Они, как и люди, погибают здесь ни за что
Валерий Темнухин рассказывает о специфике профессии, уходе за лесом и состоянии городских парков
«Я работаю лесопатологом»
РедакторЛидия Кравченко
Профессия лесопатолога считается одной из самых редких - в России таких экспертов насчитывается чуть больше полутора тысяч человек. В официальном перечне профессий лесопатолога нет: чтобы освоить это направление, нужно стать инженером лесного хозяйства и много времени проводить «в поле»: только так можно стать настоящим специалистом по защите леса от болезней и вредителей. The Village пообщался с нижегородским лесопатологом Валерием Темнухиным о том, что такое устойчивость леса, зачем цементировать деревья и как можно помочь городским паркам.
Профессия
К профессии у меня был довольно извилистый путь: я закончил физико-математическую школу и думал, что свяжу свою жизнь с точными науками. Но, когда начались практические занятия, заскучал: постоянно сидеть и смотреть в экран осциллографа, изучая искусственные кристаллы в интересах обороны, не очень увлекательно. Гораздо интереснее иметь дело с природой, потому что она живая и с благодарностью принимает заботу о себе. Поэтому поступил в лесотехническую академию в Ленинграде. В вузе существовало студенческое научное общество, где каждый мог выбрать себе кафедру для будущего научного сотрудничества. Я перебрал пять или шесть вариантов, после чего остановился на кафедре общей экологии, анатомии и физиологии растений. Там изучали проблемы разложения древесины в лесу и много чего еще связанного с лесопатологией и биотехнологией. На тот момент это были наиболее передовые позиции в сфере науки. К тому же имелась своя научно-исследовательская лаборатория. Можно было заняться реальным делом, да и область исследований оказалась довольно малоизученной - есть где свои мозги приложить.
Сейчас я работаю как независимый эксперт-лесопатолог: у меня как у специалиста лесного хозяйства нет никакой официальной крыши, разве что экологический центр «Дронт», который, пока его не объявили иностранным агентом, меня немножко патронировал. Когда-то я ходил в сельскохозяйственную академию устраиваться преподавателем, но мне там отказали с очень странной формулировкой: мол, преподавателей у нас полно, нам артист нужен! Очевидно, у них на это место уже какой-то свой человек претендовал, что происходит в 99 процентах случаев из ста. Так что мой артистизм в течение 20 лет оценивает другой вуз. Ни к лесу, ни к искусству он отношения не имеет.
У меня есть разработка, позволяющая создавать лес путем естественного возобновления, но при этом придерживаясь заданной структуры.
Оказалось, что в России это никому не нужно
Мое профессиональное направление - устойчивость леса. Что это такое? Бывают люди, у которых плохой иммунитет. Они часто болеют. Вот и с лесом похожая история. Одни леса почти никогда не болеют, другие требуют постоянного внимания. Помимо биологического, здесь еще есть экономический фактор: если лес постоянно болеет, он нуждается в постоянных денежных вливаниях, а если редко - наоборот, становится финансово привлекательным. К сожалению, на практике эти исследования не востребованы: хозяйственники работают по принципу «купи-продай». Им не интересно, что будет с лесом, например, через триста лет. Получается, что научные разработки есть, но интересуются этим только за рубежом, где наблюдается дефицит лесных ресурсов, за лесом стараются ухаживать. У нас же всего много, и заниматься болезнями деревьев, к сожалению, считается делом никчемным. Например, есть у меня разработка, позволяющая создавать лес путем естественного возобновления, но при этом придерживаясь заданной структуры. Оказалось, что в России это никому не нужно. Думаю ее предложить другим странам. Японии, например. Там новые технологии требуются. Так пусть попользуются японцы, еще и сэкономят на глупости чиновников РФ.
Рабочий процесс
Работа лесопатолога делится на два периода: камеральный, когда человек находится в кабинете и занимается документацией, и полевой - в лесу. По уму полевой период должен значительно превышать кабинетный: для того чтобы понимать специфику профессии, важно постоянно изучать лес. В лесу эксперту дается территория для обследования: он выходит на маршрут с сопроводительной документацией и спецкартой, осматривает участки, оценивает санитарное состояние и другие факторы, затем составляет надлежащим образом отчет и в итоге передает его заказчику. На основании этого отчета, по идее, должны разрабатываться документы, регламентирующие лесопользование на данной территории: что можно рубить, что нельзя, как это делать, какие меры проводить по защите леса и так далее. Весь этот комплекс мероприятий может сильно повлиять на качество леса.
