Купцы и "московская рать"
Московская летопись сообщает, что весной 1469 г. государь послал «на Казанские места рать в судех, воевода Костянтин Беззубцев Александрови, а с ним многые дети боярские двор свои, такъже и от всеа земли своея дети боарские изо всех градов своих изо всех отчин братии своее по тому же. А с Москвы послал суружан и суконников и купчих людей и прочих всех москвич, кои пригоже по их силе, а воеводу над ними постави князя Петра Оболенского Васильевича Нагого. И те поидоша Москвою рекою к Новгороду к Нижнему, а инии Клязмою, а коломничи и все, которые выше по Оце, Окою поидоша, и муромцы такоже. А владмирцы и суздальцы Клязмою, дмитровцы и можаици и углечане, ярославцы, ростовцы, костромичи и прочии поволжане Волгою к Нову же городу на один срок». Это свидетельство можно соотнести с упоминанием купцов в составе новгородской конной рати. Обычно его понимают, как последний случай похода «московского народного городского ополчения», а под «прочими» понимают ремесленников. Это мнения придерживается Ю. Г. Алексеев в своей книге «Походы русских войск при Иване Третьем».
Москвичей Казанского похода Ю. Г. Алексеев связывал с «московской ратью», которая упоминалась во всех докончаниях между московскими и серпуховскими князьями с 1389 (1390, 1433, 1447, два договора 1450-х гг.). Однако о составе её там прямых указаний нет.
Есть ещё одно упоминание московских гостей в военном походе. Весной 1433 г., когда князь Юрий двинулся на Москву, Василий Тёмный «что было тогда около его людей, събра тех, да и москвич гостей и прочих поим с собою, поиде противу и сретися с князем Юрием на Клязьме, 20 вёрст от Москвы. С князем же Юрием множество вои, а у великого князе добре мало, но единако сразишася с ними, а от москвич не бысть никоеа помощи, мнози бо от них пьяни бяху, а и собою мед везяху, что пити ещё. Виде же князь великы, яко не бе ему ни откуда помощи, и побеже к Тфери». Можно подумать, что под москвичами здесь понимались гости и представителей более низких социальных слоёв. И это ассоциируется с сообщением 1469 г. Такой вывод и сделал Ю. Г. Алексеев. Однако построение летописной фразы неоднозначно - тогда знаков препинания не ставили. Могло иметься ввиду: москвичи, а также гости и пр.; москвичи: гости и пр.; москвичи-гости и пр. К тому же под «москвичами» понимались не только и даже не столько торгово-ремесленное население города. В Ермолинской летописи говорится, что когда после этих событий Василий Темный обосновался в Коломне, то «москвичи же вси, князи и бояре, и воеводы, и дети боярские, и дворяне, от мала до велика, вси поехали на Коломну к великому князю, не повыкли бо служити удельным князем». Т. е. круг «москвичей всех» здесь ограничен служилыми людьми. Соответственно и в сообщении Московской летописи под москвичами могли понимать представители Московского уезда, стоящие по статусу выше гостей. С другой строны, учитывая, что битва происходила под самой Москвой, то можно предполагать мобилизацию вплоть до черных людей в пешее ополчение.
Ю. Г. Алексеев при описании Новгородского похода 1477 г. отмечает, что москвичи входят в состав Большого полка между хотуничами и радонежцами - московский городовой полк явно занимает далеко не важное место (дворовые дети боярские шли отдельно от городовых полков). Он объясняет это тем, что большая часть землевладельцев Московского уезда вошла в состав Двора, а мобилизация собственно горожан стала неактуальной. Однако в 1469 г. никаких землевладельцев в составе московского полка не называют - можно утверждать, что к тому времени они полностью стали дворовыми детьми боярскими, и в 1477 г. в конный поход выступили именно представители купеческих корпораций. То низкое место, которое московский конный городовой полк занял в последнем походе, как раз может свидетельствовать, что конные воины из числа купцов всегда составляли небольшую его часть, а к этому времени это небольшая часть только и осталась.
