Саадак и вопрос о "главном оружии"
«Всем известно», что «от Ивана III до Смутного времени» «главным оружием поместной конницы был лук, а ближнего боя старались избежать». А если посмотреть, какие основания есть для этого утверждения»? Помимо ходящих утверждений иностранцев, что московиты, как и татары, действуют луком, а ближнего боя избегают.
Лук справедливо считается типовым оружием степняков. Однако представлять абсолютную ведущую тактическую роль лука неверно. В ряде случаев справедливо будет считать, что степняки избегали лобового столкновения с «рыцарями»/«гусарами». Однако речь именно удар лоб в лоб, не само избегание «съемного боя». Для Средневековья можно вспомнить византийские и западноевропейские описания боев с половцами и печенегами, которые вполне решительно атаковали и вступали в рукопашную. Или описание боев монгол у Марко Поло - после лучного обстрела неизменно начинали биться мечами, топорами, а также копьями.
Если посмотреть дипломатическую переписку с татарами 15-16 вв., то символом войска, войны была сабля, а качества батыра описывались «к сабле и к копью пригожей».
Я сам в статье по изменению русского военного дела в контексте социально-политических процессов написал: Если вспомнить слова Герберштейна: «…если дело опять дойдет до оружия, лука или сабли, которой они, впрочем, по их собственным словам, пользуются весьма редко» (чуть ли не единственное указание о русском войске, где источником названы слова самих русских), то они становятся понятными именно в контексте стратегии. Действия «загонами», «малая война», когда столкновений избегали, а контакты с противником обычно ограничивались перестрелкой, в новой стратегии приобрели особо важное значение.
Первую фразу - цитату Герберштейна я взял из перевода 1988 г. (лука или сабли, которой они, впрочем, по их собственным словам, пользуются весьма редко - это из немецкого текста). Однако в более современном переводе это звучит: лука или сабли, которую, при их многочисленности, носят совсем немногие. Смысл совсем другой - не употребляют, а имеют, и не по словам русских. Т.е. Герберштейн опять подчеркнул, что московиты, как и татары, плохо оснащены клинками (что совсем не соответствует действительности). Вопрос из тактического переходит в материальный, взгляд самих русских на роль луков здесь не отражён.
Основной посыл моей названной фразы- активные и последовательные наступательные войны сразу на несколько направлений при большой территории с низкой плотностью населения объективно резко увеличивали роль «малой войны», набеговых действий. Однако это будет верным и для войн Литвы 13-14 вв., хотя собственно литовцы боевым луком не пользовались, действуя легкими копьями. Дистанционное оружие в коротких стычках вещь удобная, но не обязательная - на значительном расстоянии из лука серьезного ущерба всё равно не нанесешь.
Первостепенный статус саадака среди наступательного вооружения был закреплен юридически. В царском вооружения (зафиксировано с 1555 г.) саадак стоял впереди копья. В смотренных списках, с начала фиксации наступательного вооружения в 1556 г., почти всегда стоял ряд «саадак, сабля, копьё». Правда сабля стояла впереди копья не потому, что считалась важнее, а потому что она была обязательной принадлежностью при саадаке (могла просто писать «саадак», не называю саблю). В летописных повестях 16 в. (Никоновская, Устюжская летописи) строго писали «бились копьями/сулицами и саблями». Почему к 1550-м официально закрепился ряд саадак-копьё-сабля? Тогда с заметной активность занимались различными аспектами регламентации и стандартизации, и какую-то систему нужно было вводить (тем более для царского вооружения). Ведь собственно и бой описывался в порядке помрачиша стрелы воздух, копьи и саблями сняшася.
В середине 16 в. саадак точно был обязательным элементом конного воина (с несколько меньшей уверенностью так же можно говорить про конец 15 в.). Как заметил ещё А. В. Арциховский, по летописным сообщениям 12 в. синонимом воина было «копьё», т. е. копьё было обязательной принадлежностью. В середине 16 в. (как в Русском, так и в Литовском государствах) копья и рогатины всё ещё были массовым оружием конницы, хотя бездоспешные вполне могли быть только с саадаком и саблей. Никаких новых «лучных» оборотов, которые были бы эквиваленты ранее бытовавшим копейным и щитовым оборотам (послужить копьём, взять копьём, повергнуть копья, щита не держали, взять на щит) не появилось. Последние обороты появились ещё в повествовании 12 в. (впрочем, как и «идут стрелы дождем»), и, надо заметить, что к 12 в. копьё и щит имели глубокие корни «типового вооружения», в отличии от боевого сложного лука, который и распространился уже в период образования Древней Руси (можно заметить, что мечи как массовое оружие так же поздно распространились, и «мечевые обороты» не играли такой же роли, как копейно-щитовые, и по ним обычно даже не ясно, насколько типовым вооружением были мечи).
