Иван Ефремов. Час Быка
Роман Ивана Ефремова «Час Быка» успешно прошел советскую цензуру и активно печатался в конце 60-х. Первое печатное издание датируется 1970 годом. Но внезапно что-то пошло не так: роман запретили, книжки и журналы с романом изъяли из библиотек. Иван Ефремов скончался в 1972 г., но и после его смерти КГБ продолжал свою «разработку». В квартире Ефремова сотрудники КГБ провели обыск, и вдова спасла от вскрытия хранившуюся дома урну с прахом писателя.
Я далек от мысли, что посмертной разработкой Ефремова занималось подразделение КГБ, специализировавшееся на инопланетянах. Скорее всего, в романе, как всегда, нашли «клеветнические измышления на советскую действительность» и решили покопаться в бумагах писателя, надеясь отыскать какую-то крамолу и опасные связи.
Разумеется, Иван Ефремов, сын богатого купца-старообрядца, который вел бизнес с Англией, не мог быть поклонником советской власти. Чтобы не быть репрессированным, ему даже пришлось фальсифицировать свою биографию, объявить себя «сыном полка» и изменить отчество - с Антиповича на Антоновича.
Итак, переходим к роману «Час Быка». Это роман-утопия, а не научно-фантастический роман, как принято считать. Философски он восходит к
утопиям Платона и Фрэнсиса Бэкона, а по жанру - к «Путешествиям Гулливера» Свифта. Как помним, Гулливер путешествовал по разным вымышленным странам, в т.ч. по стране гуингмов (разумных лошадей), попутно высмеивая пороки современной ему Англии и описывая альтернативные, утопические варианты общественного устройства. Но в «Путешествиях Гулливера» много сатиры, а в «Часе Быка» сатира отсутствует напрочь. «Час Быка» - это донельзя серьезное произведение.
В центре повествования 2 цивилизации: Земля, на которой восторжествовал коммунизм, и Торманс, ввергнутый в нечто противоположное коммунизму и названное Ефремовым «инферно». И Землю и Торманс (в переводе «мучение») населяют люди, имеющие общих предков, собственно, цивилизации разделились всего 2 тысячи лет назад. Присмотримся к ним ближе.
Торманс:
Некоторые критики поспешили заявить, что Ефремов показал нам маоистский Китай. Возможно, Китай он тоже имел в виду, но кому было дело до Китая? В тексте можно найти целую россыпь намеков, указывающих на СССР. Например:
«Чаще всего упоминалось имя Чойо Чагаса, соображения которого на разные темы общественной жизни, прежде всего экономики, вызывали неумеренные восторги и восхвалялись как высшая государственная мудрость». Чойо Чагас - это очередной советский бонза, Брежнев. Помнится, Александр Зиновьев в одной из своих книг вывел его под фамилией Заебан.
Молодые люди распределялись на «джи» и «кжи», долгоживущих и короткоживущих: каста «джи» получала возможность для развития, а «молодые "кжи" получали только лишь примитивные ремесленные навыки - настоящим мастерством не обладал никто». В 1966г. в СССР были восстановлены технические училища со сроком обучения 1-1,5 года, поэтому намек на советское профессионально-техническое образование весьма прозрачный.
Разделение людей на долго- и короткоживущих тоже дает пищу для размышлений. Система здравоохранения СССР была трехступенчатой: на первой, низшей ступени находились обычные, районные поликлиники - для народа, на второй ступени - ведомственные лечебные учреждения и, наконец, третий уровень - это т.н. 4е Главное управление при Минздраве, для высшей номенклатуры. Обратите внимание: продолжительность жизни в СССР была сравнительно короткой, система массового здравоохранения была скверной, но партийные бонзы со всеми своими болячками доживали до очень преклонного возраста. В романе Ефремов лишь усиливает эту социальную стратификацию.
Наконец, совпадение бытовых деталей. Люди Торманса питаются в столовых. При этом:
«Надо выбрать постоянную столовую, ту, где лучше кормят.
- Везде одинаково плохо. "Кжи" не любят свою работу в столовой. Цасор говорит, что они, как это... крадут. Берут себе самое лучшее.
- Зачем?
- Чтобы съесть самим, унести семье, обменять на квадратики... деньги. Оттого невкусна еда!