Названное сообщение о Казанском походе - первое летописное свидетельство, которое прямо разделяет «двор» и «города» (и впервые упоминаются городовые дети боярские). В описании Новгородского похода 1477 г. разделение экстерриториального «двора» и территориальных «городовых полков» видно наглядно. Летописные сообщения, в которых в описании боевых действий называются «дворы», имеются с 1430-х гг. Есть упоминание территориальных полков. В Ермолинскойже под 1447 г. описывается выступления из Москвы Дмитрия Шемяки Галицкого и Ивана Можайского против Василия Темного: «собраша всю силу Московскую и свою и поидоша на Волок противу князя великого, и яко сташа на Волоце, и побегоша от них всю люди во Тверь к великому князю, развие осталися их люди галичане и можаичи». Это второе, после сообщения под 1433 г., упоминание в летописи московской рати.
Сосуществование личных княжеские дружин и территориальных дружин-полков (ростовцы, владимирцы, суздальцы, белозерцы) известны с 11-12 вв. Спор о том, из кого состояли городовые полки, идут до сих пор
Серпуховские князья владели третью Москвы. Этим и объясняется упоминание московской рати в договорах с ним. Примечательно, что в первом договоре (1367 г.) о ней не говорится (как и в договоре 1375 г., но он дошёл в испорченном виде). Это в частности можно объяснить тем, что тогда существовала должность тысяцкого, и статус московской рати мог быть иным. С 1460-х гг. третью Москвы стал владеть углицкий князь. Однако в договорах с ним о московской рати не говорится -явно её роль резко упала.
Вот фрагмент из грамоты 1389 г.: «а коли ми будет посылати на рать своих воевод, а твоих бояр хто имеет жити в моем оуделе и в великом княженьи, и тем поехати с моим воеводою, а моим по тому же с твоим воеводою. А коли ми будет самому всести на конь, а тебе со мною. Или ты куды пошлю, и твои бояре с тобою. А московская рать, хто ходил с воеводами, те и нонеча с воеводами, а нам их не приимати. А гости, и суконьников, и городьскых людей блюсти ны с одного, а в службу их не приимати. А в город послати ми своих наместников, а тебе своего наместника, ине очистят и холопов наших и сельчан по отца моего живот, по князя по великого».
Из этой грамоты можно подумать, что бояре несли территориальную службу. Но в договоре 1367 г. сказано: «А коли ти будеть всести со мною на конь, а кто будеть твоих бояр и слуг, где кто ни живет, тем быти под твоим стягом». В договоре 1390 г. «А где мне, кназю великому, всести на конь, и тобе со мною всести на конь. А где ми самому не всести, и мне, брате, тобе послати, а тобе всести без ослушаньи. А который бояре твои живут в наших оуделех и в великом княженьи, а те бояре с тобою. А коли ми послати своих воевод ис которых городов, и твои богаре поедуть с твоимь воеводою, а твои воевода с моимь воеводою вместе. А хто живеть наших бояр в твоей очине и в вуделе, а тымь по тому же. Тако же и городная осада, оже ми, брате, самому сести в городе, а тобе ми послати из города, и тобе оставити свои кнагини и свои дети, и свои бояре. А будеть ми тобе оставити в городе, а самому ехати ми из города, и мне, брате, оставити свои мати, и свою братью молодшюю, и свои бояре». Здесь уже чётко говорится о экстерриториальной службе бояр и слуг - по принадлежности к князю. В докончании с галицким князем 1390 г. «А кто которому кназю слоужит, где бы ни жил, тому с тем кназем и ехати, кому служит. А городная осада, где кто живет, томоу туто и сести, опроче поутных бояр». Тоже записано в докончаниях с можайским князем 1402, 1434, 1445, 1447 гг., с галичским князем 1428, 1433, 1436, 1439 гг., белозерским князем 1447, 1450, 1462, 1464, 1472 гг. Та же формулировка присутствует в докончаниях с серпуховскими князьями, начиная с 1433 г. Т. е. эта стандартная формулировка в договорах между князьями Московского дома. В этом угадываются экстерриториальные дворы.
