Наука и идеология - по следам "научного" скандала

Jan 27, 2020 19:12



В тему предыдущего поста - утащу к себе пост своего товарища Михаила, про то, как ученые намеренно писали бредовые исследования, и как успешно у них при этом получалось публиковаться в серьезных изданиях...

Очень сильно заставляет задуматься в принципе о корректности методов и вообще наличии хоть каких-то строгих методов исследования в социальных науках. Или эти науки и не науки вовсе, и просто средства скрытого продвижения нужной идеологии?

В начале октября в СМИ прошла серия публикаций под заголовками вроде этого: "Научный скандал года: ученые писали фейк-исследования, чтобы разоблачить лженауку". Речь в них шла о трех исследователях (их имена - Джеймс Линдси, Хелен Плакроуз и Питер Богосян), которые провели эксперимент - они писали статьи нелепого содержания, оформленные, однако, по высшим стандартам современной научной публицистики, и направляли их в уважаемые научные издания, чтобы проверить - какова будет реакция рецензентов и издателей, и удастся ли их статьям быть опубликованными. Все трое - члены научного сообщества и сотрудники системы высшего образования, но не в области социальных наук.

Меня заинтересовал подход исследователей - увидев проблему в академических кругах, они взяли на себя роль «чужаков», которые видят проблему извне и имеют с ней дело, оставаясь в роли «чужаков», стремящихся вжиться в конкретную академическую среду, понять ее культуру, увидеть ее реакции и паттерны поведения.

Нужно отдать должное решительности и самоотверженности трех исследователей. По словам Джеймса Линдси, «Риск того, что предвзятые исследования продолжат оказывать влияние на образование, СМИ, политику и культуру, для нас куда страшнее, чем любые последствия, с которыми можем столкнуться мы сами».

Давайте прочтем, что Плакроуз, Линдси и Богосян пишут о своем эксперименте. Я использовал два текста - меморандум, в котором авторы коротко сформулировали цели исследования, и их более пространную статью для австралийского издания Areo. Реплики местами повторяются, но, в целом, эти повторения способствуют донесению точки зрения авторов.



Отрывок из отчета о проекте
Раздел «Цели исследования»

  • Мы хотели понять природу проблемы, существующей в академических кругах, и культуру, которая эту проблему производит.  Говоря более простым языком, это означает, что мы стремились стать посторонними, аутсайдерами, которые встроили себя в культуру, чтобы понять ее и вписаться в нее. Мы подтвердили наш успех в этом отношении, сумев опубликовать свои «академические труды» в журналах, некоторые из которых достаточно престижны.
  • Мы надеемся «перезагрузить» обсуждение тем, представляющих культурный интерес, таким как пол, раса, сексуальность и т.д. и вернуть их на более строгую и точную основу, характер которой еще предстоит определить.


  • Мы хотим вновь скептически отнестись к основополагающим предположениям и «критическим» методологиям, используемым в исследованиях по рассмотрению недовольств и конфликтов, чтобы научные знания по важным вопросам пола, расы, сексуальности и т.д. были точными и получаемыми наилучшими возможными методами.
    • Это намерение вытекает из нашего подозрения, которое, как мы считаем, наш проект помогает доказать, - о том, что эта сфера знания искажена предубеждениями в пользу определенных радикальных политических взглядов, которые исходят непосредственно от некоторых мыслителей, включая Мишеля Фуко, Джудит Батлер и многих других, и их нежелания принять стороннюю критику.

  • Мы понимаем большое количество людей, как внутри, так и за пределами академических кругов, которые знают о растущем влиянии, которое приобретают ученые, занимающиеся исследованием недовольств и конфликтов, и мы хотели бы дать возможность этим людям сказать, чувствуя себя в безопасности: «Нет, я не согласен с этим (до тех пор, пока предмет не будет рассмотрен более тщательно). Эти люди не говорят от моего имени».

  • Эта проблема возникла в культуре, в которой идеи, не согласующиеся с господствующими взглядами, не признаются или не допускаются, что часто приводит к тому, что законные критические замечания обесцениваются и принижаются по соображениям морали.
    • Например, если вы поставите под вопрос догматы феминистской философии, вас могут заклеймить отъявленным сексистом или обвинить в распространении женоненавистничества.
    • Если подвергнуть сомнению «критическое» научное исследование по вопросам отношения рас, то вопросы эти будут отвергнуты как проявления дискомфорта белого человека в разговоре о расизме (“white fragility”), преднамеренного невежества и сопротивления (“white ignore-ance”) или проявление поиска одобрения со стороны белых. Следует отметить, что таким обвинениям невозможно противостоять, и попытки сделать это считаются доказательством вины.


    Отрывок из открытого письма трёх учёных в издание Areo
    (текст из Areo на русском: часть 1 и часть 2)

    Сейчас прочно утвердились научные исследования, посвященные не поиску истины, а социальным недовольствам и возникающим на их почве конфликтам. Порой они безоговорочно господствуют в этих областях, а ученые все чаще запугивают студентов, администраторов и другие кафедры, принуждая их придерживаться своей точки зрения. Это не научное мировоззрение, и оно неполноценно.