Взгляд языка воинской повести 15-16 вв. на новую роль лука мы не найдем. Более того, обороты для обозначения действий копий как начало «сечи» сохранились («с обоих сторон христианом и татаром ударившеся во многи копья и на мног часть на копьах»).
Т. о. мы не видим свидетельство, что сами русские отмечали бы ведущую тактическую роль лука.
В своем давнем посте камрад vened-14 обратил внимание, что в одном из сражений в Залесской Руси (1175 г.) победа была одержана только действием стрельцов. Стрелцемъ стре[ля]ющимся обоимъ межи собою полкома, и не доехавше Мстиславичи, повергоша стягъ и побегоша, гоними гневом Божьим. Чем отличается от московско-ростовского описания Шелонского боя три столетия спустя?
Хорошо известна по разрядным росписям вооружение детей боярских после Смуты - они активно «самоперовооружались» на пистолеты и сабли, т.е. только на оружие ближнего боя (даже специальные указы были, что бы вместе с пистолетами для службы на степной границе брали был саадаки или ружья). Это противоречит утверждению, что дети боярские были склонны к дистанционному, а ближнего избегали.
А может ли быть для всего войска «главное оружие»? Главное оружие может быть для рода войск - когда есть воинская специализации. Или если паноплия сама по себе «скудна». А в случае, когда войско - это «универсальные воины», а паноплия разнообразна?
Следует заметить, что я не склоняюсь к утверждению, что тактика русской конницы с 12 до 16 в. существенно не менялась. Доспехи, клинки, наконечники копий менялись же, лук «монгольский» появился... Вполне возможно, что монголы принесли новое в способы использования луков в «большом бою» (хотя опять подчеркну - «съемного боя», ин они, ни татары не боялись и не избегали)… А так, вернувшись к указанной вначале статье, тактические задачи определялись стратегией, которая определялась политическими целями и социально-политическими возможностями.
Лук справедливо считается типовым оружием степняков. Однако представлять абсолютную ведущую тактическую роль лука неверно. В ряде случаев справедливо будет считать, что степняки избегали лобового столкновения с «рыцарями»/«гусарами». Однако речь именно удар лоб в лоб, не само избегание «съемного боя». Для Средневековья можно вспомнить византийские и западноевропейские описания боев с половцами и печенегами, которые вполне решительно атаковали и вступали в рукопашную. Или описание боев монгол у Марко Поло - после лучного обстрела неизменно начинали биться мечами, топорами, а также копьями.
Если посмотреть дипломатическую переписку с татарами 15-16 вв., то символом войска, войны была сабля, а качества батыра описывались «к сабле и к копью пригожей».
Я сам в статье по изменению русского военного дела в контексте социально-политических процессов написал: Если вспомнить слова Герберштейна: «…если дело опять дойдет до оружия, лука или сабли, которой они, впрочем, по их собственным словам, пользуются весьма редко» (чуть ли не единственное указание о русском войске, где источником названы слова самих русских), то они становятся понятными именно в контексте стратегии. Действия «загонами», «малая война», когда столкновений избегали, а контакты с противником обычно ограничивались перестрелкой, в новой стратегии приобрели особо важное значение.
Первую фразу - цитату Герберштейна я взял из перевода 1988 г. (лука или сабли, которой они, впрочем, по их собственным словам, пользуются весьма редко - это из немецкого текста). Однако в более современном переводе это звучит: лука или сабли, которую, при их многочисленности, носят совсем немногие. Смысл совсем другой - не употребляют, а имеют, и не по словам русских. Т.е. Герберштейн опять подчеркнул, что московиты, как и татары, плохо оснащены клинками (что совсем не соответствует действительности). Вопрос из тактического переходит в материальный, взгляд самих русских на роль луков здесь не отражён.