В докончаниях с серпуховскими князями, начиная с 1390 г.: «а московская рать ходить с моим воеводою, как и прежде сего». Пункта о неприёме на службу купцов и градских людей нет. Пункты о боярах и воеводах теперь расположены совершенно в другом месте.
Если в договорах между русскими князьями была стандартная формулировка «боярам и слугам между нами воля», то формулировка о неприёме на службу представителей «московской рати» озадачивает, но может приоткрыть ответ на то, кто это был. То, что после 1389 г. нет формулировки о непринятии на службу представителей «московской рати», можно расценить, как то, что этот запрет был снят, однако в таком случае должна была появится соответствующая формулировка. Эти «московские ратники» скорее всего должны были быть как-то упомянуты в других местах договора.
В докончании 1389 г., кроме купцов (представители коих точно входили в состав московской рати) и градских людей, упоминаются и иные, которых нельзя было брать к себе на службу и указывалось «блюсти с одного». «А что наши ординци и делюи, а тымь знати своа служба, как было при наших отцех. А численых людии блюсти ны с одиного, а земль их не купити. А которыи слуги к дворьскому, а черныи люди к становщику, тых в службу не приимати, а блюсти ны их с одиного, а земль их не купити». В докончании 1367 г.: «А что наши ординци и делюи, а тем знати свои служба, како было при наших отцех». «А которыи слуги потяги к дворьскому, а черные люди к сотником, тыхъ ны в службу не приимати, но блюсти ны их с одного. Так же и численых людии». В испорченном договоре 1375 г. сохранилось: «А в численых людех, тобе князю вели… делюи, а теж знати свои служба, как было при ....». 1390 г. «А численыхъ ны людии блюсти с одиного. А ординци и делюи, а темь знати свои служба, како то было при нашемь отци, при великомь кнази, а земль их не купити». «А который слуги потагли к дворьскому при наших отцех, а черныи люди к сотьскому, а техъ нам не приимати, так же и тобе». В докончании 1433 г. «А численых людей блюсти нам с одного. А ордьнци и делюи, а те знают свои служба по старине, а земель их не купити». «А которые слуги потагли к дворьскому, а черные люди к сотцкому при твоем отце, при великом кнази, а тех вам и мне не приимати». Тоже в докончаниях 1447, 1450-х гг. В докончании с углицким князем, составленном между 1464 и 1472 гг., (точнее, это был проект договора, составленный от имени удельного князя, и так не утверждённый): «наши ордынци и делюи, тем знати свои службы по старине. А численых людей блюсти нам с одного, а земль оу них не купити. А которые слугы к дворьскому, а черные люди к становщику, блюсти их с одного, а земль их не купити. А хто будет тех земль купил, хоти и при отцы нашом, великож кнази, а без грамот отца нашого, великого кназа, и по отца нашого, великого кназа, жывот хто будет тех земль купил без нашых грамот, тем землам всем потанути по старине». «Гостей, и суконников, и городцкых людей блюсти нам с одного, а в службу их не примати». В следующем докончании 1473 г. (как и в докончании 1481 г.) уже нет ничего про градских людей, слуг под дворским, черных людей, численников, ордынцев и делюев. Положение их по отношению к великому и удельному князьям явно поменялось.
Т. о. видим, что слуги под дворским, черные люди под сотским (в обеих случаях, когда говорили про черных людей под становщиков, дополнительно была вставка про купцов и градских людей), численные люди, делюи и ордынцы Московского уезда находились в совместном владении и на личную княжескую службу не принимались, а их земли (земли не упомянуты только у купцов и градских людей) не подлежали купли (хотя из последнего договора видно, что земли их стали предметом купли при наличии разрешения князя).
