Страна утраченной солидарности
Страна утраченной эмпатии
Вот все говорят - совки, совки… Одни жалуются, что «народ не тот попался», другие первых в этом уличают - «ага! Вам еще и народ какой-то другой подавай! Убирайтесь-ка лучше в свой Израиль!». В общем, одни обличают, другие обижаются, но ясно, что тема актуальна. Двойственность в отношении к своему народу - к самим себе то бишь - прорывается постоянно.
С одной стороны, любим кичиться, что «мы - белые люди», «европейцы» (не то что какие-то таджики или, прости господи, «лица кавказской национальности»), словом, не дикари и не азиаты. С другой - какой-то тайный зуд, национальный комплекс неполноценности не дает покоя, похоже, даже самым истовым русофилам и путинолюбам. Есть у наших людей подозрение, что мы - какие-то не такие. То ли не совсем белые, то ли не совсем люди. Возможно, даже наверняка, лучше чем то и другое. У нас ведь «особый путь», и Христа мы славим правильнее всех.
Но все-таки, все-таки…
Так все-таки - кто мы? Такие же, как все? Или у нас «особый путь» и «Третий Рим»? Или - Азия-с, «Азиопа»? Или, может быть, справедлив компромисс, предложенный Галковским - мол, русские - это «самая глупая белая нация»?
Как нам к себе относиться? Согласитесь, от этого многое зависит. Какие-то шаги будут эффективны, если иметь в виду «европейцев», и совсем не сработают, если окажутся направлены на носителей сакрального знания о «третьем пути». А меры, сделанные в расчете на «азиатскую деревенщину», вызовут отторжение у «Европы». Как быть?
Самый простой вариант - постулировать, что мы такие же, как и все, и нечего тут копаться. Однако это сомнительно. Как-никак, а у нас за плечами несомненные 70 с лишним лет коммунистической диктатуры - опыт уникальный для любого народа. Не забудем, что коммунизм - это ведь была самая настоящая тоталитарная идеология, то есть такая, которая предъявляла претензии на контроль не только над поведением индивида в общественных местах и на работе, но и везде: в семейной жизни, на досуге. Государство «совка» хотело знать о своих гражданах всё - что они едят, о чем разговаривают у себя на кухне, что читают, какую слушают музыку, изменяют ли супругам. Даже то, о чем они думают, не совершают ли при этом какого «мыслепреступления».
И весь этот тотальный контроль велся не просто так. Коммунисты не скрывали, что они все это проделывают с конкретной целью - «воспитать нового человека». Огромная госмашина - а ведь в мире совка, собственно, не было ничего, кроме госмашины - крутилась 70 лет, утюжа 3 или 4 поколения, производя из «человеческого материала» (тоже коммунистический термин) нечто новое и невообразимое!
Так почему бы не допустить - хотя бы в качестве гипотезы - что им это, хотя бы отчасти, удалось? И что «новые люди», о которых шла речь - это и есть мы? Причем не только мы, но и наши дети; ведь если новый человек сделан, то в результате спаривания новых людей будут рождаться на свет тоже новые люди. Не так ли?
Рассмотрим для начала самую распространенную «народную» гипотезу о том, как именно повлияло 70-летнее коммунистическое правление на состояние нынешнего народонаселения.
«Генетическая теория»
Популярное воззрение заключается в том, что «большевики уничтожили цвет нации» - частью расстреляли, частью сгноили в ГУЛАГе, частью выслали из страны. И от этого, мол, все беды - стало появляться гораздо меньше талантливых ученых, деятелей искусств и прочего, потому что «испортили генофонд». Что такое «генофонд нации», как именно и какие «гены» влияют на проявление талантов в области науки и искусства - это говорящие, как правило, представляют себе крайне смутно, что, впрочем, никак не влияет на их абсолютную убежденность в своей правоте.
