Москва
Странно писать в наши дни о Москве.
Странно во-первых, потому что, когда пишешь о Москве, трудно избежать тенденциозности. Лавируя между славянофилами и западниками, архитектурной безотцовщиной и архитектурной охранкой, культуркемпферами и культуртрегерами, культом, масс-культом и поп-культурой, неизбежно где-то да напорешься на камень тенденции. И даже если на камень не напорешься, все равно найдется некто изобретательный, что аргументированно обвинит тебя в тенденциозности.
Странно во-вторых, потому что о резиновом городе написано резиновое множество текста. От Забелина с Гиляровским и до самых до окраин, градоначальники и градописатели начинали историю Государства Российского от Москвы. Не счесть исписанной бумаги той или иной степени содержательности. Тот случай, когда даже отсебятина превращается в копипейст.
Странно в-третьих, что в наши дни писать о Москве с любовью как-то не принято. Москва, огромный цветаевский странноприимный дом, страннопринимала, да и достраннопринималась - любовь к родному городу растворилась в коммерческих интересах, прости, младенец Пантелеймон. Есенинская золотая дремотная Азия тоже допрыгалась - русскую речь на здешних улицах уже реже слышишь за нагловатой разнузданностью рвущихся в Европу азиатских наречий. Приглушенная красота переулка убита лоском ксеноновой витрины. Словно в отместку, переулок влез в улицу своей распоясанной Хитровкой. Держи карман уже, о странник, идущий по московской улице.
Странно в-четвертых, потому что в нашу эпоху всепожирающего офисного планктона и прогрессирующих товарно-денежных отношений вообще считается странным писать о том, чего не существует, если это не радиоактивное метро будущего и не мифологизированные ужасы недавнего прошлого. Миф о том, что Москвы больше нет, взвился Финистом - ясным соколом лет этак двадцать назад, да так и не вернется в свое гнездо, требуя дороги молодым, перспективным, денежным, сбрасывающим старое с парохода в угоду новому, функциональному стеклобетону, от которого стошнило бы, между нами, даже самого старика Корбюзье.
Все неправы.
Москва не принадлежит идеологии, даже если этой идеологии нет; Москва неописуема, даже если о ней напишут мегатонны страниц в тротиловом эквиваленте; Москва никого не любит и ни в чьей любви не нуждается, в этом смысле розовые сопли Марины Цветаевой для нее равнозначны хрипатому рыку вальсирующего Гарика Сукачева; Москва была, есть, и будет, вне зависимости от нашего желания, вне зависимости от того, чем мы ее воспринимаем - Третьим Римом или Вторым Вавилоном.
А на самом деле - это такой же город, как и все. Просто на тысячу населения здесь собралось больше людей, считающих, что будут жить вечно.