В завещании серпуховского князя 1401 г. «А сына Ивана благословлаю на старешыи путь ему в Москве и в станах конюшеи путь, бортници, садовници, псари, бобровники, барыши и делюи. A тех бортников, или садовников, или псарей, или бобровников, или барышов, делюев не всхочет жити на тех землах, ин земли лишон, поиди прочь, а сами сыну кназю Ивану, не надобе, на которого грамоты полные не будет, а земли их сыну, кназю Ивану. А треть численых своих людей в Москве и в станех дал есмь детем своим, сыну кназю Андрею, кназю Василью, наполы». «А кто будет по дворьским слуг и от сотников, тех дети мои промежы соба не приимаюот во свои уделы». «А бояром и слугам, кто будет не по дворьским, волным вола. А судом и данью потанут по уделом, где кто жывет. А кто будет по дворским слуг, тех дети мои промеж со6а не приимают, ни от сотников. А кто тех выйдет из уделов детей моих, и кнагини моей, ин земли лишен, а земли их сыну моему, чей будет удел».
Видно, что делюи, слуги под дворским и черные люди под сотским пользовались своими наделами без права вотчинной собственности - без права продавать и сохранять их при переселении в другие волости и уезды. Такие земли можно условно назвать дворцовыми (самого термина тогда не было, а статус позднейших дворцовых земель, когда государь стал верховным собственником всех земель, был несколько иным).
Как отмечено в диссертации И. В. Самодурова «Институт дворских в средневековой Руси XII - начала XVI вв.», тех, кого в литературе принято именовать «слугами под дворским, в документах «слугами» не именуются (разного рода работники княжеского хозяйства). Термин «слуги под дворским» встречается только в приведённых докончаниях и духовной (и там они представляют, как часть общей категории «слуг», но обособленными от тех, кого принято условно именовать «слугами вольными»). А ассоциация слуг под дворским с промысловыми людьми началась с попытки совместить указанные выше части в духовной серпуховского князя 1401 г. Дворский, исходя из этой диссертации, был связан не с княжеской усадьбой, а с городом, занимался и исполнением повинностей жителей уезда. Сам термин «слуга» на русских землях обычно связывался с военной службой, пусть и переплетаемый с иными обязанностями. Из данных документов видно, что слуги под дворским были землевладельцами, привязанными к конкретному (Московскому) уезду. Поэтому и можно предполагать, что они наряду с купцами составляли московскую рать. Возможно туда привлекались также ордынцы и делюи (в Галиции и Великом княжестве Литовском ордынцы и слуги ордынские привлекались к подводной повинностям, военным походам и охране посольств к татарам). В любом случае все землевладельцы Московского уезда, привлекаемые в городовой полк, к 1469 г. вошли в состав Двора.
Подобные мелкие землевладельцы других уездов получается вошли в состав городовых детей боярских (они по материальному положению стояли ниже дворовых детей боярских). Называться они могли по-разному. Например, в посольской книге отмечено, что в 1502 г. государь писал рязанской княгине: «твоим людем служилым, бояром и детем боярским и селским людем служилым, быти им всем на моей службе».
О составе городового полка в 15 в. (галичского) можно в определённой степени почерпнуть информацию из повести о бое между войсками Василия Темного и Дмитрия Шемяки под Галичем в 1450 г. Там «лучшие люди» противопоставлены "пешей рати». Соответственно видим традиционную картину: граждане определённого «имущественного ценза» призываются в конную рать, а остальные - в пешую.