- Мне думается, ваша подруга не права. Здесь, на Тормансе, люди настолько напуганы Веком Голода, что стараются произвести как можно больше еды из каждого продукта, добавляя туда несъедобные вещества».
Вот так от бытового описания столовок Ефремов переходит к теме Великого Голода, несколько раз поражавшего СССР. Стоит ли удивляться, что роман запретили?
Еще одна любопытная бытовая подробность: прописка (регистрация). Землянин приводит девушку-тормансианку в гостиницу, и портье требует предъявить «карточку приема в столицу». Разумеется, карточки не оказывается.
Возможно, в Китае столовые тоже были отвратительными, и для поселения в гостиницу требовалась регистрация. Но кого из читателей Ефремова волновали эти бытовые ограничения в Китае? Разумеется, Торманс - это СССР.
«Каждая ступень в иерархии Торманса выражалась в каком-либо мелком преимуществе - в размерах квартиры, в лучшем питании. Эвиза с удивлением наблюдала, с каким ожесточением люди боролись за эти ничтожные привилегии».
И, наконец, вердикт:
«Бесчисленные преступления против народа оправдывались интересами народа, который на деле рассматривался как грубый материал исторического процесса. - Владыки Ян-Ях (второе название Торманса) не разрешают никому изучать так называемые запретные периоды истории».
Земля:
Коммунизм, построенный на Земле, - это механизированная фашистская диктатура. У Ефремова коммунизм и фашизм, две отрицательные, но противостоящие идеологии, сходятся - очень редкий случай. Да, в диссидентской литературе фашизм/ нацизм часто сравнивали с советским коммунизмом (Е.Гинзбург, Шаламов, Н. Мандельштам и др.), но в утопическом псевдоидеале Ефремова обе идеологии сливаются в нечто единое.
Внешне Земля напоминает современную Австралию: «После долгой экономической борьбы города окончательно уступили место звездным и спиралевидным системам поселков, между которыми были разбросаны центры исследования и информации, музеи и дома искусства, связанные в одну гармоническую сетку, покрывавшую наиболее удобные для обитания зоны умеренных субтропиков планеты».
А населяющие ее люди - это настоящие белокурые бестии: «Вначале все пришельцы далекого мира казались тормансианам очень красивыми, но одинаковыми. Мужчины - высокие, с решительными крупными лицами, серьезные до суровости. Женщины - все с чеканно правильными мелкими чертами, идеально прямыми носами, твердыми подбородками, густоволосые и крепкие. Лишь когда глаз привыкал к этим общим особенностям, обитатели Ян-Ях замечали индивидуальное разнообразие землян».
Лени Рифеншталь. Кадр из фильма «Олимпия»
Каким образом им удалось этого достичь? Ефремов не предлагает какой-то стройной концепции, но по роману разбросаны многочисленные намеки:
1. «надо создать людей высокой психофизиологической тренировки»;
2. Должны существовать «сложные охранительные системы коммунистического общества»;
3. «тщательная сортировка людей» при помощи компьютерного тестирования;
4. «искоренение вредоносных людей с точным прицелом»;
5. Ликвидация классов и каст и электронные референдумы: «У нас нет простонародья, нет толпы и правителей. Законно же у нас лишь желание человечества, выраженное через суммирование мнений. Для этого есть точные машины»;
6. И наконец - непослушные государства пристреливают: «Поэтому когда в Великом Кольце обнаруживают государство, закрывающее своим людям путь к знанию, то такое государство разрушают. Это единственный случай, дающий право на прямое вмешательство в дела чужой планеты».
Важная характеристика этого общества - его механистичность. Причем в романе мы не найдем ни одного подтверждения тому, что земляне - это живые люди. В одном месте Чойо Чагас даже говорит: «Иногда мне кажется, что земляне просто роботы с головами живых людей». «- А может быть, мы в самом деле лишь роботы?» - отвечает ему Фай Родис, предводительница землян.
Стрела Аримана
Самое любопытное место в социально-утопических построениях автора - это размышления о т.н. Стреле Аримана:
«- Что еще за Стрела?
- Так мы условно называем тенденцию плохо устроенного общества с морально тяжелой ноосферой умножать зло и горе. Каждое действие, хотя бы внешне гуманное, оборачивается бедствием для отдельных людей, целых групп и всего человечества. Идея, провозглашающая добро, имеет тенденцию по мере исполнения нести с собой все больше плохого, становиться вредоносной».