Основной посыл моей названной фразы- активные и последовательные наступательные войны сразу на несколько направлений при большой территории с низкой плотностью населения объективно резко увеличивали роль «малой войны», набеговых действий. Однако это будет верным и для войн Литвы 13-14 вв., хотя собственно литовцы боевым луком не пользовались, действуя легкими копьями. Дистанционное оружие в коротких стычках вещь удобная, но не обязательная - на значительном расстоянии из лука серьезного ущерба всё равно не нанесешь.
Первостепенный статус саадака среди наступательного вооружения был закреплен юридически. В царском вооружения (зафиксировано с 1555 г.) саадак стоял впереди копья. В смотренных списках, с начала фиксации наступательного вооружения в 1556 г., почти всегда стоял ряд «саадак, сабля, копьё». Правда сабля стояла впереди копья не потому, что считалась важнее, а потому что она была обязательной принадлежностью при саадаке (могла просто писать «саадак», не называю саблю). В летописных повестях 16 в. (Никоновская, Устюжская летописи) строго писали «бились копьями/сулицами и саблями». Почему к 1550-м официально закрепился ряд саадак-копьё-сабля? Тогда с заметной активность занимались различными аспектами регламентации и стандартизации, и какую-то систему нужно было вводить (тем более для царского вооружения). Ведь собственно и бой описывался в порядке помрачиша стрелы воздух, копьи и саблями сняшася.
В середине 16 в. саадак точно был обязательным элементом конного воина (с несколько меньшей уверенностью так же можно говорить про конец 15 в.). Как заметил ещё А. В. Арциховский, по летописным сообщениям 12 в. синонимом воина было «копьё», т. е. копьё было обязательной принадлежностью. В середине 16 в. (как в Русском, так и в Литовском государствах) копья и рогатины всё ещё были массовым оружием конницы, хотя бездоспешные вполне могли быть только с саадаком и саблей. Никаких новых «лучных» оборотов, которые были бы эквиваленты ранее бытовавшим копейным и щитовым оборотам (послужить копьём, взять копьём, повергнуть копья, щита не держали, взять на щит) не появилось. Последние обороты появились ещё в повествовании 12 в. (впрочем, как и «идут стрелы дождем»), и, надо заметить, что к 12 в. копьё и щит имели глубокие корни «типового вооружения», в отличии от боевого сложного лука, который и распространился уже в период образования Древней Руси (можно заметить, что мечи как массовое оружие так же поздно распространились, и «мечевые обороты» не играли такой же роли, как копейно-щитовые, и по ним обычно даже не ясно, насколько типовым вооружением были мечи).
Взгляд языка воинской повести 15-16 вв. на новую роль лука мы не найдем. Более того, обороты для обозначения действий копий как начало «сечи» сохранились («с обоих сторон христианом и татаром ударившеся во многи копья и на мног часть на копьах»).
Т. о. мы не видим свидетельство, что сами русские отмечали бы ведущую тактическую роль лука.
В своем давнем посте камрад vened-14 обратил внимание, что в одном из сражений в Залесской Руси (1175 г.) победа была одержана только действием стрельцов. Стрелцемъ стре[ля]ющимся обоимъ межи собою полкома, и не доехавше Мстиславичи, повергоша стягъ и побегоша, гоними гневом Божьим. Чем отличается от московско-ростовского описания Шелонского боя три столетия спустя?
Хорошо известна по разрядным росписям вооружение детей боярских после Смуты - они активно «самоперовооружались» на пистолеты и сабли, т.е. только на оружие ближнего боя (даже специальные указы были, что бы вместе с пистолетами для службы на степной границе брали был саадаки или ружья). Это противоречит утверждению, что дети боярские были склонны к дистанционному, а ближнего избегали.
А может ли быть для всего войска «главное оружие»? Главное оружие может быть для рода войск - когда есть воинская специализации. Или если паноплия сама по себе «скудна». А в случае, когда войско - это «универсальные воины», а паноплия разнообразна?
Следует заметить, что я не склоняюсь к утверждению, что тактика русской конницы с 12 до 16 в. существенно не менялась. Доспехи, клинки, наконечники копий менялись же, лук «монгольский» появился... Вполне возможно, что монголы принесли новое в способы использования луков в «большом бою» (хотя опять подчеркну - «съемного боя», ин они, ни татары не боялись и не избегали)… А так, вернувшись к указанной вначале статье, тактические задачи определялись стратегией, которая определялась политическими целями и социально-политическими возможностями.