Ирландские былички. Истории о ссидах, записанные в Донеголе
Ирландские былички,
или
Истории о сидах, записанные в Донеголе
Когда я был ещё мальчиком, я слышал, как мой дед рассказывал о народе холмов. В нашей стороне не было ни одного шаннахи, который рассказывал бы про сидов лучше, чем он. Сам он крепко верил в то, что они существуют, и не было случая, чтобы, отправляясь на болота накопать корзину торфа, он не присматривался бы по дороге в надежде их увидеть. Он считал, что появились они вот как: когда в небесах шла война между Богом и ангелами, открыл Бог небесные врата да и побросал ангелов на землю, и эта работа заняла у него два раза по двадцать дней и два раза по двадцать ночей. Из них теперь кто живёт в воздухе, кто на земле, а некоторые попали и в море. Больше всего их можно встретить на высоких местах, и великое множество их в холмах на побережье. Ещё я слышал, один старик говорил, будто они очень надеются попасть обратно на небо в день Страшного Суда, - хотят отдохнуть от жизни.
Ещё у нас здесь жила одна старушка по соседству. Так вот,когда кому-нибудь случалось помянуть сидов, она обыкновенно говаривала: “Их спина к нам, их лицо от нас, и да сохранят Бог и Мария от зла нас!” Временами она начинала свою речь иначе и говорила так: “Сегодня понедельник, завтра вторник, послезавтра среда. Их спина к нам, их лицо от нас, и да сохранит Бог нас от всяческой скверны!” (“Aniú a’ Luan, amárach an Mháirt, agus anórthaoir an Chéadaoine. A gcul linn agus a n-aghaidhe uainn, agus go sábhálaidh Dia ar an urchóid muid!”).
Слышал я, о них ещё говорят, будто ни у кого из них нет ни капли крови: даже кончик булавки не хватит намочить.
Временами они, конечно, забирают к себе людей, и вообще - есть две вещи, которые им милее всего на свете: устроить драку из-за селёдки и утащить кого-нибудь из людей к себе в холмы и в скалы.
Люди называют их великим множеством имён: кто зовёт их Малым Народцем (daoiní beaga), кто - жителями холмов (bunadh na croc), а ещё - шиогами (sídheógaí), Добрым Народцем (daoiní maithe), маленькими господами (na h-uaisle beaga), народцем в красных шапочках (lucht na mbearád dearg), весёлой толпой (an sluagh aerach), - и дают им тысячу других имён, которых я сейчас не упомню.
Судя по тем из них, кого людям доводилось видеть, они и впрямь по большей части носят красные шапочки, а женщины их ходят в зелёных платьях. У мужчин бывают голубые штаны и красные шапки. Я слышал, как один человек рассказывал, что видел их как-то около двух сотен разом, вечером, перед заходом солнца, и все они примерно так и были одеты. Все, кто их видел, говорят обычно, что ростом они не более двух футов. Волосы у них обычно рыжие, а одежда красная. Говорят, что они очень любят пение и игру на волынке, и часто помогают тем из простых людей, кто сумеет угодить им тем или другим. Вообще они редко причиняют людям вред, но если кто столкнётся с ними и не сделает по их совету, то, ясное дело, бывает, что у него после того и не слишком хорошо пойдут дела.
В старые времена люди боялись их, особенно если приходилось идти через холмы поздно вечером.
АНЯ ИЗ ХОЛМА АЙНЕ
В старые времена жил в Круахланна, что в Тейлине, один человек. У него была единственная дочь по имени Айне (а по-нашему Аня). Как-то раз выдался туманный и дождливый вечер, погода была очень скверной, и велел этот человек Айне отправиться в холмы, собрать коров и пригнать их домой. Она пошла, и через много-много времени, когда уже наступила полночь, вернулась без коров.
- А где скотина? - спросил её отец, едва она вошла.
- Не нашла, - сказала Айне.
Рассердился отец, услышав это, и сказал:
- Знаешь что, отправляйся-ка ты опять в холмы и не вздумай возвращаться назад, пока не найдёшь скотину!
Вышла она за дверь, а он тут же пожалел о том, что сказал, но когда он вышел наружу, чтобы позвать её назад, увидел он, как она вошла в скалу, которую так по сей день и называют Девичьей скалой (Creig na Caillighe). Её же зовут с тех пор ещё и по-другому - холмом Айне, и во всей стране нет более странного холма.
СИДА И СОБАКИ
Как-то, давным-давно, шла одна сида ночью, и, надо думать, собаки сильно её беспокоили, поскольку она была недовольна и сказала так:
Собаки,прячущиеся в кустах,
Собаки у подножия холма,
Собаки, что хватают меня за пальцы,
Чтоб им всем пусто было!