Через несколько страниц приводится очень точный пример: «благодеяние - уничтожение детской смертности - обернулось бедствием, наградив множеством психически неполноценных, полных кретинов или физически дефективных от рождения людей».
Что же делать? Каким образом избежать стрелы Аримана? Позволить детской смертности быть высокой или истреблять кретинов? На этот вопрос нет ответа, из чего следует, что стрелы Аримана избежать невозможно.
Художественные особенности:
На научно-фантастический роман «Час Быка» не тянет. Во-первых, научная фантастика в нем отсутствует - сплошь да рядом персонажи пользуются допотопными технологиями. Примеры: исследовательница погибает, пытаясь вскрыть древний склад биологических ядов; у землян отсутствует надежная дальняя (спутниковая) связь, фильмы снимаются на «ленты», земляне носят контактные линзы. Самое нелепое - во всех фантастических приборах быстро садятся батарейки, что однажды приводит к гибели троих землян. И, во-вторых, количество страниц с философскими и социологическими выкладками, кстати скажем, весьма скучными, явно превосходит количество страниц с описанием каких-то научных и технологических достижений.
Ефремов увлекается плетением наукообразных словес. Например: «Невидимая граница контакта фронтальных сторон стереопроекций» или «базальные примитивные рефлексы таламической группы и серого бугра мозга» и т.п. Но это не спасает, потому что наукообразную терминологию нельзя выдать за научную фантастику.
Как это часто бывает с утопиями, в романе почти нет действия, но есть очень много затянутых диалогов. Но это компенсируется весьма динамичной, хотя и ожидаемой развязкой.
Выводы:
Почти все утопии от Платона до Ефремова - это описания авторитарных, тоталитарных режимов. Описания свободных обществ никому не удаются. Возможно, потому что их не было, неоткуда было черпать вдохновения.
Земля Ефремова - это мираж, пригрезившийся мир, который, если присмотреться к нему ближе, оказывается не таким уж благостным. Идеальное коммунистическое общество - это или фашистская диктатура или планета роботов.
Таким образом, в романе мы видим два социальных тупика: Торманс (СССР) и его мечту - идеальную Землю, оказывающуюся враждебной, механистической цивилизацией.
Всему виной - стрела Аримана. Построить утопию невозможно.
Я далек от мысли, что посмертной разработкой Ефремова занималось подразделение КГБ, специализировавшееся на инопланетянах. Скорее всего, в романе, как всегда, нашли «клеветнические измышления на советскую действительность» и решили покопаться в бумагах писателя, надеясь отыскать какую-то крамолу и опасные связи.
Разумеется, Иван Ефремов, сын богатого купца-старообрядца, который вел бизнес с Англией, не мог быть поклонником советской власти. Чтобы не быть репрессированным, ему даже пришлось фальсифицировать свою биографию, объявить себя «сыном полка» и изменить отчество - с Антиповича на Антоновича.
Итак, переходим к роману «Час Быка». Это роман-утопия, а не научно-фантастический роман, как принято считать. Философски он восходит к
утопиям Платона и Фрэнсиса Бэкона, а по жанру - к «Путешествиям Гулливера» Свифта. Как помним, Гулливер путешествовал по разным вымышленным странам, в т.ч. по стране гуингмов (разумных лошадей), попутно высмеивая пороки современной ему Англии и описывая альтернативные, утопические варианты общественного устройства. Но в «Путешествиях Гулливера» много сатиры, а в «Часе Быка» сатира отсутствует напрочь. «Час Быка» - это донельзя серьезное произведение.
В центре повествования 2 цивилизации: Земля, на которой восторжествовал коммунизм, и Торманс, ввергнутый в нечто противоположное коммунизму и названное Ефремовым «инферно». И Землю и Торманс (в переводе «мучение») населяют люди, имеющие общих предков, собственно, цивилизации разделились всего 2 тысячи лет назад. Присмотримся к ним ближе.
