выхода в свет, пусть и в сокращенном виде, исследования Поршнева, последний перестал быть чудаком-одиночкой, отклонившимся от «столбовой дороги развития мировой науки» (вспомним Маркса, конечно). Теперь таких «отклонистов» (чудаков-одиночек) уже двое или, точнее, трое. Причем и Поршнев, и Агронович с Березиным, «отклонились», подчеркну, в одну и ту же сторону: двусмысленность, абсурд, антилогика и т.п.
Есть повод задуматься. И есть возможность сопоставить. Исследование Поршнева и исследование Агронович и Березина во многом дополняют друг друга, что любой интересующийся читатель легко заметит, а многолетний поклонник Поршнева, вдобавок еще и порадуется. Тем более, что по многим признакам, Агронович и Березин с книгой Поршнева знакомы не были - ни в ее сокращенном, ни в ее полном виде (к этому я вернусь в следующем посте).
В поле исследований иногда попадали и бинарные операции, они же двойные послания, они же дипластии, они же двусмысленности и т.п. Я имею в виду исследования дипластий-двусмысленностей в самом общем виде, а не отдельные частные случаи, как например, остроумие, которое исследовал и Фрейд…
Из таких общих исследований мне известны (наряду с упомянутыми Валлоном, Бейтсоном, Поршневым и авторами книги «Человек двусмысленный»):
Рональд Лэнг (R. Laing, 1959), лично знакомый с Бейтсоном и уделившей много места его концепции double bind в своей книге «Я и другие»;
Леон Фестингер (L. Festinger, 1957), фактически посвятивший ДП-ситуациям и усилиям выйти из них свою книгу «Когнитивный диссонанс»;
Дэниэл Стерн (Daniel Stern, 1985), фактически уделивший много места онтогенезу дипластий-двусмысленностей в своей книге «Межличностный мир ребенка». Глава 7 («Настройка аффектов»), содержание которой, во многом, опирается на собственные (с соавторами) исследования, посвящена тому, что можно назвать так: «Как мама знакомит ребенка с миром ДП-ситуаций». Приведу одну цитату из Стерна:
Десятимесячная девочка наконец находит фрагмент головоломки. Она смотрит на мать, задирает голову и выбрасывает вверх руку, почти подпрыгивая; это движение выражает бурную радость. Мать говорит «ДА, детка». Здесь «ДА» выделено интонацией. Его звучание такое же взрывное, как и жест девочки.
Можно возразить, что «ДА, детка» - это просто рутинный отклик в форме позитивного подкрепления, и, несомненно, это так. Но почему тогда мать просто не скажет: «да, детка»? Почему она делает дополнительный акцент на «ДА», устанавливая звуковое соответствие жесту девочки? Я предполагаю, что это «ДА» - настройка, заключенная в обычном отклике.
В данном примере мама на поведение ребенка реагирует двусмысленностью, подменяя одну модальность другой - то же, да не то же, как иногда пишет Поршнев.
Это «знакомство ребенка с миром двусмысленностей» мамы начинают, по данным Стерна, в 8-9 месяцев, причем, совершенно спонтанно, интуитивно, бессознательно.
А когда же ребенок сам приступает к «отправке двойных посланий» собственного производства? На одну такую ситуацию намекает Поршнев в статье «Контрсуггестия и история», переосмысливая результаты исследований Выготским поведения ребенка в возрасте 1-3 года:
…Дети следовали только команде: «положи вместе подходящие», - и выполняли ее в том странном смысле, что клали вместе предметы, не имеющие объективной существенной связи. Иначе говоря, «подходящесть» состояла только в том, что ребенок клал их вместе: он как бы создавал их «подходящесть» во исполнение команды и вопреки наглядности. Выготский называл это «синкретизмом» раннего детского мышления и указал на его полную субъективность, но я бы скорей подчеркнул, что ребенок соединял именно «не» похожие друг на друга предметы.
В рукописи статьи далее следовало: «Без словесной команды, посредством первосигнального подкрепления, ребенок ведь легко дифференцирует и ассоциирует такие предметы». В этом примере есть что-то, указывающее на борьбу за власть: команда взрослого и ее выполнение в «странном смысле», намекающим на отказ подчиниться, - но эту важную тему придется пока отложить…
И все же, пример детского творчества в области конструирования двусмысленностей в возрасте 1-3 лет вряд ли является самым ранним примером такого творчества. На мой взгляд, первое двойное послание младенца - это переходный объект Винникотта. Ребенок, засыпая, прижав к себе плюшевую игрушку, как будто сообщает маме две мысли одновременно: очень в тебе нуждаюсь, но… прекрасно обойдусь без тебя.
Не всякая мама справится с таким двойным посланием…