Разве я не безобидная лисасида,
Разве не часто я здесь хожу?
Ночевала я на камышовой горке у Слиав Луахра,
А теперь направляюсь в Кнок Айне.
СИДА И ХОЗЯЙКА КОРОВЫ
Жила однажды бедная женщина, и было у неё четыре коровы, одна из них чёрная. Вот эту-то чёрную она и потеряла. Вышла она наутро её искать, и кто бы, вы думали, ей встретился, как не сида! Предсказала ей сида, что потеряет она и остальных трёх коров, и вот как она это сказала:
Женщина, потерявшая корову,
Не нравится мне твой голос!
Есть женщина поблизости не хуже тебя,
Что не держит ни бурой коровы, ни чёрной!
Упадёт одна корова со скалы,
Утонет в пруду вторая,
И придут лесные собаки
За твоей третьей коровой!
КОЛДОВСКАЯ ПОТАСОВКА
Слышал я, как старики говорили, что любит народ холмов устроить иногда большую драку, если не поделят что-нибудь между собой. Вот эту-то драку и называют “колдовской потасовкой”.
Говорят, что такая драка случилась раз к востоку отсюда, в местечке, называемом Килл Тивоге. Как-то в воскресенье, когда люди выходили из церкви, вдруг всем женщинам почудилось, что мужчины набросились друг на друга - вот-вот поубивают, а мужчинам в то же время показалось, что это женщины вцепились друг другу в волосы. А на самом деле вовсе никто ни с кем не дрался, а просто где-то рядом случились сиды, они и замутили глаза народу.
БИТВА ПРИ ГЛЕНН БОЛКАНЬ
Давным-давно жила одна супружеская пара в верхней части долины Гленн-ан-Байле-Дув, в том месте, которое называют Овечий Холм (Cruach Chaorach), и однажды осенью отправились они убирать сено. У них был один-единственный ребёнок, и поскольку его оказалось не с кем оставить, - день выдался очень хороший, и другие тоже дома не сидели, - решили они, что возьмут его с собой и усадят там на сене. И вот хозяин стоял наверху на стоге сена, а жена подавала ему сено снизу, как вдруг с западной стороны подошла к ним какая-то женщина и взяла ребёнка. Стали было муж с женой кричать ей, чтобы оставила она ребёнка в покое, но её в ту же минуту и след простыл. Когда понял этот человек, что случилось, бросился он вслед за ней и прихватил с собой вилы.
Ну, что хорошо, то не плохо. Она бежала и бежала, и не остановилась, пока не добралась до долины Гленн Болконь. Тут открылась скала, вошла она внутрь, и ребёнок вместе с ней. Он последовал за ней, и оказалось, что там, внутри, целый город, и замок, и двор замка полон детей. Как только он вошёл, он сразу же сказал, что хочет забрать своего ребёнка. Каждого из ста детей он по очереди подозвал к себе, и в конце концов сказал, что его собственного ребёнка среди них нет, а он хочет получить обратно именно его.
Позади него сидел старик, гревшийся у огня, и когда тот понял, что он так легко не успокоится, велел он женщине вернуть ребёнка этому человеку, а то, сказал он, никакого покоя им не будет, если не уйдёт он отсюда. Пошла она наверх, в комнату, и спустилась обратно, и привела с собой ребёнка. Как только она вернула ему ребёнка, старик говорит:
- Теперь вот что: видишь тот небольшой колокол, что подвешен сбоку от дверей? Будь очень осторожен, когда будешь выходить, - ни в коем случае не задень его. Никогда не звонит этот колокол, - сказал старик, - если только не созывает нас на пир или на битву, а сейчас мы не ждём ни того, ни другого.
Человек этот был немало разгневан, когда выходил, и задел вилами колокол. Колокол начал бить, и в течение всего вечера, до самой темноты, всадники воинства сидов сотнями прибывали с востока в долину Гленн Болконь. На утро следующего дня они собрались все, так что можно было рассмотреть их от головы до кончиков башмаков. Видя, что для них не приготовлено пира, начали они биться между собой, и красная река их крови текла на утро следующего дня.
МОНАХ ИЗ ДОНЕГОЛА И ВОИНСТВО СИДОВ
В те времена, когда были ещё монахи в Донеголе, шёл как-то один священник из их числа через эти холмы, направляясь со святыми дарами к больному. Когда поднялся он на вершину холма, окружило его воинство сидов в бесчисленном количестве, и пригрозили они, что не дадут ему ступить дальше ни единого шага, пока не расскажет он им, что именно случится с ними в день Страшного Суда.
- Ну, сейчас я спешу, - сказал он, - но если вы будете здесь в то время, как я пойду назад, я дам ответ на ваш вопрос.