Торманс:
Некоторые критики поспешили заявить, что Ефремов показал нам маоистский Китай. Возможно, Китай он тоже имел в виду, но кому было дело до Китая? В тексте можно найти целую россыпь намеков, указывающих на СССР. Например:
«Чаще всего упоминалось имя Чойо Чагаса, соображения которого на разные темы общественной жизни, прежде всего экономики, вызывали неумеренные восторги и восхвалялись как высшая государственная мудрость». Чойо Чагас - это очередной советский бонза, Брежнев. Помнится, Александр Зиновьев в одной из своих книг вывел его под фамилией Заебан.
Молодые люди распределялись на «джи» и «кжи», долгоживущих и короткоживущих: каста «джи» получала возможность для развития, а «молодые "кжи" получали только лишь примитивные ремесленные навыки - настоящим мастерством не обладал никто». В 1966г. в СССР были восстановлены технические училища со сроком обучения 1-1,5 года, поэтому намек на советское профессионально-техническое образование весьма прозрачный.
Разделение людей на долго- и короткоживущих тоже дает пищу для размышлений. Система здравоохранения СССР была трехступенчатой: на первой, низшей ступени находились обычные, районные поликлиники - для народа, на второй ступени - ведомственные лечебные учреждения и, наконец, третий уровень - это т.н. 4е Главное управление при Минздраве, для высшей номенклатуры. Обратите внимание: продолжительность жизни в СССР была сравнительно короткой, система массового здравоохранения была скверной, но партийные бонзы со всеми своими болячками доживали до очень преклонного возраста. В романе Ефремов лишь усиливает эту социальную стратификацию.
Наконец, совпадение бытовых деталей. Люди Торманса питаются в столовых. При этом:
«Надо выбрать постоянную столовую, ту, где лучше кормят.
- Везде одинаково плохо. "Кжи" не любят свою работу в столовой. Цасор говорит, что они, как это... крадут. Берут себе самое лучшее.
- Зачем?
- Чтобы съесть самим, унести семье, обменять на квадратики... деньги. Оттого невкусна еда!
- Мне думается, ваша подруга не права. Здесь, на Тормансе, люди настолько напуганы Веком Голода, что стараются произвести как можно больше еды из каждого продукта, добавляя туда несъедобные вещества».
Вот так от бытового описания столовок Ефремов переходит к теме Великого Голода, несколько раз поражавшего СССР. Стоит ли удивляться, что роман запретили?
Еще одна любопытная бытовая подробность: прописка (регистрация). Землянин приводит девушку-тормансианку в гостиницу, и портье требует предъявить «карточку приема в столицу». Разумеется, карточки не оказывается.
Возможно, в Китае столовые тоже были отвратительными, и для поселения в гостиницу требовалась регистрация. Но кого из читателей Ефремова волновали эти бытовые ограничения в Китае? Разумеется, Торманс - это СССР.
«Каждая ступень в иерархии Торманса выражалась в каком-либо мелком преимуществе - в размерах квартиры, в лучшем питании. Эвиза с удивлением наблюдала, с каким ожесточением люди боролись за эти ничтожные привилегии».
И, наконец, вердикт:
«Бесчисленные преступления против народа оправдывались интересами народа, который на деле рассматривался как грубый материал исторического процесса. - Владыки Ян-Ях (второе название Торманса) не разрешают никому изучать так называемые запретные периоды истории».
Земля:
Коммунизм, построенный на Земле, - это механизированная фашистская диктатура. У Ефремова коммунизм и фашизм, две отрицательные, но противостоящие идеологии, сходятся - очень редкий случай. Да, в диссидентской литературе фашизм/ нацизм часто сравнивали с советским коммунизмом (Е.Гинзбург, Шаламов, Н. Мандельштам и др.), но в утопическом псевдоидеале Ефремова обе идеологии сливаются в нечто единое.
Внешне Земля напоминает современную Австралию: «После долгой экономической борьбы города окончательно уступили место звездным и спиралевидным системам поселков, между которыми были разбросаны центры исследования и информации, музеи и дома искусства, связанные в одну гармоническую сетку, покрывавшую наиболее удобные для обитания зоны умеренных субтропиков планеты».
А населяющие ее люди - это настоящие белокурые бестии: «Вначале все пришельцы далекого мира казались тормансианам очень красивыми, но одинаковыми. Мужчины - высокие, с решительными крупными лицами, серьезные до суровости. Женщины - все с чеканно правильными мелкими чертами, идеально прямыми носами, твердыми подбородками, густоволосые и крепкие. Лишь когда глаз привыкал к этим общим особенностям, обитатели Ян-Ях замечали индивидуальное разнообразие землян».
