Команда молодости нашей. Часть 3.
С какого-то момента у каждого игрока открылся свой талант: дистрофики-ботаны начинали становиться людьми.
С Сабиной все было ясно изначально. Зарина-Дина-Галина-Дарина оказались хороши в защите: встали там на девятой линии или закрыли игрока - хрен прорвешься. Яна оказалась Третьяком в юбке, Ина с Медеей- асами в финтах и передачах, Оля была быстрой и сильной. А Марина...
А Марина оказалась гениальной. Во всем. И ловкой до чертиков. Марина была звездой. Потому что ручная работа, таких больше не делают. Мускулы она все же подкачала. А еще она была от природы быстрой, как молния. Гибкой и ловкой, как кошка. Абсолютно сухим вратарем. Непредсказуемой в финтах. А еще она могла закинуть мяч куда угодно. Куда Угодно! И С относительно Какого Угодно Расстояния! Из Какого Угодно Положения! И терпеливой и мужественной в совершенно дикой ситуации, как показала жизнь.
И Марина стала нападающей и капитаном команды.
А я... Я была никакой.Я не видела поля. Я была ужасно маленькой и худой, и поэтому пользы от меня в защите не было: просто висеть на шее у противника - за жесткую игру могут и дисквалифицировать, знаете ли. Так что желтая карточка была мои другом и товарищем, а две минуты - любимым времяпровождением во время начальных матчей.
Я не была ловкой. У меня были слабые плечи и бросок тоже был никакой. Поэтому, пока команда играла, я у стены отрабатывала плечи, бросая мяч об стену. Я его отработала - этот гребанный бросок.
Но у меня ко всему были маленькие ладони, в которых еле-еле умещался мяч. А мяч в гандболе определенного размера. Это, конечно, не баскетбол, но тоже не конфета. Так что я его даже вести прилично не могла. И поэтому оставалась после тренировок в пустом темном зале и водила мяч, пытаясь схватить за «мясо». Еле-еле я научилась и этому.
Слово «финт» было моим личным врагом. И я часами жонглировала мячом, чтобы тупо научить свое тело паре-тройке фортелей. Я не стала ловчее, просто, как сказали бы программисты, создала богатую базу апдейтов, более-менее покрывающую существующие варианты.
Да! Я быстро бегала. Но это уже ничему не помогало. Потому что... Потому что при всем при этом... При всех этих «достоинствах» я никак не могла забить гол.
А кто ж этой Яне мог вообще забить гол, спросите вы? И я вам отвечу: Марина. Единственный человек в команде, кто мог забить Яне, была Марина. Да, еще Сабина. Но только потому, что когда Сабина с мячом появлялась перед воротами, любой вратарь сам забивался в дальний угол. Потому что один гол - это всего лишь позор на вратарскую голову. А удар мячом этой годзиллы - мгновенная черепно-мозговая травма. А в пустые ворота кто хошь с наскоку попадет. Кто хошь... кроме меня.
Но дело было не в Яне. Дело было во мне. Потому что гол забить я не могла НИКОМУ. Я физически была неспособна это сделать. Я заходила на бросок, стараясь совместить защиту, мяч в руке и финты. Как приличная отличница-зубрежка выполняла программу. Но с каждым шагом, приближающим меня к воротам, моя уверенность в себе куда-то исчезала и я заполнялась паникой. И вот ты собираешься забить, резко делаешь выпад плечом - все как положено, но... доводишь выброс до конца и только тут бросаешь мяч, истратив всю силу броска. Я уже не говорю о том, что угол подачи пропущен. Почему, зачем - не знаю. Что мне мешало отпустить мяч на пике выброса? Что-то творилось со мной у этих чертовых ворот? Но мяч на минимальной скорости упорно улетал куда угодно - в штангу, в перекладину, вправо, влево - но не туда, куда нужно. Или просто удобно укладывался в руке вратаря.
Сказать, что у меня плохой глазомер? Это неправда. Более того, я, будучи внучкой "ворошиловского стрелка", и тогда и даже теперь при дикой близорукости выбиваю в тире минимум 48 очков из 50. Но попасть мячом в ворота размером 3 на 2 метра была не в состоянии. Идиотизм.
