Ы!
Акакий Робертович Цзы-Бобков, в девичестве Филарет Кологривский, отличался крутым кипятком, твердым лбом на жизнь и суровым подбородком на нрав, надежно укрытым кучерявой лоснящейся рыжей бородой.
А больше об этом человеке ничего не известно, кроме того, что в детстве он стрелял из рогатки по старухам, пытающимся напичкать маленького Акакия пшенной кашей с беконом и трюфелями. Не то, что бы Акакий Робертович не любил пшена с беконом, просто он терпеть ненавидел после трапезы мыть бороду, скрывающую суровый подбородок. Вот и отстреливал старух, случись тем замаячить с кастрюлей на перевес.
Кроме того, Акакий, будучи еще Филаретом, был крайне не многословен. Даже, выражаясь точнее, совершенно нем. То есть, конечно, разговаривать он умел, но всем словам на свете предпочитал вариации буквы "Ы", меняя интонацию и длительность произношения сообразно с текущей ситуацией. То есть, старух, например, он отстреливал с краткой "Ы", а бороду мыл с "Ы" протяжной. С ней же он общался с женщинами, случись тем проходить мимо единственного окна его дома.
Много позже, когда Филарет Кологривский случайным образом трансформировался в Акакия Робертовича, к его вариациям "Ы" добавились не менее причудливые вариации "Г". То бишь, отстреливая старух с кастрюлями, он в момент выстрела выражал краткое "Ы", и попавши - переливчатое "Г", на вроде гогота гусей.
Примечательно, что перенял он это "Г" у подстреленных старух, гоготавших в предсмертных судорогах в луже каши с беконом и трюфелями. Отчего старухи гоготали - науке не известно, но отчего стал гоготать Акакий Робертович - мы теперь знаем.
Ну, в сущности, на этом можно поставить точку, сказавши протяжное "Ы" и переливчатое "Г", и пожелать Акакию Робертовичу Цзы-Бобкову творческих успехов на ниве отстрела ненавистных старух, с кастрюлями с пшенной кашей с беконом и трюфелями.
Ы!
А больше об этом человеке ничего не известно, кроме того, что в детстве он стрелял из рогатки по старухам, пытающимся напичкать маленького Акакия пшенной кашей с беконом и трюфелями. Не то, что бы Акакий Робертович не любил пшена с беконом, просто он терпеть ненавидел после трапезы мыть бороду, скрывающую суровый подбородок. Вот и отстреливал старух, случись тем замаячить с кастрюлей на перевес.
Кроме того, Акакий, будучи еще Филаретом, был крайне не многословен. Даже, выражаясь точнее, совершенно нем. То есть, конечно, разговаривать он умел, но всем словам на свете предпочитал вариации буквы "Ы", меняя интонацию и длительность произношения сообразно с текущей ситуацией. То есть, старух, например, он отстреливал с краткой "Ы", а бороду мыл с "Ы" протяжной. С ней же он общался с женщинами, случись тем проходить мимо единственного окна его дома.
Много позже, когда Филарет Кологривский случайным образом трансформировался в Акакия Робертовича, к его вариациям "Ы" добавились не менее причудливые вариации "Г". То бишь, отстреливая старух с кастрюлями, он в момент выстрела выражал краткое "Ы", и попавши - переливчатое "Г", на вроде гогота гусей.
Примечательно, что перенял он это "Г" у подстреленных старух, гоготавших в предсмертных судорогах в луже каши с беконом и трюфелями. Отчего старухи гоготали - науке не известно, но отчего стал гоготать Акакий Робертович - мы теперь знаем.
Ну, в сущности, на этом можно поставить точку, сказавши протяжное "Ы" и переливчатое "Г", и пожелать Акакию Робертовичу Цзы-Бобкову творческих успехов на ниве отстрела ненавистных старух, с кастрюлями с пшенной кашей с беконом и трюфелями.
Ы!