Большинство лесопатологов работают как государственные служащие: в Нижегородской области, например, есть центр защиты леса на Полтавской. Он обслуживает Поволжский регион. Но проблема в том, что сейчас в России леса либо государственные, либо переданы в аренду частникам. В итоге и чиновникам, и арендаторам нужны формальности: разрешения, согласования. Их не заботит сохранение или приумножение качества леса. Таким образом, лесопатологическая деятельность все больше становится коррумпированной. Когда мне предлагали работать в этом центре защиты, наниматели сразу пояснили, что от меня требуется давать разрешения на санитарную рубку леса. А то, что этими рубками варварски уничтожаются леса, известно уже давно.
В Европе все иначе: там леса в большинстве случаев находятся в частной собственности, а не в аренде. Передаются по наследству. Естественно, там есть заинтересованность в том, чтобы детям и внукам лес достался как можно лучше. Кроме того, с таких лесов получают доход за счет тех же туристов, которые туда приезжают отдыхать. Так как экономическое благополучие людей во многом зависит от этих территорий, они в них вкладываются, причем не абстрактно (вложился и забыл), а по-серьезному. Соответственно и требования к работе специалистов там совершенно иные, так как заказчик взыскательный и ему важно, что будет с лесом не в ближайшие 15-20 лет, а, например, лет через сто.
Парк Кулибина - очень интересный городской объект. Он считается парком, но если осмотреться, получается, что это в большей степени лес, причем в центре крупного промышленного города. Это уникально! Уникальность состоит еще и в том, что на этом месте было кладбище, и мы все это великолепие получили благодаря заботам нижегородцев о своих усопших. Если бы человек не вмешивался (не выкашивал газон, например), состояние парка было бы превосходным. У нас тут сейчас развивалось бы молодое поколение деревьев, а в итоге мы имеем в основном только старые деревья. И многие - в плачевном состоянии.
Залечить дерево может практически любой человек: если вы видите на стволе дерева открытую рану, это однозначно ведет к гниению древесины. Значит, очень скоро оно свалится, а может ведь прожить в несколько раз дольше
Естественно, хочется сохранить уникальный парк, ведь его содержание, мягко говоря, далеко от идеала. С этой целью и были образованы первые инициативные группы для помощи парку. Собирались неравнодушные люди, которым я объяснил, как правильно ухаживать за деревьями. Первая группа собралась года три назад. Было несколько выходов в парк, пролечили более ста деревьев. Затем мы по моей инициативе все это прекратили, чтобы посмотреть, как пролеченные деревья будут себя чувствовать, понять, насколько наши приемы были верны. Вроде бы сейчас видно, что мы были на правильном пути, поэтому сейчас группа снова начала работу. В основном это студенты, которые у меня раньше учились, и люди, втянутые в орбиту общественной жизни. Некоторые просто ради любопытства приходят: посмотреть, как это - лечить дерево, научить детей. Для других это долг памяти: на кладбище, ставшем парком, были похоронены их предки. К тому же это работа на свежем воздухе, что тоже привлекает.
Залечить дерево может практически любой человек: если вы видите на стволе дерева открытую рану, это однозначно ведет к гниению древесины. Значит, очень скоро оно свалится, а может ведь прожить в несколько раз дольше. Чтобы ему помочь, сначала нужно удалить из раны гниль, затем обработать поверхность дезинфицирующим раствором и закрыть ее садовым варом. В некоторых случаях мы покрываем это место цементом, потому что какие-то неадекватные люди зачем-то начинают этот вар отковыривать.
Деревья в городе
В Нижнем Новгороде очень благоприятные условия для паркового строительства, но при этом все его природные преимущества никак фактически не используются. Возьмем, например, парк «Швейцария»: откосы, виды на реку. Там можно было бы сделать удивительное место, используя современные технологии - например, искусственный водопад, под которым можно пройти посуху. На такое посмотреть люди приезжали бы из других городов! Но, к сожалению, у нашего ландшафтно-архитектурного сообщества до этого не доходят руки. Там есть набор классических постулатов, которые из раза в раз используют, позиционируя их как экологически обоснованные. А это ложь! Там, где ландшафтный архитектор хочет выкосить газон, эколог бы вообще его не трогал. Ландшафтник высадит клумбы цветов, а с точки зрения экологии их вообще не должно быть много, а ровно столько, сколько природа определила. Ландшафтники вырезают поросль деревьев и кустарников, а эколог создал бы из нее насаждения хорошего качества. Да и крупные древесные остатки не позволил бы убирать из-под деревьев.
Что касается Почаинского оврага, я вообще не понимаю, зачем в центре города ликвидировать зеленую территорию, причем такую интересную в плане рельефа. Любой овраг должен быть находкой и для ландшафтного архитектора, и для эколога. Можно его расчистить, фонтаны сделать, чтобы струя была высотой с овраг или больше, используя эту разницу рельефа. Создать рекреационную зону, поставить спортивные снаряды. Ведь там такая площадь! Но, как водится, тут уже все решено: есть застройщик, есть инвестор, решение принято. Мне как лесоводу этот овраг очень жаль. Да и все деревья в городе. Они, как и люди, погибают здесь ни за что