Лени Рифеншталь. Кадр из фильма «Олимпия»
Каким образом им удалось этого достичь? Ефремов не предлагает какой-то стройной концепции, но по роману разбросаны многочисленные намеки:
1. «надо создать людей высокой психофизиологической тренировки»;
2. Должны существовать «сложные охранительные системы коммунистического общества»;
3. «тщательная сортировка людей» при помощи компьютерного тестирования;
4. «искоренение вредоносных людей с точным прицелом»;
5. Ликвидация классов и каст и электронные референдумы: «У нас нет простонародья, нет толпы и правителей. Законно же у нас лишь желание человечества, выраженное через суммирование мнений. Для этого есть точные машины»;
6. И наконец - непослушные государства пристреливают: «Поэтому когда в Великом Кольце обнаруживают государство, закрывающее своим людям путь к знанию, то такое государство разрушают. Это единственный случай, дающий право на прямое вмешательство в дела чужой планеты».
Важная характеристика этого общества - его механистичность. Причем в романе мы не найдем ни одного подтверждения тому, что земляне - это живые люди. В одном месте Чойо Чагас даже говорит: «Иногда мне кажется, что земляне просто роботы с головами живых людей». «- А может быть, мы в самом деле лишь роботы?» - отвечает ему Фай Родис, предводительница землян.
Стрела Аримана
Самое любопытное место в социально-утопических построениях автора - это размышления о т.н. Стреле Аримана:
«- Что еще за Стрела?
- Так мы условно называем тенденцию плохо устроенного общества с морально тяжелой ноосферой умножать зло и горе. Каждое действие, хотя бы внешне гуманное, оборачивается бедствием для отдельных людей, целых групп и всего человечества. Идея, провозглашающая добро, имеет тенденцию по мере исполнения нести с собой все больше плохого, становиться вредоносной».
Через несколько страниц приводится очень точный пример: «благодеяние - уничтожение детской смертности - обернулось бедствием, наградив множеством психически неполноценных, полных кретинов или физически дефективных от рождения людей».
Что же делать? Каким образом избежать стрелы Аримана? Позволить детской смертности быть высокой или истреблять кретинов? На этот вопрос нет ответа, из чего следует, что стрелы Аримана избежать невозможно.
Художественные особенности:
На научно-фантастический роман «Час Быка» не тянет. Во-первых, научная фантастика в нем отсутствует - сплошь да рядом персонажи пользуются допотопными технологиями. Примеры: исследовательница погибает, пытаясь вскрыть древний склад биологических ядов; у землян отсутствует надежная дальняя (спутниковая) связь, фильмы снимаются на «ленты», земляне носят контактные линзы. Самое нелепое - во всех фантастических приборах быстро садятся батарейки, что однажды приводит к гибели троих землян. И, во-вторых, количество страниц с философскими и социологическими выкладками, кстати скажем, весьма скучными, явно превосходит количество страниц с описанием каких-то научных и технологических достижений.
Ефремов увлекается плетением наукообразных словес. Например: «Невидимая граница контакта фронтальных сторон стереопроекций» или «базальные примитивные рефлексы таламической группы и серого бугра мозга» и т.п. Но это не спасает, потому что наукообразную терминологию нельзя выдать за научную фантастику.
Как это часто бывает с утопиями, в романе почти нет действия, но есть очень много затянутых диалогов. Но это компенсируется весьма динамичной, хотя и ожидаемой развязкой.
Выводы:
Почти все утопии от Платона до Ефремова - это описания авторитарных, тоталитарных режимов. Описания свободных обществ никому не удаются. Возможно, потому что их не было, неоткуда было черпать вдохновения.
Земля Ефремова - это мираж, пригрезившийся мир, который, если присмотреться к нему ближе, оказывается не таким уж благостным. Идеальное коммунистическое общество - это или фашистская диктатура или планета роботов.
Таким образом, в романе мы видим два социальных тупика: Торманс (СССР) и его мечту - идеальную Землю, оказывающуюся враждебной, механистической цивилизацией.
Всему виной - стрела Аримана. Построить утопию невозможно.