(no subject)
Вот интересно, как долго продлится на этот раз детское, хрупкое ощущение новогодней идиллии? Вот он и наступил, ещё совсем невесомый год, в котором пока не случилось ни огорчений, ни разочарований, ни, слава Богу, утрат. Светло и чисто. И сам ты, будто новорожденный, слушаешь и слышишь ангелов. Вернее, виолончельную грусть Пабло Казальса. А ещё вспоминаешь прабабкины сказки. И решительно ни на кого не можешь держать зла. Белым-бело за спиной…
Да и о тебе вплоть до этих вот строк, может быть, ещё никто не помыслил дурно, не припомнил всего, что было по недомыслию и горячности чувств… И всего, что не было, но вполне могло приключиться…
Ещё падает за окном новогодний снег, ещё светятся шампанское и коньячок в бокалах, ещё слышны отголоски всю ночь окликавших тебя из детства иллюзий. И только тишина окрест напоминает о том, что согласие с миром это всего лишь зыбкая ипостась одиночества.
***
Город мается одышкой, набирает обороты
в гвалте вавилонском валкий, вездесущий снег торжеств.
И шампанское в авоське мерно звякает о шпроты,
и витрины жидким светом разливаются окрест.
Город пахнет свежей сдобой, марципаном и корицей,
мандаринами, свободой, хвоей, снегом, детским сном…
И плывет по небу время в золоченой колеснице,
и ступицы звезд мерцают фосфорическим огнем.
Обновляются подспудно антураж и мизансцены,
образ мыслей обретает безрассудство и кураж:
не о битвах, не о быте, не о целях, не о ценах -
о несбыточном и вечном, о негаданных дарах…
***
Такой вот исход декабря - небывало талый.
Сыплет теплым, теплее ладоней, снегом.
И город качнется, и вспыхнет в ночи ковчегом,
И будет тонуть, и молить, чтоб огня хватало.
И всякая божья тварь, чуть заслышав склянку,
Станет считать удары до залпа пробки,
Как будто от залпа всё сущее канет в пропасть,
Скользнет по отвесной горе на пропащих санках.
И сызнова жизнь начнется от глупой меты.
И мягкий, мягче дыхания, снег коснется
Сомкнутых век, за которыми всходит солнце
Проблеском веры, потерянной было где-то.
Такой вот исток ожидания - топкий, теплый.
Всё сыплется снег, что белее и слаще сдобы.
И там, на отвесно парящей горе, подобно
Мачте ковчега тянется в небо тополь…
Будьте, как дети...
Да и о тебе вплоть до этих вот строк, может быть, ещё никто не помыслил дурно, не припомнил всего, что было по недомыслию и горячности чувств… И всего, что не было, но вполне могло приключиться…
Ещё падает за окном новогодний снег, ещё светятся шампанское и коньячок в бокалах, ещё слышны отголоски всю ночь окликавших тебя из детства иллюзий. И только тишина окрест напоминает о том, что согласие с миром это всего лишь зыбкая ипостась одиночества.
***
Город мается одышкой, набирает обороты
в гвалте вавилонском валкий, вездесущий снег торжеств.
И шампанское в авоське мерно звякает о шпроты,
и витрины жидким светом разливаются окрест.
Город пахнет свежей сдобой, марципаном и корицей,
мандаринами, свободой, хвоей, снегом, детским сном…
И плывет по небу время в золоченой колеснице,
и ступицы звезд мерцают фосфорическим огнем.
Обновляются подспудно антураж и мизансцены,
образ мыслей обретает безрассудство и кураж:
не о битвах, не о быте, не о целях, не о ценах -
о несбыточном и вечном, о негаданных дарах…
***
Такой вот исход декабря - небывало талый.
Сыплет теплым, теплее ладоней, снегом.
И город качнется, и вспыхнет в ночи ковчегом,
И будет тонуть, и молить, чтоб огня хватало.
И всякая божья тварь, чуть заслышав склянку,
Станет считать удары до залпа пробки,
Как будто от залпа всё сущее канет в пропасть,
Скользнет по отвесной горе на пропащих санках.
И сызнова жизнь начнется от глупой меты.
И мягкий, мягче дыхания, снег коснется
Сомкнутых век, за которыми всходит солнце
Проблеском веры, потерянной было где-то.
Такой вот исток ожидания - топкий, теплый.
Всё сыплется снег, что белее и слаще сдобы.
И там, на отвесно парящей горе, подобно
Мачте ковчега тянется в небо тополь…
Будьте, как дети...
You can watch this video on www.livejournal.com