С этими словами он ушёл, побывал у больного, выполнил свой долг и возвращался обратно домой. Когда поднялся он на вершину холма, его вновь окружили сиды. Вынул он булавочку из своей одежды, добыл с её помощью маленькую капельку крови и показал им.
- Боюсь я, - сказал он, - что вам никогда не попасть на небо! Ни за что не пробраться туда ни одному существу, у которого не хватает крови, даже чтобы написать собственное имя!
Услышав это, они ушли все в туман, бывший на вершине холма, и при этом вздыхали, плакали и рыдали, и пока монах спускался с холма со стороны Круахана в Донегол, он всё время слышал их за собою, - как они потянулись на запад, в Коннахт.
“КРАСОТКА ДОИЛА КОРОВУ”
В старые времена между Клох-Кьян-Филом и Ги-Дорь жил всего лишь один священник, и был он единственным священником на два прихода.
Однажды ночью ближе к полуночи пришёл к нему человек из Фи-Кнок срочно звать его к больному. У него была с собой лошадь; и вот они выехали из дома, - он впереди, а священник у него за спиной, и когда проезжали мимо скалы, услышали они музыку, да такую, что ничего слаще они в жизни не слыхивали, а доносилась эта музыка изнутри скалы. Спросил священник своего спутника, действительно ли оттуда слышна музыка или ему только кажется? Да, тот тоже слышал, причём теперь уже даже можно было разобрать, что это за песня: “Красотка доила корову”.
- Давай зайдём, - сказал священник, - посмотрим, кто так играет.
- Может быть, будет лучше, если мы зайдём туда на обратном пути? - сказал тот, - А то больной уж больно плох, вот-вот умрёт. Вы бы сперва причастили его, а потом уж и заедем послушать музыку, - на обратном пути.
Но священника никак было не переубедить. Вбил себе одно в голову, да и только. Вошли они вдвоём в расщелину, что была сбоку скалы, а там дом, и был этот дом прекраснее всего, что они когда-либо видели. Когда вошли они на кухню, там сидело двое маленьких рыжих лохматых старичков, - они сидели по обе стороны от очага, друг напротив друга, держась за руки, и пели.
Добрался наконец священник до больного, но увы! - было слишком поздно, - бедняга уже умер. Священник был в отчаянии, но делать было нечего. Разве можно было чем-нибудь извинить его задержку в дороге?
Старички эти, которые пели свою песню в расщелине скалы, были, конечно, из Дивного Народца, а пели они так сладко потому, что знали, что смогут таким образом задержать священника, чтобы тот не успел навестить умирающего.
В течение многих лет после этого людям было противно петь эту песню, и старики с острова Тори не позволяли петь эту песню в своём доме, пока они живы.
НЭНСИ НИ КОННИГАН И СИДЫ
У нас тут жила одна женщина в деревне Мин-а-Дав в холмах, звали её Нэнси Ни Конниган. В те времена никто и слыхом не слыхивал про акушерок, а те женщины, которые выполняли эту самую работу, что теперь акушерки, назывались повитухами. Вот Нэнси и была одной из таких женщин.
Как-то поздно вечером приходит за ней человек и зовёт её принимать роды. Она пошла. Роды были тяжёлые, роженица впала в беспамятство. Так и умерла, и вовсе никакого ребёнка не родила.
Через пару дней ночью приезжает за Нэнси другой человек, верхом, и спрашивает, не пойдёт ли она помогать при родах.
- А ты кто? - спрашивает Нэнси. - Сдаётся мне, что я тебя раньше не видела.
- Признаться, было бы довольно странно, если бы ты меня видела, - говорит он, - но пусть тебя это не волнует. Я доставлю тебя домой целой и невредимой, да и ехать нам совсем далеко. Всего-навсего пересечь поле и подъехать вон к той скале.
Нэнси собралась и поехала с тем человеком. Скала раскрылась, и они вошли внутрь. Там лежала на постели молодая женщина, - та самая, что умерла несколько дней назад. Родила она чудного мальчика, и человек этот доставил Нэнси обратно домой. А по дороге спрашивает, мол, если ещё когда-нибудь случится в ней нужда, придёт ли она. И Нэнси сказала, что, конечно, придёт и с удовольствием.
- Что ж, коли так, - сказал он, - ничего не бойся, я никому из наших и пальцем тебя тронуть не позволю.
ВОЛШЕБНЫЙ ВИХРЬ
Самая это удивительная вещь в мире - ветер сидов. Налетает этот ветер в самый ясный и погожий день в середине лета и уносит с собой всё, что попадается ему на пути. Я слышал, старики часто говорили, что вихрь этот - не что иное, как души людей, которые умерли вдали от дома и теперь возвращаются домой.
