Петр Чаадаев был религиозно-мистическим философом, задыхавшимся от тоски и безнадежности.
Самая важная мысль Чаадаева: «Христианин, не находя в собственном своем учении разрешения великой загадки душевного бытия, естественно приводится к учению философов. А между тем, философы способны объяснять человека только через человека: они отделяют его от Бога и внушают ему мысль о том, будто он зависит только от себя самого».
Насколько я понимаю эту мысль Чаадаева, в христианстве «разрешения» он не нашел, а философия привела его в тупик. Если внимательно читать Чаадаева, то обнаружится, что к христианству, а не только к православию, он относился неодобрительно, почти враждебно.
«Вы должны создать себе собственный мир, раз тот, в котором вы живете, стал вам чуждым», - наставляет Чаадаев, - «Вам придется себе все создавать, сударыня, вплоть до воздуха для дыхания, вплоть до почвы под ногами».
Интересно, он-то сам считал, что смог создать для себя свой собственный мир, «вплоть до воздуха»? Не уверен.
Однако читателей Чаадаева религиозные поиски философа мало интересуют. Если его читают или цитируют, то в основном за его отчаянные высказывания о России:
«В противоположность всем законам человеческого общежития Россия шествует только в направлении своего собственного порабощения и порабощения всех соседних народов. И поэтому было бы полезно не только в интересах других народов, а в ее собственных интересах - заставить ее перейти на новые пути». Поразительно актуальные слова.
Или вот: «…мы никогда не шли вместе с другими народами, мы не принадлежим ни к одному из известных семейств человеческого рода, ни к Западу, ни к Востоку, и не имеем традиций ни того, ни другого. Мы стоим как бы вне времени, всемирное воспитание человеческого рода на нас не распространилось. Дивная связь человеческих идей в преемстве поколений и история человеческого духа, приведшие его во всем остальном мире к его современному состоянию, на нас не оказали никакого действия». И это еще очень мягкий пассаж, есть и похлеще:
«Сначала дикое варварство, затем грубое суеверие, далее иноземное владычество, жестокое и унизительное, дух которого национальная власть впоследствии унаследовала, - вот печальная история нашей юности. Поры бьющей через край деятельности, кипучей игры нравственных сил народа - ничего подобного у нас не было. Эпоха нашей социальной жизни, соответствующая этому возрасту, была наполнена тусклым и мрачным существованием без силы, без энергии, одушевляемом только злодеяниями и смягчаемом только рабством».
Расшифруем: дикое варварство - это дохристианская Русь, грубое суеверие - православие, иноземное владычество, жестокое и унизительное - это «татары». Любопытно, что Чаадаев соглашается с тем, что жестокая природа российского государства унаследована от татар.
«Мы живем лишь в самом ограниченном настоящем без прошедшего и без будущего, среди плоского застоя», - здесь Чаадаев писал вовсе не о времени Николая Палкина, а о России как о метафизическом явлении, вечно пребывающем «среди плоского застоя».
Любопытно, что после Чаадаева я начал читать
«Мартиролог» Андрея Тарковского, который, кстати, несколько раз цитирует Чаадаева и еще он цитирует его в «Зеркале». Но важно не это, а то, что о своем времени Тарковский мог сказать то же самое: «мы живем среди плоского застоя». Это вечное состояние, безвременное.
Чаадаев с большой теплотой относился к исламу, и приходится думать, что если бы он жил в наше время, то перешел бы не в католицизм, а в ислам: «Имя Стагирита (Аристотеля), например, станут произносить с некоторым отвращением, имя Магомета - с глубоким уважением; на первого будут смотреть как на ангела тьмы, который сковывал на протяжении нескольких веков все силы добра среди людей; на второго - как на благодетельное существо, кто всего более способствовал осуществлению плана божественной мудрости для спасения рода человеческого».
Важные мысли:
То, что у других народов является просто привычкой, инстинктом, то нам приходится вбивать в свои головы ударом молота.
Про нас можно сказать, что мы составляем как бы исключение среди народов. Мы принадлежим к тем из них, которые как бы не входят составной частью в род человеческий, а существуют лишь для того, чтобы преподать великий урок миру.
Одинокие в мире, мы миру ничего не дали, ничего у мира не взяли, мы не внесли в массу человеческих идей ни одной мысли, мы ни в чем не содействовали движению вперед человеческого разума, а все, что досталось нам от этого движения, мы исказили.
В крови у нас есть нечто, отвергающее всякий настоящий прогресс.
Все политические революции были там по сути революциями нравственными. Искали истину и нашли свободу и благоденствие. Только так объясняется исключительное явление нового общества и его цивилизации; иначе в нем ничего нельзя было бы понять.
Почему же христианство не имело таких же последствий у нас? Почему, наоборот, русский народ попал в рабство лишь после того, как он стал христианским, а именно в царствование Годунова и Шуйских? Пусть православная церковь объяснит это явление.
Мы строим образы прошлого точно так же, как и образы будущего. (Эта мысль Чаадаева к политике не имеет отношения. Вероятно, она согласуется с современными теориями памяти. Действительно, припоминание - это конструирование образов прошлого).
Но что поделаешь! Поневоле приходится говорить языком Европы. Наша чужеземная цивилизация так загнала нас в Европу, что хотя мы и не имеем ее идей, у нас нет другого языка, кроме языка той же Европы; им и приходится пользоваться. Если ничтожное количество установившихся у нас умственных навыков, традиций, воспоминаний, если ничто вообще из нашего прошлого не объединяет нас ни с одним народом на земле, если мы на самом деле не принадлежим ни к какой нравственной системе вселенной, своими социальными мерками мы все же связаны с западным миром. Эта связь, надо признаться, очень слабая…
Я предпочитаю бичевать свою родину, предпочитаю огорчать ее, предпочитаю унижать ее, только бы ее не обманывать.
Русский либерал - бессмысленная мошка, толкущаяся в солнечном луче; солнце это - солнце запада.“
Горе народу, которого рабство не смогло унизить - он создан быть рабом.
Бессильный враг - наш лучший друг; завистливый друг - злейший из наших врагов.
…взгляните только на свободного человека в России - и вы не усмотрите никакой заметной разницы между ним и рабом.
Америка единственная соперница, которой мы должны бояться. (Мысль, возникшая при чтении Токвиля).