Петрович терпел. Долго и упорно. Месяцы напролет. Пытался найти способы. Работал со мной, пытаясь понять, что не так. Ставил руки, плечи, откадровывал движения финтов для того, чтобы я тупо отработала их, повторив как обезьяна. Ставил в ворота каждого игрока, становился сам, чтобы понять, что происходит. Вообще убирал всех, чтобы я просто с разворота забила. Ничего не помогало. А потом в один прекрасный день ему все это надоело:
- Значит так, девонька. Сейчас ты берешь мяч и забиваешь гол. Яне. Да, Яне! Забьешь - остаешься. Нет - уходишь. Значит, не твой спорт.
Мир вдруг остановился для меня. Ирония судьбы. Раньше я не знала этой игры, я считала ее чем-то мужским, враждебным мне видом спорта, чем-то диким и отталкивающим. Я в общем и целом себя не представляла во всем это. А теперь, когда гандбол стал для меня не только инструментом подлечить здоровье, но и жизнью, мне приходится уходить. Уходить, потому что, понятно и ежу, Яне я не забью. Я полюбила команду всем сердцем, я любила тренера, как и все остальные девчонки. Не могу сказать, что я мечтала стать профессиональной спортсменкой. Тут, кстати, все было гораздо сложнее.
Да, каждый из нас в команде понимал: даже если мы научимся играть как профессионалы, в большой спорт не попадем. Да, мы все верили во всемогущество человеческой воли. Но при этом необходимый минимум в росте для гандбола - 180, а максимум, который мы сможем вытянуть за эти пару лет - это еще см 5, но не 25, необходимые для этого минимума. Иногда Петрович подсмеивался над нами, мол, эх, девоньки, не в той стране родились, вот родились бы в Японии... Тем не менее, у нас было время, достаточное, чтобы наиграться в гандбол. И мы мечтали это время провести на поле.
Так и я, понимая, что моя жизнь в гандболе не может длиться вечно, верила, что закончиться это все же не прямо вот сейчас и отнюдь не так. Поэтому решение тренера стало настоящим горем.
Я знала, что не забью сама по себе.
Я знала, что не забью Яне. Я знала, что Яна не подыграет мне - не тот человек. Яна не была злой или вредной. Яна была очень даже доброй девочкой. Но она при все этом была еще большой формалисткой и очень педантичной и принципиальной. Несмотря на свои польские корни, она была абсолютно не сентиментальна. И, понимая мое горе, тем не менее, даже и не догадалась бы подыграть. Просто робот без кнопки - вот и все. Наверное, поэтому она и была хорошим вратарем, - ей ничего не мешало быть такой.
Я знала, что мне не повезет. Потому что мне никогда не везло тогда ни в чем. Все, что доставалось мне в том мире, было заработано трудом и потом. Т е не то, чтобы я была невезучей, нет. У меня был по жизни какой-то задел везения, но он довольно мал, поэтому эти хиленькие запасики мой ангел-хранитель обычно бережет. Как НЗ. И тратит в самых ужасных ситуациях. Но об НЗ и принципах трат ангела-хранителя я узнала потом, пройдя разные ситуации в жизни. А тогда жизнь у меня была прекрасна, поэтому в то, что я забью, я не верила. И именно поэтому я была просто убита горем.
И мне вдруг стало все равно. Все на свете равно. Потому что жизнь закончилась. Как ни странно, слез не было. Потому что девочки плачут только тогда, когда надеятся. Девочки по натуре довольны рациональны, хотя мальчики так не думают. А когда надежды нет, то и слез нет.
Яна не ошибется, а мне не повезет. Я это знаю. Это знают все и взглядами со мой прощаются. Жалеют, я это вижу. Ведь это Яна. А это - я. Но я все равно в последний раз беру мяч и иду на заход, потому что просто на автомате реализую свои убеждения: если тебе дали шанс - отработай его, чтобы ты там себе не думала. На автомате, потому что уже сама не верю в это убеждение. Оно у меня просто стало привычкой.
Вот срабатывает финт с Медеей: я его отрабатывала неделю. Вот проскальзываю мимо Ины, выбрасывая мяч через спину в левую руку: этот фортель я тренировала по вечерам 3 недели. Левым плечом и рукой закрываюсь от Ольги, чуть толкая ее: мы с ней одной массы, а потенциальной агрессии во мне с колодец, так что Оля, буксуя на паркете, как на коньках отъезжает в сторону. Я прошла девочек - месяцы тяжелых тренировок сработали автоматически. И вот я на линии.