У нас тут один мужик, давно уже, смётывал стога вон там, к востоку, в долине Братойге. Налетел на него этот самый волшебный вихрь, собрал вдруг всё сено в один стог и поднял в воздух. Когда мужик увидел, что сено от него улетает, он хотел его удержать и всадил в стог вилы. И тут со всех сторон вокруг него поднялся жалобный плач. Он догадался, что души умерших боятся освящённого железа, а он как раз воткнул в сено железные вилы. В этом-то и была причина плача.
БАШМАКИ СИДОВ
Моя бабушка была родом с той стороны холма, со стороны долины Кольма Килле, так что от нас до её родной деревни было три мили пути через холмы. Она то и дело ходила этой дорогой навестить родных, - каждый раз, когда у неё бывали к ним дела, - и путь всегда срезала через холмы.
Шла она так однажды в погожий летний день, несла ребёнка на плечах. А надо сказать, что в те времена ни на одном ребёнке вы бы не увидели башмаков. Редко-редко когда увидишь на ребёнке башмаки, - если только это сын или дочка самого доктора. И вот идёт она, идёт и вдруг видит - лежит на дороге пара башмачков, которые по размеру точно впору ребёнку, что у неё на плечах. Она подумала было, что хорошо бы поднять башмаки и прихватить с собой, но тут же призадумалась и говорит себе: кто же мог потерять такие башмачки? - это при том, что на дороге-то, кроме неё, никого нет.
Видно, Бог её спас тогда, что она к ним не притронулась. Она после поняла, что коснись она хоть одного из них, ни её самой, ни ребёнка, что с ней был, никто бы уже не увидел во веки вечные. Стало ей ясно, конечно, что это люди из народа холмов подбросили башмачки на её пути, надеясь, что она не вытерпит и подберёт, а стоило ей это сделать, как они забрали бы её и утащили к себе в ту же минуту.
О ТОМ, КАК К НАРОДУ ХОЛМОВ ВОДА ПРОТЕКАЛА
У нас здесь жила по соседству одна старушка, и вот как-то хорошим летним днём она сидела снаружи возле дома и пряла пряжу. Она очень спешила - надо было срочно закончить работу с этой пряжей.
А сбоку от того места, где она сидела, проходила тропинка, и вскоре, смотрит, подходит к ней с востока по тропинке какой-то человек. Он заговорил с ней, и она радушно с ним поздоровалась. Он постоял какое-то время рядом с ней, толкуя о разных делах, но она так торопилась с работой, что не очень-то прислушивалась к его словам. Только смотрит - что-то он всё наводит разговор на тему большого камня, который лежал сбоку от тропинки. Ходил, ходил вокруг да около и наконец спрашивает:
- Скажите, а вы случайно не выливаете на этот камень помои?
- Ясное дело, выливаем, - отвечает она. - А что ж в этом дурного?
- Ну вот что, мерзавка, - сказал он. - Чтоб никто больше никогда ни капли на этот камень не вылил! Ведь это же всё течёт с потолка нам прямо на голову, вы что-нибудь соображаете вообще?
Сказал - и пропал, и никто его больше не видел. А камень этот и посейчас там лежит, и всякий им может полюбоваться, но, надо вам сказать, никто больше с тех пор на него и капли воды не выливал.
РЫЖИЙ ПЕТУХ, СЪЕДЕННЫЙ В ПОСТ
Два человека ходили резать тростник вон туда, к верхнему краю долины Байле-Дув, давным-давно. Одного звали Энди Мак Финнлех, а второго - Джон Шорше. Так вот, Мак Финнлех слышит, вроде Джон Шорше говорит что-то, поднял голову - и никого не увидел. Опять слышит разговор, а кругом никого нет. Ну и конечно - с кем бы это, как вы думаете, Джон Шорше разговаривал, как не с рыжей девушкой!
Разговор между Джоном и девушкой шёл оживлённый, и в конце концов, слово за слово, Джон стал упрашивать девушку поцеловать его. А девушка на это сказала, что лучше уж она съест рыжего петуха в пятничный пост, чем станет целовать молоденького мальчика, у которого ещё не растёт борода. Но Джон не отставал, так и сяк просил, так что наконец она сказала: “Ну, ладно, в другой раз, в другой раз”.
Через пару дней после этого собрался Джон Шорше на ярмарку в Байле-ан-Дрохид, а идти там недалеко, но дорога идёт через холмы. Когда он поднялся на вершину холма Богах, он вдруг обнаружил, что носки его башмаков повёрнуты к дому. Но несмотря на это, он всё-таки пошёл дальше, на ярмарку, однако стоило ему подняться на вершину следующего холма, как он тут же и исчез, где стоял, и никто его с тех пор не видел. А вот это, говорят, и был этот другой раз.