В ответ сторонники СССР не без оснований тут же вспоминают про ракеты, перекрытый Енисей и несомненные успехи совка в области балета. При объективном рассмотрении можно обнаружить еще массу примеров, показывающих, что с талантами в СССР - в самых разных областях - дела обстояли вовсе не так уж катастрофично.
Однако дело даже не в этом. Человеку, знакомому с современной генетикой и психологией, с самого начала известно, что столь сложные и многоуровневые функции, как «талант» и «интеллект» вообще слабо соотносятся с наследственностью. Интеллект - птица вольная, веет, где хочет. Да оно и понятно: если бы дело обстояло иначе, сейчас в Академиях наук заседали сплошь внуки Эйнштейна и дети Ландау. То же и с талантами: потомки выдающихся писателей и художников, как правило, проявляют выдающиеся способности только в проматывании доставшегося вполне материального наследства, но никак не в творчестве.
Таким образом, теорию «оскудевшего генофонда» мы можем смело признать несостоятельной. Никакой прямой связи между генами и разнообразием творческих и научных потенций общества, по всей видимости, нет. Что же тогда? Или, может быть, стоит признать «нулевую гипотезу» - что большевики, при всем старании, все же никак не могли изменить НАС? Кишка у них тонка! На генном уровне модификация невозможна, значит, она вообще невозможна! Не так ли?
Не будем торопиться с выводами.
Эксперимент с шестью обезьянами
Этологи - специалисты, изучающие поведение животных - провели за последние сто лет тысячи разных экспериментов с обезьянами, но один из них, на мой взгляд, особенно красив. Редко кому удавалось достичь на этой ниве не то что блестящих научных результатов, но и прямо-таки философских глубин.
Вот его описание. В большой, просторной клетке обитают шесть обезьян. В дальнем углу клетки затейники-экспериментаторы подвешивают целую гроздь (или целое лукошко - не помню) спелых, вкусных, соблазнительных фруктов и/или бананов. Рано или поздно одна из обезьян, фланирующих по клетке, обнаруживает этакое богатство и, естественно, тянет к беззащитно висящему лакомству передние конечности. За ней начинают подтягиваться и другие обезьяны. Но, не успевает она до них даже дотронуться, как происходит страшное: в клетку с диким шумом и гиканьем врывается целая орава экспериментаторов - которые, оказывается, все это время были начеку и только ждали момента!
В итоге, нежданно-негаданно, на бедных обезьян обрушивается страшная кара: в руках у экспериментаторов - сильные брандспойты, они безжалостно направляют хлесткие струи во всех без разбору обезьян и сгоняют их в противоположный от лакомства угол клетки. Через некоторое время они уходят, и на «поле боя» остаются лишь обитательницы клетки - жутко напуганные, до костей вымокшие и замерзшие.
Через какое-то время другая обезьяна пытается все ж подобраться к фруктам - и сцена повторяется, а на полу клетки появляются новые лужи воды. Всё, урок усвоен! Наши человекообразные родственники занимаются в клетке своими делами, и ни одна даже не смотрит в сторону по-прежнему аппетитно висящих фруктов в дальнем углу.
(До сих пор в эксперименте не было ничего интересного - так, обычное научение с отрицательным подкреплением. Но терпение! Самое интересное только начинается.)
Когда обезьяны окончательно успокаиваются, экспериментаторы аккуратно изымают из клетки одну обезьяну и выпускают вместо нее другую, «новенькую». «Новенькая» знакомится с товарками, начинает обследовать клетку и, естественно, натыкается на ту самую гроздь лакомства. Едва только она собирается закусить - к ней немедля с предостерегающими криками бросаются сразу несколько «старых» обезьян и, схватив «за руки», оттаскивают прочь. В крайнем возбуждении они втолковывают «новенькой», что эти фрукты брать нельзя! Нет! Еще бы - они-то знают на своем горьком опыте, чем это чревато для обитателей клетки…
«Новенькая» быстро соображает, что к чему, и тоже, как и все, больше не делает даже попыток подойти к нахально вывешенному лакомству.