Встречаюсь с глазами Яны, серыми и холодными. Впервые в жизни не ощущаю паники. Но отсутствие паники - это не присутствие уверенности, это просто потому, что уже все равно. Уверенность есть только по одному поводу: я не забью. Я просто как запрограммированная кукла исполняю в последний раз программу. Завожу руку с мячом назад...
И тут, видимо, мой ангел-хранитель вдруг просыпается. Видимо, он понимает, что вот сейчас оно - время отколупнуть от НЗ кусочек. Махонький такой. Но жизненно необходимый. Потому что речь идет уже не о гандболе у этой идиотки. Речь идет о том, как эта шелупонь станет потом жить. И если эта девочка не забьет, то дальше у нее не будет ничего: ни смысла, ни веселья, ни надежды. Потому что она ведь не хотела невозможного: высокого роста волшебным образом, золотых медалей с неба. Все, что она хотела - это просто играть в гандбол. В этой команде. И с этим тренером. Потому что это не было невозможным в принципе, но именно это зависело от нее. И именно эту малость она никак не может сделать.
Я толкаю мяч, толкаю не в конце броска, а, практически, в начале, и бросок неожиданно выходит сильным. Мяч я бросаю прямо, потому что уверена в неудаче, так зачем еще бить в разные углы, зачем хитрить, - все равно ведь... Мяч летит чуть прямо и наверх. И в этот момент Яна, легко просчитав направление, подпрыгивает на месте, вытянув вверх руки.
Странно как. Замечали ли вы, как время останавливается в самые важные для нас моменты? Как оно начинает тикать громко и медленно? И миг, пролетая вихрем мимо посторонних, превращается для тебя в цепочку кадров.
Я вижу как Яна медленно отрывается от земли, а мой мяч забирается в горку. Пальцы вратаря практически касаются перекладины, а мяч достигает вершины параболы, он еще в половине пути. А затем Яна медленно падает вниз, отрываясь от перекладины: она еще в воздухе, но появляется просвет. И в этот момент мой мяч четко влетает в этот малый, но достаточный по ширине зазор между ладонью Яны и перекладиной. Мячик стоит долю секунды, чуть покачиваясь, на ее пальцах, а потом медленно, но неуклонно валится ей за спину. Гол.
Яна плюхается на пол. Ее глаза совершенно обалдевшие. Смотрит то на перекладину, то на свои руки. Девочки встали, раскрыв рты. Я нахожусь в полной прострации, потому что мысль о том, что я наконец забила гол и забила Яне, никак не может пройти свой путь до конца.
- Ничего себе гол! Ну, ты симулянтка, запасная! - Петрович аж присвистывает от удивления. Я в шоке, поэтому все, что могу - это реветь белугой, улыбаться идиотской улыбкой и мотать головой.
Из команды меня не выгнали. Но это-то как раз не странно: Петрович всегда слово держал. За гол даже похвалил. А странно то, что изменилось во мне вдруг все и сразу. Исчезла агрессия и появилась уверенность. Я больше не боялась ворот. А заодно поняла, наконец, как надо выбрасывать мяч, чтобы бросок был сильным и в правильном направлении.
Нет, я не стала второй Элиной Гусевой. Или знаменитым забивщиком. И работать над собой мне приходилось так же больше, чем всем остальным. Волшебства не произошло. Но я как-то незаметно сначала стала основным игроком в поле - центральным полузащитником, а затем одной из знаменитой среди противников тройки Сабина-Марина-я. Тройки, против которой практически невозможно было сыграть. Механизм нашей игры был отточен как часы: сильная и напористая Сабина разбивала любые клещи, я выхватывала мяч и доводила его до ворот, а затем передавала Марине. И Марина, блистательная Марина, забивала гол.
Через год тренировок мама опять отвела меня в кабинет знаменитого врача. Врач долго слушал меня, что-то выстукивал и записывал в книжечку. Затем удовлетворенно потер ручками:
- Прекрасно, прекрасно! Ваш ребенок практически здоров! Вооот, детонька! А говорят, советские врачиии, советские врачии! Наше здравоохранительная система, милочка, лучшая в мире!