или
Истории о сидах, записанные в Донеголе
Когда я был ещё мальчиком, я слышал, как мой дед рассказывал о народе холмов. В нашей стороне не было ни одного шаннахи, который рассказывал бы про сидов лучше, чем он. Сам он крепко верил в то, что они существуют, и не было случая, чтобы, отправляясь на болота накопать корзину торфа, он не присматривался бы по дороге в надежде их увидеть. Он считал, что появились они вот как: когда в небесах шла война между Богом и ангелами, открыл Бог небесные врата да и побросал ангелов на землю, и эта работа заняла у него два раза по двадцать дней и два раза по двадцать ночей. Из них теперь кто живёт в воздухе, кто на земле, а некоторые попали и в море. Больше всего их можно встретить на высоких местах, и великое множество их в холмах на побережье. Ещё я слышал, один старик говорил, будто они очень надеются попасть обратно на небо в день Страшного Суда, - хотят отдохнуть от жизни.
Ещё у нас здесь жила одна старушка по соседству. Так вот,когда кому-нибудь случалось помянуть сидов, она обыкновенно говаривала: “Их спина к нам, их лицо от нас, и да сохранят Бог и Мария от зла нас!” Временами она начинала свою речь иначе и говорила так: “Сегодня понедельник, завтра вторник, послезавтра среда. Их спина к нам, их лицо от нас, и да сохранит Бог нас от всяческой скверны!” (“Aniú a’ Luan, amárach an Mháirt, agus anórthaoir an Chéadaoine. A gcul linn agus a n-aghaidhe uainn, agus go sábhálaidh Dia ar an urchóid muid!”).
Слышал я, о них ещё говорят, будто ни у кого из них нет ни капли крови: даже кончик булавки не хватит намочить.
Временами они, конечно, забирают к себе людей, и вообще - есть две вещи, которые им милее всего на свете: устроить драку из-за селёдки и утащить кого-нибудь из людей к себе в холмы и в скалы.
Люди называют их великим множеством имён: кто зовёт их Малым Народцем (daoiní beaga), кто - жителями холмов (bunadh na croc), а ещё - шиогами (sídheógaí), Добрым Народцем (daoiní maithe), маленькими господами (na h-uaisle beaga), народцем в красных шапочках (lucht na mbearád dearg), весёлой толпой (an sluagh aerach), - и дают им тысячу других имён, которых я сейчас не упомню.
Судя по тем из них, кого людям доводилось видеть, они и впрямь по большей части носят красные шапочки, а женщины их ходят в зелёных платьях. У мужчин бывают голубые штаны и красные шапки. Я слышал, как один человек рассказывал, что видел их как-то около двух сотен разом, вечером, перед заходом солнца, и все они примерно так и были одеты. Все, кто их видел, говорят обычно, что ростом они не более двух футов. Волосы у них обычно рыжие, а одежда красная. Говорят, что они очень любят пение и игру на волынке, и часто помогают тем из простых людей, кто сумеет угодить им тем или другим. Вообще они редко причиняют людям вред, но если кто столкнётся с ними и не сделает по их совету, то, ясное дело, бывает, что у него после того и не слишком хорошо пойдут дела.
В старые времена люди боялись их, особенно если приходилось идти через холмы поздно вечером.
АНЯ ИЗ ХОЛМА АЙНЕ
В старые времена жил в Круахланна, что в Тейлине, один человек. У него была единственная дочь по имени Айне (а по-нашему Аня). Как-то раз выдался туманный и дождливый вечер, погода была очень скверной, и велел этот человек Айне отправиться в холмы, собрать коров и пригнать их домой. Она пошла, и через много-много времени, когда уже наступила полночь, вернулась без коров.
- А где скотина? - спросил её отец, едва она вошла.
- Не нашла, - сказала Айне.
Рассердился отец, услышав это, и сказал:
- Знаешь что, отправляйся-ка ты опять в холмы и не вздумай возвращаться назад, пока не найдёшь скотину!
Вышла она за дверь, а он тут же пожалел о том, что сказал, но когда он вышел наружу, чтобы позвать её назад, увидел он, как она вошла в скалу, которую так по сей день и называют Девичьей скалой (Creig na Caillighe). Её же зовут с тех пор ещё и по-другому - холмом Айне, и во всей стране нет более странного холма.
СИДА И СОБАКИ
Как-то, давным-давно, шла одна сида ночью, и, надо думать, собаки сильно её беспокоили, поскольку она была недовольна и сказала так:
Собаки,прячущиеся в кустах,
Собаки у подножия холма,
Собаки, что хватают меня за пальцы,
Чтоб им всем пусто было!
Разве я не безобидная лисасида,
Разве не часто я здесь хожу?