Тогда экспериментаторы идут на следующий шаг: они забирают из клетки еще одну «старенькую», пережившую налет с брандспойтами, обезьяну - и так же заменяют ее «новенькой». С ней происходит та же история: она натыкается на фрукты в дальнем углу, пытается ими полакомиться, но на нее налетают остальные и, громко визжа, дают понять, что это «низзя!» Характерно, что в церемонии «убеждения» принимает активное участие и та, что была «вброшена» в клетку недавно, перед этой обезьянкой.
Далее процедура повторяется еще четыре раза: экспериментаторы последовательно убирают из клетки «старый состав» и заменяют его - по одному - на «новеньких». В конечном итоге наступает апофеоз: в клетке сидят шесть обезьян, которых никто и никогда не поливал из брандспойта, на которых вообще никогда не обрушивалась никакая внешняя кара за попытки полакомиться - но тем не менее, все они полностью игнорируют свежие, аппетитные фрукты в зоне прямой досягаемости. То есть ведут себя совсем не так, как, казалось бы, должны себя вести обычные, «простые» обезьяны.
Финита!
Смысл описанного эксперимента куда шире, чем наука этология (наука о поведении животных). Его значение вполне можно распространить и на социологию. По сути, нам в максимально упрощенном виде продемонстрирована технология, как можно - без всякой генетики - достичь требуемого устойчивого (!) и воспроизводимого поведения в достаточно большой группе. Можно этот эксперимент слегка мысленно продолжить: к примеру, предположить, что у описанных обезьян в этой же клетке родились дети, подросли, сами стали взрослыми обезьянами - и все они точно так же «знали» бы, что соблазнительные фрукты трогать «низзя!!»
Можно ли было бы сказать в этом случае, что данное «знание» у этих обезьян «в генах»? Очевидно, что нет. Это «знание» закреплено не в генах, а социально - в том обществе, которое составляют данные 6 особей.
Мне кажется, что мы вполне вправе говорить о «социалистическом эксперименте» в терминах данного выше «эксперимента с шестью обезьянами». Просто в случае с СССР «клеткой» оказалась 1/6 часть суши, а «6 обезьянами» - наши деды, отцы, да и мы сами.
И вот именно в этом смысле я и намерен далее говорить о «психологии совка».
Страна утраченной эмпатии
Многие уже не раз обращали внимание, что у нас в России люди как-то на удивление толерантны к огласке различных случаев террора мирных граждан, садизма, пыток в милицейских отделениях и в тюрьмах, «судебным ошибкам», в результате которых невиновные люди получают невероятные сроки, и т.п.
Не раз отмечалось, что россияне удивительно спокойно переживают даже самые шокирующие вещи - скажем, случаи насилия и жестоких убийств детей. В той же Европе - как, например, не так давно в Дании - публика гораздо более возбудима: их небольшие (по сравнению с российскими мегаполисами) города то и дело сотрясают многотысячные, порой даже стотысячные демонстрации и митинги, устраиваемые возмущенными гражданами, прознавшими, к примеру, об орудующей в стране банде педофилов-убийц или чем-то в этом роде. А что творится, если вскрываются факты пыток со стороны «правоохранителей»!
У нас же - тишина. Хотя в массовые медиа периодически проникают дикие, по европейским меркам, скандалы: то смерть арестованного по ложному обвинению Магницкого в тюрьме от пыток и отсутствия медпомощи; то недавно вскрывшиеся факты пыток в петербургских и казанских отделениях милиции; то массовые убийства мирных женщин и детей по типу Кущевки… Можно вспомнить и грандиозные катастрофы, связанные с человеческими жертвами - например, взрывы на шахтах или та же авария на СШГЭС - в западных странах такие жуткие по своим последствиям события тоже, как правило, становятся поводом для различных акций гражданского протеста. Не говорим уж о таких весьма неоднозначных по результатам действий спецслужб терактах, как «Норд-Ост» и Беслан: во многих странах спецслужбы не смогли бы столь вольно отнестись к сохранности жизней заложников (в особенности женщин и детей) именно потому, что побоялись бы сильного общественного резонанса. Как видим, в России это не создало спецслужбам практически никаких проблем - никакого «низового» резонанса просто не было.