С Сабиной все было ясно изначально. Зарина-Дина-Галина-Дарина оказались хороши в защите: встали там на девятой линии или закрыли игрока - хрен прорвешься. Яна оказалась Третьяком в юбке, Ина с Медеей- асами в финтах и передачах, Оля была быстрой и сильной. А Марина...
А Марина оказалась гениальной. Во всем. И ловкой до чертиков. Марина была звездой. Потому что ручная работа, таких больше не делают. Мускулы она все же подкачала. А еще она была от природы быстрой, как молния. Гибкой и ловкой, как кошка. Абсолютно сухим вратарем. Непредсказуемой в финтах. А еще она могла закинуть мяч куда угодно. Куда Угодно! И С относительно Какого Угодно Расстояния! Из Какого Угодно Положения! И терпеливой и мужественной в совершенно дикой ситуации, как показала жизнь.
И Марина стала нападающей и капитаном команды.
А я... Я была никакой.Я не видела поля. Я была ужасно маленькой и худой, и поэтому пользы от меня в защите не было: просто висеть на шее у противника - за жесткую игру могут и дисквалифицировать, знаете ли. Так что желтая карточка была мои другом и товарищем, а две минуты - любимым времяпровождением во время начальных матчей.
Я не была ловкой. У меня были слабые плечи и бросок тоже был никакой. Поэтому, пока команда играла, я у стены отрабатывала плечи, бросая мяч об стену. Я его отработала - этот гребанный бросок.
Но у меня ко всему были маленькие ладони, в которых еле-еле умещался мяч. А мяч в гандболе определенного размера. Это, конечно, не баскетбол, но тоже не конфета. Так что я его даже вести прилично не могла. И поэтому оставалась после тренировок в пустом темном зале и водила мяч, пытаясь схватить за «мясо». Еле-еле я научилась и этому.
Слово «финт» было моим личным врагом. И я часами жонглировала мячом, чтобы тупо научить свое тело паре-тройке фортелей. Я не стала ловчее, просто, как сказали бы программисты, создала богатую базу апдейтов, более-менее покрывающую существующие варианты.
Да! Я быстро бегала. Но это уже ничему не помогало. Потому что... Потому что при всем при этом... При всех этих «достоинствах» я никак не могла забить гол.
А кто ж этой Яне мог вообще забить гол, спросите вы? И я вам отвечу: Марина. Единственный человек в команде, кто мог забить Яне, была Марина. Да, еще Сабина. Но только потому, что когда Сабина с мячом появлялась перед воротами, любой вратарь сам забивался в дальний угол. Потому что один гол - это всего лишь позор на вратарскую голову. А удар мячом этой годзиллы - мгновенная черепно-мозговая травма. А в пустые ворота кто хошь с наскоку попадет. Кто хошь... кроме меня.
Но дело было не в Яне. Дело было во мне. Потому что гол забить я не могла НИКОМУ. Я физически была неспособна это сделать. Я заходила на бросок, стараясь совместить защиту, мяч в руке и финты. Как приличная отличница-зубрежка выполняла программу. Но с каждым шагом, приближающим меня к воротам, моя уверенность в себе куда-то исчезала и я заполнялась паникой. И вот ты собираешься забить, резко делаешь выпад плечом - все как положено, но... доводишь выброс до конца и только тут бросаешь мяч, истратив всю силу броска. Я уже не говорю о том, что угол подачи пропущен. Почему, зачем - не знаю. Что мне мешало отпустить мяч на пике выброса? Что-то творилось со мной у этих чертовых ворот? Но мяч на минимальной скорости упорно улетал куда угодно - в штангу, в перекладину, вправо, влево - но не туда, куда нужно. Или просто удобно укладывался в руке вратаря.
Сказать, что у меня плохой глазомер? Это неправда. Более того, я, будучи внучкой "ворошиловского стрелка", и тогда и даже теперь при дикой близорукости выбиваю в тире минимум 48 очков из 50. Но попасть мячом в ворота размером 3 на 2 метра была не в состоянии. Идиотизм.