Ночевала я на камышовой горке у Слиав Луахра,
А теперь направляюсь в Кнок Айне.
СИДА И ХОЗЯЙКА КОРОВЫ
Жила однажды бедная женщина, и было у неё четыре коровы, одна из них чёрная. Вот эту-то чёрную она и потеряла. Вышла она наутро её искать, и кто бы, вы думали, ей встретился, как не сида! Предсказала ей сида, что потеряет она и остальных трёх коров, и вот как она это сказала:
Женщина, потерявшая корову,
Не нравится мне твой голос!
Есть женщина поблизости не хуже тебя,
Что не держит ни бурой коровы, ни чёрной!
Упадёт одна корова со скалы,
Утонет в пруду вторая,
И придут лесные собаки
За твоей третьей коровой!
КОЛДОВСКАЯ ПОТАСОВКА
Слышал я, как старики говорили, что любит народ холмов устроить иногда большую драку, если не поделят что-нибудь между собой. Вот эту-то драку и называют “колдовской потасовкой”.
Говорят, что такая драка случилась раз к востоку отсюда, в местечке, называемом Килл Тивоге. Как-то в воскресенье, когда люди выходили из церкви, вдруг всем женщинам почудилось, что мужчины набросились друг на друга - вот-вот поубивают, а мужчинам в то же время показалось, что это женщины вцепились друг другу в волосы. А на самом деле вовсе никто ни с кем не дрался, а просто где-то рядом случились сиды, они и замутили глаза народу.
БИТВА ПРИ ГЛЕНН БОЛКАНЬ
Давным-давно жила одна супружеская пара в верхней части долины Гленн-ан-Байле-Дув, в том месте, которое называют Овечий Холм (Cruach Chaorach), и однажды осенью отправились они убирать сено. У них был один-единственный ребёнок, и поскольку его оказалось не с кем оставить, - день выдался очень хороший, и другие тоже дома не сидели, - решили они, что возьмут его с собой и усадят там на сене. И вот хозяин стоял наверху на стоге сена, а жена подавала ему сено снизу, как вдруг с западной стороны подошла к ним какая-то женщина и взяла ребёнка. Стали было муж с женой кричать ей, чтобы оставила она ребёнка в покое, но её в ту же минуту и след простыл. Когда понял этот человек, что случилось, бросился он вслед за ней и прихватил с собой вилы.
Ну, что хорошо, то не плохо. Она бежала и бежала, и не остановилась, пока не добралась до долины Гленн Болконь. Тут открылась скала, вошла она внутрь, и ребёнок вместе с ней. Он последовал за ней, и оказалось, что там, внутри, целый город, и замок, и двор замка полон детей. Как только он вошёл, он сразу же сказал, что хочет забрать своего ребёнка. Каждого из ста детей он по очереди подозвал к себе, и в конце концов сказал, что его собственного ребёнка среди них нет, а он хочет получить обратно именно его.
Позади него сидел старик, гревшийся у огня, и когда тот понял, что он так легко не успокоится, велел он женщине вернуть ребёнка этому человеку, а то, сказал он, никакого покоя им не будет, если не уйдёт он отсюда. Пошла она наверх, в комнату, и спустилась обратно, и привела с собой ребёнка. Как только она вернула ему ребёнка, старик говорит:
- Теперь вот что: видишь тот небольшой колокол, что подвешен сбоку от дверей? Будь очень осторожен, когда будешь выходить, - ни в коем случае не задень его. Никогда не звонит этот колокол, - сказал старик, - если только не созывает нас на пир или на битву, а сейчас мы не ждём ни того, ни другого.
Человек этот был немало разгневан, когда выходил, и задел вилами колокол. Колокол начал бить, и в течение всего вечера, до самой темноты, всадники воинства сидов сотнями прибывали с востока в долину Гленн Болконь. На утро следующего дня они собрались все, так что можно было рассмотреть их от головы до кончиков башмаков. Видя, что для них не приготовлено пира, начали они биться между собой, и красная река их крови текла на утро следующего дня.
МОНАХ ИЗ ДОНЕГОЛА И ВОИНСТВО СИДОВ
В те времена, когда были ещё монахи в Донеголе, шёл как-то один священник из их числа через эти холмы, направляясь со святыми дарами к больному. Когда поднялся он на вершину холма, окружило его воинство сидов в бесчисленном количестве, и пригрозили они, что не дадут ему ступить дальше ни единого шага, пока не расскажет он им, что именно случится с ними в день Страшного Суда.
- Ну, сейчас я спешу, - сказал он, - но если вы будете здесь в то время, как я пойду назад, я дам ответ на ваш вопрос.