Примеров можно привести еще массу, их общая особенность - практическое отсутствие какой бы то ни было реакции российской «улицы», то есть рядовых граждан. Все российские скандалы, связанные с пытками, убийствами детей, вопиющим глумлением судебной системы над невиновными людьми и пр., носят у нас чисто медийный характер, то есть они начинаются в прессе и в ней же, как правило, и заканчиваются.
Почему так? Почему мы, россияне, столь инертны в сравнении с другими такими же, как мы, «белыми людьми»? Безусловно, на то есть причины юридические (несовершенство законодательства о митингах), политические (в стране неразвита политическая жизнь), исторические (после стольких лет большевизма у людей нет привычки собираться на самостийные митинги)… Но все-таки, как мне кажется, одна из важнейших причин - социально-психологическая. А именно - у наших людей действительно есть значительные (в сравнении с тем же Западом) проблемы с эмпатией.
Что такое эмпатия
Вообще эмпатия - это качество, изначально присущее виду homo sapiens. Более того, есть она и у многих высших животных. Словари определяют эмпатию как «способность сопереживать эмоциональному состоянию другого человека». Говоря попросту, это способность чувствовать эмоцию другого.
Вполне возможно, что отдельной особи способность ощущать, скажем, боль и страдания другого существа особой радости не доставляют, однако ясно, что в принципе это качество весьма полезно для выживания вида: оно побуждает людей и зверей помогать более слабым и может служить лучшей сохранности популяции.
Более того, можно сказать, что в ряде случаев эмпатия действительно «прописана» в генах: например, все мы «запрограммированы» так, что плач ребенка внушает нам беспокойство, «действует на нервы», побуждает сделать что-нибудь для малыша. Детский плач действует на всех - независимо от того, любит или не любит детей тот или та, кто его слышит. Так уж задумала мать-природа, видимо, считая, что человекообразным обезьянам особенно важно всем миром заботиться о детях; слишком долог у них период взросления и, соответственно, относительной беспомощности…
А теперь давайте прочтем этот фрагмент из знаменитых «Писем Шолохова Сталину» - тех самых, где то ли автор, то ли не-автор «Тихого Дона» описывал вождю особенности коллективизации на Кубани.
«Было официально и строжайше воспрещено остальным колхозникам пускать в свои дома ночевать или греться выселенных. Им надлежало жить в сараях, в погребах, на улицах, в садах. Население было предупреждено: кто пустит выселенную семью - будет сам выселен с семьей. И выселяли только за то, что какой-нибудь колхозник, тронутый ревом замерзающих детишек, пускал своего выселенного соседа погреться. 1090 семей при 20-градусном морозе изо дня в день круглые сутки жили на улице. Днем, как тени, слонялись около своих замкнутых домов, а по ночам искали убежища от холода в сараях, в мякинниках. Но по закону, установленному крайкомом, им и там нельзя было ночевать! Председатели сельских советов и секретари ячеек посылали по улицам патрули, которые шарили по сараям и выгоняли семьи выкинутых из домов колхозников на улицы.
Я видел такое, чего нельзя забыть до смерти: в хут. Волоховском Лебяженского колхоза ночью, на лютом ветру, на морозе, когда даже собаки прячутся от холода, семьи выкинутых из домов жгли на проулках костры и сидели возле огня. Детей заворачивали в лохмотья и клали на оттаявшую от огня землю. Сплошной детский крик стоял над проулками. Да разве же можно так издеваться над людьми.