Петрович терпел. Долго и упорно. Месяцы напролет. Пытался найти способы. Работал со мной, пытаясь понять, что не так. Ставил руки, плечи, откадровывал движения финтов для того, чтобы я тупо отработала их, повторив как обезьяна. Ставил в ворота каждого игрока, становился сам, чтобы понять, что происходит. Вообще убирал всех, чтобы я просто с разворота забила. Ничего не помогало. А потом в один прекрасный день ему все это надоело:
- Значит так, девонька. Сейчас ты берешь мяч и забиваешь гол. Яне. Да, Яне! Забьешь - остаешься. Нет - уходишь. Значит, не твой спорт.
Мир вдруг остановился для меня. Ирония судьбы. Раньше я не знала этой игры, я считала ее чем-то мужским, враждебным мне видом спорта, чем-то диким и отталкивающим. Я в общем и целом себя не представляла во всем это. А теперь, когда гандбол стал для меня не только инструментом подлечить здоровье, но и жизнью, мне приходится уходить. Уходить, потому что, понятно и ежу, Яне я не забью. Я полюбила команду всем сердцем, я любила тренера, как и все остальные девчонки. Не могу сказать, что я мечтала стать профессиональной спортсменкой. Тут, кстати, все было гораздо сложнее.
Да, каждый из нас в команде понимал: даже если мы научимся играть как профессионалы, в большой спорт не попадем. Да, мы все верили во всемогущество человеческой воли. Но при этом необходимый минимум в росте для гандбола - 180, а максимум, который мы сможем вытянуть за эти пару лет - это еще см 5, но не 25, необходимые для этого минимума. Иногда Петрович подсмеивался над нами, мол, эх, девоньки, не в той стране родились, вот родились бы в Японии... Тем не менее, у нас было время, достаточное, чтобы наиграться в гандбол. И мы мечтали это время провести на поле.
Так и я, понимая, что моя жизнь в гандболе не может длиться вечно, верила, что закончиться это все же не прямо вот сейчас и отнюдь не так. Поэтому решение тренера стало настоящим горем.
Я знала, что не забью сама по себе.
Я знала, что не забью Яне. Я знала, что Яна не подыграет мне - не тот человек. Яна не была злой или вредной. Яна была очень даже доброй девочкой. Но она при все этом была еще большой формалисткой и очень педантичной и принципиальной. Несмотря на свои польские корни, она была абсолютно не сентиментальна. И, понимая мое горе, тем не менее, даже и не догадалась бы подыграть. Просто робот без кнопки - вот и все. Наверное, поэтому она и была хорошим вратарем, - ей ничего не мешало быть такой.
Я знала, что мне не повезет. Потому что мне никогда не везло тогда ни в чем. Все, что доставалось мне в том мире, было заработано трудом и потом. Т е не то, чтобы я была невезучей, нет. У меня был по жизни какой-то задел везения, но он довольно мал, поэтому эти хиленькие запасики мой ангел-хранитель обычно бережет. Как НЗ. И тратит в самых ужасных ситуациях. Но об НЗ и принципах трат ангела-хранителя я узнала потом, пройдя разные ситуации в жизни. А тогда жизнь у меня была прекрасна, поэтому в то, что я забью, я не верила. И именно поэтому я была просто убита горем.
И мне вдруг стало все равно. Все на свете равно. Потому что жизнь закончилась. Как ни странно, слез не было. Потому что девочки плачут только тогда, когда надеятся. Девочки по натуре довольны рациональны, хотя мальчики так не думают. А когда надежды нет, то и слез нет.
Яна не ошибется, а мне не повезет. Я это знаю. Это знают все и взглядами со мой прощаются. Жалеют, я это вижу. Ведь это Яна. А это - я. Но я все равно в последний раз беру мяч и иду на заход, потому что просто на автомате реализую свои убеждения: если тебе дали шанс - отработай его, чтобы ты там себе не думала. На автомате, потому что уже сама не верю в это убеждение. Оно у меня просто стало привычкой.
Вот срабатывает финт с Медеей: я его отрабатывала неделю. Вот проскальзываю мимо Ины, выбрасывая мяч через спину в левую руку: этот фортель я тренировала по вечерам 3 недели. Левым плечом и рукой закрываюсь от Ольги, чуть толкая ее: мы с ней одной массы, а потенциальной агрессии во мне с колодец, так что Оля, буксуя на паркете, как на коньках отъезжает в сторону. Я прошла девочек - месяцы тяжелых тренировок сработали автоматически. И вот я на линии.