Возвращаясь к московскому городовому полку, можно повторить: с начала правления Ивана III статус московского городового полка резко упал - он не упоминался в договорах совладельцев Москвы, в списке городовых полков москвичи стояли далеко не на первых местах… Тогда он в походах ограничивался представителями торговых общин. Соответственно, в прошлые годы, когда статус его был выше, торговцы составляли небольшую его часть. Прочие городовые полки, скорее всего, были на него похожи - состояли из «лучших людей» (не входящие в состав княжеских дворов землевладельцы и купцы). Особое рассмотрение требует «пешая рать» городового полка. Во второй половине 15 в. произошла социальная трансформация - купцы, а может быть иные страты, приравненные к «воям», выпали из воинской корпорации (что могло компенсироваться пополнением иных воинских страт). Произошла трансформация и пешей рати - теперь появились посошные, пищальники, стрельцы, казаки, зборные люди.
Москвичей Казанского похода Ю. Г. Алексеев связывал с «московской ратью», которая упоминалась во всех докончаниях между московскими и серпуховскими князьями с 1389 (1390, 1433, 1447, два договора 1450-х гг.). Однако о составе её там прямых указаний нет.
Есть ещё одно упоминание московских гостей в военном походе. Весной 1433 г., когда князь Юрий двинулся на Москву, Василий Тёмный «что было тогда около его людей, събра тех, да и москвич гостей и прочих поим с собою, поиде противу и сретися с князем Юрием на Клязьме, 20 вёрст от Москвы. С князем же Юрием множество вои, а у великого князе добре мало, но единако сразишася с ними, а от москвич не бысть никоеа помощи, мнози бо от них пьяни бяху, а и собою мед везяху, что пити ещё. Виде же князь великы, яко не бе ему ни откуда помощи, и побеже к Тфери». Можно подумать, что под москвичами здесь понимались гости и представителей более низких социальных слоёв. И это ассоциируется с сообщением 1469 г. Такой вывод и сделал Ю. Г. Алексеев. Однако построение летописной фразы неоднозначно - тогда знаков препинания не ставили. Могло иметься ввиду: москвичи, а также гости и пр.; москвичи: гости и пр.; москвичи-гости и пр. К тому же под «москвичами» понимались не только и даже не столько торгово-ремесленное население города. В Ермолинской летописи говорится, что когда после этих событий Василий Темный обосновался в Коломне, то «москвичи же вси, князи и бояре, и воеводы, и дети боярские, и дворяне, от мала до велика, вси поехали на Коломну к великому князю, не повыкли бо служити удельным князем». Т. е. круг «москвичей всех» здесь ограничен служилыми людьми. Соответственно и в сообщении Московской летописи под москвичами могли понимать представители Московского уезда, стоящие по статусу выше гостей. С другой строны, учитывая, что битва происходила под самой Москвой, то можно предполагать мобилизацию вплоть до черных людей в пешее ополчение.
Ю. Г. Алексеев при описании Новгородского похода 1477 г. отмечает, что москвичи входят в состав Большого полка между хотуничами и радонежцами - московский городовой полк явно занимает далеко не важное место (дворовые дети боярские шли отдельно от городовых полков). Он объясняет это тем, что большая часть землевладельцев Московского уезда вошла в состав Двора, а мобилизация собственно горожан стала неактуальной. Однако в 1469 г. никаких землевладельцев в составе московского полка не называют - можно утверждать, что к тому времени они полностью стали дворовыми детьми боярскими, и в 1477 г. в конный поход выступили именно представители купеческих корпораций. То низкое место, которое московский конный городовой полк занял в последнем походе, как раз может свидетельствовать, что конные воины из числа купцов всегда составляли небольшую его часть, а к этому времени это небольшая часть только и осталась.
Названное сообщение о Казанском походе - первое летописное свидетельство, которое прямо разделяет «двор» и «города» (и впервые упоминаются городовые дети боярские). В описании Новгородского похода 1477 г. разделение экстерриториального «двора» и территориальных «городовых полков» видно наглядно. Летописные сообщения, в которых в описании боевых действий называются «дворы», имеются с 1430-х гг. Есть упоминание территориальных полков. В Ермолинскойже под 1447 г. описывается выступления из Москвы Дмитрия Шемяки Галицкого и Ивана Можайского против Василия Темного: «собраша всю силу Московскую и свою и поидоша на Волок противу князя великого, и яко сташа на Волоце, и побегоша от них всю люди во Тверь к великому князю, развие осталися их люди галичане и можаичи». Это второе, после сообщения под 1433 г., упоминание в летописи московской рати.