С этими словами он ушёл, побывал у больного, выполнил свой долг и возвращался обратно домой. Когда поднялся он на вершину холма, его вновь окружили сиды. Вынул он булавочку из своей одежды, добыл с её помощью маленькую капельку крови и показал им.
- Боюсь я, - сказал он, - что вам никогда не попасть на небо! Ни за что не пробраться туда ни одному существу, у которого не хватает крови, даже чтобы написать собственное имя!
Услышав это, они ушли все в туман, бывший на вершине холма, и при этом вздыхали, плакали и рыдали, и пока монах спускался с холма со стороны Круахана в Донегол, он всё время слышал их за собою, - как они потянулись на запад, в Коннахт.
“КРАСОТКА ДОИЛА КОРОВУ”
В старые времена между Клох-Кьян-Филом и Ги-Дорь жил всего лишь один священник, и был он единственным священником на два прихода.
Однажды ночью ближе к полуночи пришёл к нему человек из Фи-Кнок срочно звать его к больному. У него была с собой лошадь; и вот они выехали из дома, - он впереди, а священник у него за спиной, и когда проезжали мимо скалы, услышали они музыку, да такую, что ничего слаще они в жизни не слыхивали, а доносилась эта музыка изнутри скалы. Спросил священник своего спутника, действительно ли оттуда слышна музыка или ему только кажется? Да, тот тоже слышал, причём теперь уже даже можно было разобрать, что это за песня: “Красотка доила корову”.
- Давай зайдём, - сказал священник, - посмотрим, кто так играет.
- Может быть, будет лучше, если мы зайдём туда на обратном пути? - сказал тот, - А то больной уж больно плох, вот-вот умрёт. Вы бы сперва причастили его, а потом уж и заедем послушать музыку, - на обратном пути.
Но священника никак было не переубедить. Вбил себе одно в голову, да и только. Вошли они вдвоём в расщелину, что была сбоку скалы, а там дом, и был этот дом прекраснее всего, что они когда-либо видели. Когда вошли они на кухню, там сидело двое маленьких рыжих лохматых старичков, - они сидели по обе стороны от очага, друг напротив друга, держась за руки, и пели.
Добрался наконец священник до больного, но увы! - было слишком поздно, - бедняга уже умер. Священник был в отчаянии, но делать было нечего. Разве можно было чем-нибудь извинить его задержку в дороге?
Старички эти, которые пели свою песню в расщелине скалы, были, конечно, из Дивного Народца, а пели они так сладко потому, что знали, что смогут таким образом задержать священника, чтобы тот не успел навестить умирающего.
В течение многих лет после этого людям было противно петь эту песню, и старики с острова Тори не позволяли петь эту песню в своём доме, пока они живы.
НЭНСИ НИ КОННИГАН И СИДЫ
У нас тут жила одна женщина в деревне Мин-а-Дав в холмах, звали её Нэнси Ни Конниган. В те времена никто и слыхом не слыхивал про акушерок, а те женщины, которые выполняли эту самую работу, что теперь акушерки, назывались повитухами. Вот Нэнси и была одной из таких женщин.
Как-то поздно вечером приходит за ней человек и зовёт её принимать роды. Она пошла. Роды были тяжёлые, роженица впала в беспамятство. Так и умерла, и вовсе никакого ребёнка не родила.
Через пару дней ночью приезжает за Нэнси другой человек, верхом, и спрашивает, не пойдёт ли она помогать при родах.
- А ты кто? - спрашивает Нэнси. - Сдаётся мне, что я тебя раньше не видела.
- Признаться, было бы довольно странно, если бы ты меня видела, - говорит он, - но пусть тебя это не волнует. Я доставлю тебя домой целой и невредимой, да и ехать нам совсем далеко. Всего-навсего пересечь поле и подъехать вон к той скале.
Нэнси собралась и поехала с тем человеком. Скала раскрылась, и они вошли внутрь. Там лежала на постели молодая женщина, - та самая, что умерла несколько дней назад. Родила она чудного мальчика, и человек этот доставил Нэнси обратно домой. А по дороге спрашивает, мол, если ещё когда-нибудь случится в ней нужда, придёт ли она. И Нэнси сказала, что, конечно, придёт и с удовольствием.
- Что ж, коли так, - сказал он, - ничего не бойся, я никому из наших и пальцем тебя тронуть не позволю.
ВОЛШЕБНЫЙ ВИХРЬ
Самая это удивительная вещь в мире - ветер сидов. Налетает этот ветер в самый ясный и погожий день в середине лета и уносит с собой всё, что попадается ему на пути. Я слышал, старики часто говорили, что вихрь этот - не что иное, как души людей, которые умерли вдали от дома и теперь возвращаются домой.
