(no subject)
Здесь теперь закрыто.
Просто кончилось все электричество в доме. Слова разбрелись по пыльным углам и дуются в карты с ночными сторожами - от скуки, главным образом, и, может быть, немного от тоски, saudade. Я вряд ли стану писать сюда в ближайшее - долгое, долгое - время. У меня нет ни большого желания, ни, честно говоря, моральных и физических сил для букв, морфем, слов, текстов.
Я нечаянно приобрел нежеланный, но необходимый опыт, которым совершенно невозможно поделиться, который, однако, останется со мной, как при рождении со мной остался цвет моих глаз. И хотя в этом опыте, как в любой вещи, которая происходит, - бездна чудовищной красоты, и низости, и пораженчества, и нелепости, и смехотворности, и самого отвратительного величия и даже гнусного пятизвездочного пафоса, я совершенно не знаю, что делать - ни с ним, ни с собой. На что бы, на кого бы я ни смотрел, у меня перед глазами стекло, прозрачное, чистое до невидимости, холодное до оцепенения. Я никогда не умел объясняться, не умел объяснять, а язык жестов приятен кинестетикам, но убийствен для контроломанов. Я не могу удерживать в своих руках больше одной теплой ладони.
У меня есть план - да, у нас есть план, мистер Фикс! - есть способ, есть возможность. Следовательно, найдется время, место и обстоятельства образа действия. Логика событий и все такое, только у событий хоть какая-то логика и осталась.
Завтра, когда самолет будет отрываться от земли, сидящая рядом со мной Девица попытается разглядеть сквозь иллюминатор ту несуществующую точку, в которой ландшафт превращается в карту, а карта - в кусок черепашьего панциря. В этот самый момент у меня в ушах с тихим нефальшивым и недребезжащим звуком, похожим на треск bubble wrap, будут лопаться пуповины, лилипутские нитки, муравьиные щупальца, шнурки безопасности, привязывающие меня к земле.
Я жду этого. Нам, матрицей обманутым, только кажется, что мы ходим по земле. Главная наёбка гравитации как раз в том, что не планета нас держит, а мы ее таскаем на себе, испытывая колоссальное напряжение, привычное колоссальное напряжение, привычное несовместимое с дыханием и левитацией колоссальное напряжение. Мне все еще снится иногда - со временем все реже - что я разбегаюсь, отталкиваюсь от асфальта подошвой и лечу. Может быть, если я сброшу одежду, кожу, место жительства, социальные сетки, географические координаты, мне еще удастся поймать свой воздушный поток и подняться.
Волноваться не нужно. Все с нами будет хорошо.
Я не удаляю журнал. Я, вероятно, буду заглядывать в ленту. И, в общем-то, я даже не прощаюсь.