    Мы взялись за реализацию этого проекта, чтобы изучить, понять и разоблачить реальность таких исследований недовольств, которые искажают науку. Поскольку открытый и честный разговор на темы идентичности, скажем, пола, расы и сексуальной принадлежности (и науки, которая этим занимается) почти невозможен, наша цель состояла в перезагрузке этой дискуссии. Мы надеемся, что это даст людям веские причины взглянуть на безумие научных кругов и левых активистов, и сказать: «Нет, я с этим не согласен. Вы говорите не от моего имени».

    Мы проводили исследование определенной научной культуры методом погружения в нее. Мы изучали ее результаты и совершенствовали свои представления до тех пор, пока не становились в ней «своими среди чужих».

    Наша цель состояла в изучении этой культуры до такой степени, чтобы освоить ее терминологический язык и обычаи, публикуясь в ведущих отраслевых журналах и получая экспертные оценки. Мы сами становились экспертами в этой области. Мы стремились понять выбранную область и механизмы ее работы, непосредственно участвуя в ней. Поэтому главной задачей для нас было получение комментариев ученых рецензентов о том, что мы делаем правильно, а что надо изменить, дабы наши абсурдные сочинения стали приемлемыми.

    Все наши работы отличаются странностью и несуразностью, но они прекрасно вписались в общий фон и мало чем выделялись в той дисциплине, которую мы рассматривали. Для демонстрации этого обстоятельства нам нужно было, чтобы наши работы приняли в первую очередь важные и влиятельные научные журналы. Но просто смешаться с остальными - этого было недостаточно для глубины нашего исследования. Мы должны были также писать такие статьи, которые кажутся рискованными, поскольку проверяют и оспаривают определенные гипотезы. Таким образом, сам факт их признания становился важным заявлением о проблеме, которую мы исследуем.

    При написании работ мы всегда действовали по конкретному шаблону. Цель была всегда одна: использовать имеющуюся литературу, чтобы сделать несуразную или несостоятельную идею приемлемой на самом высоком уровне интеллектуальной респектабельности в выбранной области. По этой причине каждая работа начиналась с чего-нибудь абсурдного или совершенно не этичного (или и того, и другого), что мы хотели протолкнуть. Затем мы брали существующую отрецензированную литературу, чтобы с ее помощью опубликоваться в научном издании.

    В этом заключался главный смысл проекта. То, что мы сейчас описали, не является получением знания. Это не более чем словоблудие и софистика. То есть, это подделка знания, которую нельзя принимать за истину. Главное различие между нами и той отраслью знаний, изучение которой мы имитируем, состоит в том, что нам известно: мы не занимаемся наукой, мы ее подделываем.

    В этом процессе существует одна нить, которая связывает воедино все 20 наших научных работ, хотя мы использовали самые разнообразные методы, выдвигая те или иные идеи с намерением посмотреть, как будут реагировать редакторы и рецензенты. И рецензенты с большим энтузиазмом воспринимали эти сумасбродные идеи.

    Идеи действительно достаточно сумасбродные, и заинтересованный читатель найдет подробное описание по ссылкам, приведенным в конце статьи, а я, с вашего позволения, ограничусь цитированием одного относительно безобидного фрагмента.

    Например, мы подумали, не написать ли «прогрессивную статью» с предложением запретить белым мужчинам в колледжах выступать в аудитории (или сделать так, чтобы на приходящие к ним электронные письма отвечал преподаватель), а потом вдобавок ко всему заставить их сидеть на полу в цепях, чтобы они почувствовали угрызения совести и загладили свою историческую вину. Сказано - сделано. Наше предложение нашло живой отклик, и, похоже, титан феминистской философии журнал «Гипатия» отнесся к нему с большой теплотой. Перед нами встал еще один непростой вопрос: «Интересно, опубликуют ли главу из гитлеровской „Майн Кампф", если ее перепишет феминистка?» Оказалось, что ответ на него положительный, так как статью принял к публикации феминистский академический журнал «Аффилия». Продвигаясь вперед по научной стезе, мы начали осознавать, что можем творить что угодно, лишь бы это не выходило за рамки общепринятой морали и демонстрировало понимание существующей научной литературы.

    Иными словами, у нас появились веские основания считать, что если мы будем правильно присваивать имеющуюся литературу и заимствовать из нее (а такое практически всегда возможно - надо только ссылаться на первоисточники), у нас появится возможность делать какие угодно модные в политическом плане заявления. В каждом случае возникал один и тот же основополагающий вопрос: что нам нужно писать и что нам нужно цитировать (все наши ссылки, между прочим, вполне реальны), дабы нашу ахинею публиковали как науку высокого полета.

    В завершение процитирую корреспондента Николая Воронина, который хорошо резюмировал суть идеологических идей, проводимых на Западе через социальные науки:

    «Наука ставит своей целью установить истину, настаивают авторы, но в области социальных исследований истина уже давно мало кого интересует.

    Главное - это соответствие идеологическим нормам: осуждение угнетателей всех мастей и выражение поддержки "униженным и оскорбленным".»