Сосуществование личных княжеские дружин и территориальных дружин-полков (ростовцы, владимирцы, суздальцы, белозерцы) известны с 11-12 вв. Спор о том, из кого состояли городовые полки, идут до сих пор
Серпуховские князья владели третью Москвы. Этим и объясняется упоминание московской рати в договорах с ним. Примечательно, что в первом договоре (1367 г.) о ней не говорится (как и в договоре 1375 г., но он дошёл в испорченном виде). Это в частности можно объяснить тем, что тогда существовала должность тысяцкого, и статус московской рати мог быть иным. С 1460-х гг. третью Москвы стал владеть углицкий князь. Однако в договорах с ним о московской рати не говорится -явно её роль резко упала.
Вот фрагмент из грамоты 1389 г.: «а коли ми будет посылати на рать своих воевод, а твоих бояр хто имеет жити в моем оуделе и в великом княженьи, и тем поехати с моим воеводою, а моим по тому же с твоим воеводою. А коли ми будет самому всести на конь, а тебе со мною. Или ты куды пошлю, и твои бояре с тобою. А московская рать, хто ходил с воеводами, те и нонеча с воеводами, а нам их не приимати. А гости, и суконьников, и городьскых людей блюсти ны с одного, а в службу их не приимати. А в город послати ми своих наместников, а тебе своего наместника, ине очистят и холопов наших и сельчан по отца моего живот, по князя по великого».
Из этой грамоты можно подумать, что бояре несли территориальную службу. Но в договоре 1367 г. сказано: «А коли ти будеть всести со мною на конь, а кто будеть твоих бояр и слуг, где кто ни живет, тем быти под твоим стягом». В договоре 1390 г. «А где мне, кназю великому, всести на конь, и тобе со мною всести на конь. А где ми самому не всести, и мне, брате, тобе послати, а тобе всести без ослушаньи. А который бояре твои живут в наших оуделех и в великом княженьи, а те бояре с тобою. А коли ми послати своих воевод ис которых городов, и твои богаре поедуть с твоимь воеводою, а твои воевода с моимь воеводою вместе. А хто живеть наших бояр в твоей очине и в вуделе, а тымь по тому же. Тако же и городная осада, оже ми, брате, самому сести в городе, а тобе ми послати из города, и тобе оставити свои кнагини и свои дети, и свои бояре. А будеть ми тобе оставити в городе, а самому ехати ми из города, и мне, брате, оставити свои мати, и свою братью молодшюю, и свои бояре». Здесь уже чётко говорится о экстерриториальной службе бояр и слуг - по принадлежности к князю. В докончании с галицким князем 1390 г. «А кто которому кназю слоужит, где бы ни жил, тому с тем кназем и ехати, кому служит. А городная осада, где кто живет, томоу туто и сести, опроче поутных бояр». Тоже записано в докончаниях с можайским князем 1402, 1434, 1445, 1447 гг., с галичским князем 1428, 1433, 1436, 1439 гг., белозерским князем 1447, 1450, 1462, 1464, 1472 гг. Та же формулировка присутствует в докончаниях с серпуховскими князьями, начиная с 1433 г. Т. е. эта стандартная формулировка в договорах между князьями Московского дома. В этом угадываются экстерриториальные дворы.
В докончаниях с серпуховскими князями, начиная с 1390 г.: «а московская рать ходить с моим воеводою, как и прежде сего». Пункта о неприёме на службу купцов и градских людей нет. Пункты о боярах и воеводах теперь расположены совершенно в другом месте.