Мне казалось, что это один из овчинниковских перегибов, но в конце января или в начале февраля в Вешенскую приехал секретарь крайкома Зимин. По пути в Вешенскую он пробыл два часа в Чукаринском колхозе и на бюро РК выступил по поводу хода хлебозаготовок в этом колхозе. Первый вопрос, который он задал присутствовавшему на бюро секретарю Чукаринской ячейки: «Сколько у тебя выселенных из домов?». «Сорок восемь хозяйств». «Где они ночуют?» Секретарь ячейки засмеялся, потом ответил, что ночуют, мол, где придется. Зимин ему на это сказал: «А должны ночевать не у родственников, не в помещениях, а на улице!»
После этого по району взяли линию еще круче. И выселенные стали замерзать…»
Еще раз представим себе эту картину: богатое русское село. Мороз. На морозе слышны плач и стоны детей и матерей, которые в буквальном смысле замерзают заживо. Эти крики и плач слушают целыми сутками станичники в своих теплых домах - но пускать замерзающих в свои дома нельзя, таков строгий приказ Советской власти…
На что это более всего похоже? Садизм, «перегибы на местах», «головокружение от успехов»? Безусловно, так. Но есть и еще кое-что. Вспомним описанный «эксперимент с шестью обезьянами». Разве не похоже всё происходившее в станице - и видимо, еще в сотнях и тысячах подобных станиц, деревень, сел и аулов по всему коллективизируемому СССР - на какой-то безумный обучающий эксперимент?
Эксперимент, в котором с людьми обращались примерно как с теми же обезьянами?
Чему же «обучали» станичников коммунисты? И вообще, что это за обучение - ведь выселенные женщины и дети, очевидно, заболевали и умирали?
«Обучали» не их. Для коммунистов выселенные «кулаки» - расходный материал. Истинный объект обучения, точнее научения - те станичники, которые оставались в домах и потом должны были старательно работать на Советскую власть в колхозах и на стройках коммунизма.
Чему же их «научали»? А именно этому - подавлять эмпатию. Так же, как наших шестерых обезьян учили подавлять естественное чувство голода, вызываемое видом аппетитных фруктов.
В обоих случаях налицо безусловный рефлекс. Банан вызывает у здоровой обезьяны слюноотделение и желание его схватить; плач замерзающего у тебя под окном ребенка, как мы уже говорили, вызывает столь же безусловное желание что-то для этого ребенка сделать. Это Природа!
Однако большевики спор с природой считали для себя делом привычным. «Течет вода Кубань-реки, куда велят большевики». В данном случае - Шолохов не зря выяснил, что происходившее было не «инициативой с мест», а партийным указанием - партия четко указала, наличие какого чувства у своих колхозников считает абсолютно нежелательным.
Как видим, с теми, кто поддавался «животному» чувству и пускал несчастных в дом погреться, не церемонились ни минуты - тут же самих вышвыривали на мороз, вместе со всей семьей.
Именно это я и называю «созданием нового человека». Новый Человек, по мысли архитекторов Светлого Коммунистического Завтра, должен спокойно сидеть дома и, скажем, пить чай, никак не реагируя на плач и крики замерзающих прямо у него под окнами почти раздетых в мороз односельчан.
Важно понять, что большевики в данном случае стремились «вырезать», удалить у будущих колхозников не сочувствие как таковое, а именно эмпатию - способность к чувству, к восприятию чувства других людей.
В дальнейшем, если мы посмотрим на историю СССР, в особенности - на историю так называемого «диссидентского движения», мы увидим, что «научение» не прошло даром. В точности как в нашем примере с обезьянами, в социуме закрепилось убеждение, что всем тем, кто находится в конфликте с государством «рабочих и крестьян», то есть «политическим», просто нельзя сочувствовать.
http://ari.ru/ari/2014/02/26/praktiki-sovdepii-strana-utrachennoy-solidarnosti