Встречаюсь с глазами Яны, серыми и холодными. Впервые в жизни не ощущаю паники. Но отсутствие паники - это не присутствие уверенности, это просто потому, что уже все равно. Уверенность есть только по одному поводу: я не забью. Я просто как запрограммированная кукла исполняю в последний раз программу. Завожу руку с мячом назад...
И тут, видимо, мой ангел-хранитель вдруг просыпается. Видимо, он понимает, что вот сейчас оно - время отколупнуть от НЗ кусочек. Махонький такой. Но жизненно необходимый. Потому что речь идет уже не о гандболе у этой идиотки. Речь идет о том, как эта шелупонь станет потом жить. И если эта девочка не забьет, то дальше у нее не будет ничего: ни смысла, ни веселья, ни надежды. Потому что она ведь не хотела невозможного: высокого роста волшебным образом, золотых медалей с неба. Все, что она хотела - это просто играть в гандбол. В этой команде. И с этим тренером. Потому что это не было невозможным в принципе, но именно это зависело от нее. И именно эту малость она никак не может сделать.
Я толкаю мяч, толкаю не в конце броска, а, практически, в начале, и бросок неожиданно выходит сильным. Мяч я бросаю прямо, потому что уверена в неудаче, так зачем еще бить в разные углы, зачем хитрить, - все равно ведь... Мяч летит чуть прямо и наверх. И в этот момент Яна, легко просчитав направление, подпрыгивает на месте, вытянув вверх руки.
Странно как. Замечали ли вы, как время останавливается в самые важные для нас моменты? Как оно начинает тикать громко и медленно? И миг, пролетая вихрем мимо посторонних, превращается для тебя в цепочку кадров.
Я вижу как Яна медленно отрывается от земли, а мой мяч забирается в горку. Пальцы вратаря практически касаются перекладины, а мяч достигает вершины параболы, он еще в половине пути. А затем Яна медленно падает вниз, отрываясь от перекладины: она еще в воздухе, но появляется просвет. И в этот момент мой мяч четко влетает в этот малый, но достаточный по ширине зазор между ладонью Яны и перекладиной. Мячик стоит долю секунды, чуть покачиваясь, на ее пальцах, а потом медленно, но неуклонно валится ей за спину. Гол.
Яна плюхается на пол. Ее глаза совершенно обалдевшие. Смотрит то на перекладину, то на свои руки. Девочки встали, раскрыв рты. Я нахожусь в полной прострации, потому что мысль о том, что я наконец забила гол и забила Яне, никак не может пройти свой путь до конца.
- Ничего себе гол! Ну, ты симулянтка, запасная! - Петрович аж присвистывает от удивления. Я в шоке, поэтому все, что могу - это реветь белугой, улыбаться идиотской улыбкой и мотать головой.
Из команды меня не выгнали. Но это-то как раз не странно: Петрович всегда слово держал. За гол даже похвалил. А странно то, что изменилось во мне вдруг все и сразу. Исчезла агрессия и появилась уверенность. Я больше не боялась ворот. А заодно поняла, наконец, как надо выбрасывать мяч, чтобы бросок был сильным и в правильном направлении.
Нет, я не стала второй Элиной Гусевой. Или знаменитым забивщиком. И работать над собой мне приходилось так же больше, чем всем остальным. Волшебства не произошло. Но я как-то незаметно сначала стала основным игроком в поле - центральным полузащитником, а затем одной из знаменитой среди противников тройки Сабина-Марина-я. Тройки, против которой практически невозможно было сыграть. Механизм нашей игры был отточен как часы: сильная и напористая Сабина разбивала любые клещи, я выхватывала мяч и доводила его до ворот, а затем передавала Марине. И Марина, блистательная Марина, забивала гол.
Через год тренировок мама опять отвела меня в кабинет знаменитого врача. Врач долго слушал меня, что-то выстукивал и записывал в книжечку. Затем удовлетворенно потер ручками:
- Прекрасно, прекрасно! Ваш ребенок практически здоров! Вооот, детонька! А говорят, советские врачиии, советские врачии! Наше здравоохранительная система, милочка, лучшая в мире!