Если в договорах между русскими князьями была стандартная формулировка «боярам и слугам между нами воля», то формулировка о неприёме на службу представителей «московской рати» озадачивает, но может приоткрыть ответ на то, кто это был. То, что после 1389 г. нет формулировки о непринятии на службу представителей «московской рати», можно расценить, как то, что этот запрет был снят, однако в таком случае должна была появится соответствующая формулировка. Эти «московские ратники» скорее всего должны были быть как-то упомянуты в других местах договора.
В докончании 1389 г., кроме купцов (представители коих точно входили в состав московской рати) и градских людей, упоминаются и иные, которых нельзя было брать к себе на службу и указывалось «блюсти с одного». «А что наши ординци и делюи, а тымь знати своа служба, как было при наших отцех. А численых людии блюсти ны с одиного, а земль их не купити. А которыи слуги к дворьскому, а черныи люди к становщику, тых в службу не приимати, а блюсти ны их с одиного, а земль их не купити». В докончании 1367 г.: «А что наши ординци и делюи, а тем знати свои служба, како было при наших отцех». «А которыи слуги потяги к дворьскому, а черные люди к сотником, тыхъ ны в службу не приимати, но блюсти ны их с одного. Так же и численых людии». В испорченном договоре 1375 г. сохранилось: «А в численых людех, тобе князю вели… делюи, а теж знати свои служба, как было при ....». 1390 г. «А численыхъ ны людии блюсти с одиного. А ординци и делюи, а темь знати свои служба, како то было при нашемь отци, при великомь кнази, а земль их не купити». «А который слуги потагли к дворьскому при наших отцех, а черныи люди к сотьскому, а техъ нам не приимати, так же и тобе». В докончании 1433 г. «А численых людей блюсти нам с одного. А ордьнци и делюи, а те знают свои служба по старине, а земель их не купити». «А которые слуги потагли к дворьскому, а черные люди к сотцкому при твоем отце, при великом кнази, а тех вам и мне не приимати». Тоже в докончаниях 1447, 1450-х гг. В докончании с углицким князем, составленном между 1464 и 1472 гг., (точнее, это был проект договора, составленный от имени удельного князя, и так не утверждённый): «наши ордынци и делюи, тем знати свои службы по старине. А численых людей блюсти нам с одного, а земль оу них не купити. А которые слугы к дворьскому, а черные люди к становщику, блюсти их с одного, а земль их не купити. А хто будет тех земль купил, хоти и при отцы нашом, великож кнази, а без грамот отца нашого, великого кназа, и по отца нашого, великого кназа, жывот хто будет тех земль купил без нашых грамот, тем землам всем потанути по старине». «Гостей, и суконников, и городцкых людей блюсти нам с одного, а в службу их не примати». В следующем докончании 1473 г. (как и в докончании 1481 г.) уже нет ничего про градских людей, слуг под дворским, черных людей, численников, ордынцев и делюев. Положение их по отношению к великому и удельному князьям явно поменялось.
Т. о. видим, что слуги под дворским, черные люди под сотским (в обеих случаях, когда говорили про черных людей под становщиков, дополнительно была вставка про купцов и градских людей), численные люди, делюи и ордынцы Московского уезда находились в совместном владении и на личную княжескую службу не принимались, а их земли (земли не упомянуты только у купцов и градских людей) не подлежали купли (хотя из последнего договора видно, что земли их стали предметом купли при наличии разрешения князя).