    И вот тут хочется задать вопрос Линдси, Плакроуз и Богосяну - почему именно ТАКИЕ идеи проводятся через западную науку? К сожалению, их исследование не содержит ответа. Мне остается сформулировать собственную гипотезу. Осуждение угнетателей всех мастей нужно для того, чтобы общество с готовностью восприняло и поддержало компанию по очернению любого неугодного персонажа. Достаточно представить его угнетателем в СМИ, дать картины действительных или мнимых жертв негодяя - «униженных и оскорбленных» - и дело сделано, одобрение общественности получено. Программы поведения, заложенные в людей длительной идеологической обработкой, срабатывают сами.

    Разбираясь с публикациями на тему об околонучном скандале в интернете, я вспомнил о некогда прочитанной книге социолога Александра Александровича Зиновьева «Запад» (1995). Возвращение к этому тексту оказалось плодотворным. Автор уделил немало внимания проблеме отношений идеологии и науки в западном обществе. Не будучи человеком Запада, в своей работе он смог увидеть западный социум извне. Другими словами, его взгляд на идеологию Запада и её отношения с наукой - это взгляд с еще более высокой (и более удалённой) точки зрения, чем точка зрения Плакроуза, Линдси и Богосяна. И научные выводы, которых достиг Зиновьев - это выводы более высокого уровня обобщения, чем выводы триумвирата, сводящиеся, по существу, к констатации проблемы проведения радикальных политических идей под видом научных исследований.

    Сокращения и упрощения всех использованных текстов остаются на моей совести. Я изъял терминологию, которая усложняет понимание. Александр Александрович Зиновьев моих упрощений бы не одобрил, но я считаю, что популяризация, упрощение научных текстов являются оправданными до тех пор, пока удается избежать утраты смысла первоначального текста и подмены понятий.



    А.А. Зиновьев - отрывок из книги «Запад» (1995)

    Существует широко распространенное убеждение, будто прошедшее столетие было эпохой идеологий, будто эта эпоха прошла и наступила эпоха деидеологизации, или постидеологическая эпоха. По мнению ряда западных мыслителей, в западных странах наступила эпоха затухания социальных конфликтов и общенационального согласия интересов. Идеологии, выражавшие частные интересы групп, слоев, классов общества, потеряли значение. Их место стала занимать наука. Убеждение, будто наступил конец идеологии, основывается на том факте, что потерпели крах нацистская, фашистская и марксистская идеологии. При этом поразительным образом не замечается или умышленно игнорируется то, что крах одних идеологий еще не есть конец идеологии вообще, что существуют другие формы идеологий, что даже потерпевшие исторический крах идеологии не умерли совсем, а изменили свой вид применительно к новым условиям или возрождаются вновь под другими названиями.

    Но дело не в этих остатках идеологий, потерявших прежнее значение или даже запрещенных. Не они определяют идеологическое состояние западного общества. Тут появились многочисленные новые идеологии, имеющие распространение и влияние в массах, например, пацифистская, экологическая, феминистская, гомосексуалистская. А главное - все то, что авторы теории постидеологического общества (деидеологизации, конца идеологии) приписывают коммунистической и другим дискредитированным идеологиям, на Западе существует в других формах и в неявном виде, причем в еще более грандиозных масштабах. Идея конца идеологии сама есть идея чисто идеологическая, есть идея западной идеологии, которая в полном соответствии с общими законами идеологии лишь себя считает истиной, а другие формы идеологии - ложью и даже преступлением.

    Идеи и учения - это лишь часть сложного комплекса явлений, который я буду называть идеологической сферой общества. Эта сфера состоит из следующих трех основных компонентов.

    Первый из них образует определенная совокупность представлений, понятий, суждений, идей, учений, концепций, убеждений, мнений и т.п. людей обо всем том, что в данных условиях и в данной человеческой общности считается важным для осознания человеком самого себя и своего природного и социального окружения. Я буду называть этот элемент идеологической сферы идеологией.

    Второй элемент идеологической сферы образует совокупность людей, организаций, учреждений, предприятий и используемых ими средств, так или иначе связанных с разработкой идеологии (можно сказать - с производством идеологических товаров и услуг), с ее распространением и доведением ее до потребителя, то есть до отдельных членов общества и их объединений. Я называю его идеологическим механизмом.

    Третий элемент идеологической сферы образует фактическое состояние сознания и чувств людей, которое складывается в результате воздействия на них всей совокупности факторов их жизни, а не только идеологии. Назову его идеологическим состоянием. Оно касается тех же вопросов, что и идеология. Но полного совпадения тут нет. То или иное идеологическое учение может остаться в книгах, которые массы людей не читают, а сознание их может быть заполнено идеологическим содержанием из других источников, - опыт жизни, литература, кино, газеты, беседы со знакомыми и т. д. Да и идеологические учения усваиваются людьми применительно к их индивидуальным способностям и интересам.

    Далее читайте здесь, ЖЖ так и не убирает дурацкое ограничение на объём постов... Там много интересных рассуждений.

    Запад, Политика, Наука

    Previous post Next post
    Up