У нас тут один мужик, давно уже, смётывал стога вон там, к востоку, в долине Братойге. Налетел на него этот самый волшебный вихрь, собрал вдруг всё сено в один стог и поднял в воздух. Когда мужик увидел, что сено от него улетает, он хотел его удержать и всадил в стог вилы. И тут со всех сторон вокруг него поднялся жалобный плач. Он догадался, что души умерших боятся освящённого железа, а он как раз воткнул в сено железные вилы. В этом-то и была причина плача.
БАШМАКИ СИДОВ
Моя бабушка была родом с той стороны холма, со стороны долины Кольма Килле, так что от нас до её родной деревни было три мили пути через холмы. Она то и дело ходила этой дорогой навестить родных, - каждый раз, когда у неё бывали к ним дела, - и путь всегда срезала через холмы.
Шла она так однажды в погожий летний день, несла ребёнка на плечах. А надо сказать, что в те времена ни на одном ребёнке вы бы не увидели башмаков. Редко-редко когда увидишь на ребёнке башмаки, - если только это сын или дочка самого доктора. И вот идёт она, идёт и вдруг видит - лежит на дороге пара башмачков, которые по размеру точно впору ребёнку, что у неё на плечах. Она подумала было, что хорошо бы поднять башмаки и прихватить с собой, но тут же призадумалась и говорит себе: кто же мог потерять такие башмачки? - это при том, что на дороге-то, кроме неё, никого нет.
Видно, Бог её спас тогда, что она к ним не притронулась. Она после поняла, что коснись она хоть одного из них, ни её самой, ни ребёнка, что с ней был, никто бы уже не увидел во веки вечные. Стало ей ясно, конечно, что это люди из народа холмов подбросили башмачки на её пути, надеясь, что она не вытерпит и подберёт, а стоило ей это сделать, как они забрали бы её и утащили к себе в ту же минуту.
О ТОМ, КАК К НАРОДУ ХОЛМОВ ВОДА ПРОТЕКАЛА
У нас здесь жила по соседству одна старушка, и вот как-то хорошим летним днём она сидела снаружи возле дома и пряла пряжу. Она очень спешила - надо было срочно закончить работу с этой пряжей.
А сбоку от того места, где она сидела, проходила тропинка, и вскоре, смотрит, подходит к ней с востока по тропинке какой-то человек. Он заговорил с ней, и она радушно с ним поздоровалась. Он постоял какое-то время рядом с ней, толкуя о разных делах, но она так торопилась с работой, что не очень-то прислушивалась к его словам. Только смотрит - что-то он всё наводит разговор на тему большого камня, который лежал сбоку от тропинки. Ходил, ходил вокруг да около и наконец спрашивает:
- Скажите, а вы случайно не выливаете на этот камень помои?
- Ясное дело, выливаем, - отвечает она. - А что ж в этом дурного?
- Ну вот что, мерзавка, - сказал он. - Чтоб никто больше никогда ни капли на этот камень не вылил! Ведь это же всё течёт с потолка нам прямо на голову, вы что-нибудь соображаете вообще?
Сказал - и пропал, и никто его больше не видел. А камень этот и посейчас там лежит, и всякий им может полюбоваться, но, надо вам сказать, никто больше с тех пор на него и капли воды не выливал.
РЫЖИЙ ПЕТУХ, СЪЕДЕННЫЙ В ПОСТ
Два человека ходили резать тростник вон туда, к верхнему краю долины Байле-Дув, давным-давно. Одного звали Энди Мак Финнлех, а второго - Джон Шорше. Так вот, Мак Финнлех слышит, вроде Джон Шорше говорит что-то, поднял голову - и никого не увидел. Опять слышит разговор, а кругом никого нет. Ну и конечно - с кем бы это, как вы думаете, Джон Шорше разговаривал, как не с рыжей девушкой!
Разговор между Джоном и девушкой шёл оживлённый, и в конце концов, слово за слово, Джон стал упрашивать девушку поцеловать его. А девушка на это сказала, что лучше уж она съест рыжего петуха в пятничный пост, чем станет целовать молоденького мальчика, у которого ещё не растёт борода. Но Джон не отставал, так и сяк просил, так что наконец она сказала: “Ну, ладно, в другой раз, в другой раз”.
Через пару дней после этого собрался Джон Шорше на ярмарку в Байле-ан-Дрохид, а идти там недалеко, но дорога идёт через холмы. Когда он поднялся на вершину холма Богах, он вдруг обнаружил, что носки его башмаков повёрнуты к дому. Но несмотря на это, он всё-таки пошёл дальше, на ярмарку, однако стоило ему подняться на вершину следующего холма, как он тут же и исчез, где стоял, и никто его с тех пор не видел. А вот это, говорят, и был этот другой раз.