В завещании серпуховского князя 1401 г. «А сына Ивана благословлаю на старешыи путь ему в Москве и в станах конюшеи путь, бортници, садовници, псари, бобровники, барыши и делюи. A тех бортников, или садовников, или псарей, или бобровников, или барышов, делюев не всхочет жити на тех землах, ин земли лишон, поиди прочь, а сами сыну кназю Ивану, не надобе, на которого грамоты полные не будет, а земли их сыну, кназю Ивану. А треть численых своих людей в Москве и в станех дал есмь детем своим, сыну кназю Андрею, кназю Василью, наполы». «А кто будет по дворьским слуг и от сотников, тех дети мои промежы соба не приимаюот во свои уделы». «А бояром и слугам, кто будет не по дворьским, волным вола. А судом и данью потанут по уделом, где кто жывет. А кто будет по дворским слуг, тех дети мои промеж со6а не приимают, ни от сотников. А кто тех выйдет из уделов детей моих, и кнагини моей, ин земли лишен, а земли их сыну моему, чей будет удел».
Видно, что делюи, слуги под дворским и черные люди под сотским пользовались своими наделами без права вотчинной собственности - без права продавать и сохранять их при переселении в другие волости и уезды. Такие земли можно условно назвать дворцовыми (самого термина тогда не было, а статус позднейших дворцовых земель, когда государь стал верховным собственником всех земель, был несколько иным).
Как отмечено в диссертации И. В. Самодурова «Институт дворских в средневековой Руси XII - начала XVI вв.», тех, кого в литературе принято именовать «слугами под дворским, в документах «слугами» не именуются (разного рода работники княжеского хозяйства). Термин «слуги под дворским» встречается только в приведённых докончаниях и духовной (и там они представляют, как часть общей категории «слуг», но обособленными от тех, кого принято условно именовать «слугами вольными»). А ассоциация слуг под дворским с промысловыми людьми началась с попытки совместить указанные выше части в духовной серпуховского князя 1401 г. Дворский, исходя из этой диссертации, был связан не с княжеской усадьбой, а с городом, занимался и исполнением повинностей жителей уезда. Сам термин «слуга» на русских землях обычно связывался с военной службой, пусть и переплетаемый с иными обязанностями. Из данных документов видно, что слуги под дворским были землевладельцами, привязанными к конкретному (Московскому) уезду. Поэтому и можно предполагать, что они наряду с купцами составляли московскую рать. Возможно туда привлекались также ордынцы и делюи (в Галиции и Великом княжестве Литовском ордынцы и слуги ордынские привлекались к подводной повинностям, военным походам и охране посольств к татарам). В любом случае все землевладельцы Московского уезда, привлекаемые в городовой полк, к 1469 г. вошли в состав Двора.
Подобные мелкие землевладельцы других уездов получается вошли в состав городовых детей боярских (они по материальному положению стояли ниже дворовых детей боярских). Называться они могли по-разному. Например, в посольской книге отмечено, что в 1502 г. государь писал рязанской княгине: «твоим людем служилым, бояром и детем боярским и селским людем служилым, быти им всем на моей службе».
О составе городового полка в 15 в. (галичского) можно в определённой степени почерпнуть информацию из повести о бое между войсками Василия Темного и Дмитрия Шемяки под Галичем в 1450 г. Там «лучшие люди» противопоставлены "пешей рати». Соответственно видим традиционную картину: граждане определённого «имущественного ценза» призываются в конную рать, а остальные - в пешую.
Возвращаясь к московскому городовому полку, можно повторить: с начала правления Ивана III статус московского городового полка резко упал - он не упоминался в договорах совладельцев Москвы, в списке городовых полков москвичи стояли далеко не на первых местах… Тогда он в походах ограничивался представителями торговых общин. Соответственно, в прошлые годы, когда статус его был выше, торговцы составляли небольшую его часть. Прочие городовые полки, скорее всего, были на него похожи - состояли из «лучших людей» (не входящие в состав княжеских дворов землевладельцы и купцы). Особое рассмотрение требует «пешая рать» городового полка. Во второй половине 15 в. произошла социальная трансформация - купцы, а может быть иные страты, приравненные к «воям», выпали из воинской корпорации (что могло компенсироваться пополнением иных воинских страт). Произошла трансформация и пешей рати - теперь появились посошные, пищальники, стрельцы, казаки, зборные люди.