Аминадав КАНЕВСКИЙ. Мурзилкин папа (окончание)
"В 1937-1941 годах Каневский сделал акварелью и гуашью ряд больших станковых сатирических рисунков на исторические темы; они экспонировались на выставках «Индустрия социализма», «XX лет РККА» и на «Выставке новых произведений советской графики». ...
«Столпы старой деревни», «Нарезка земли хуторянину (столыпинская земельная реформа)», «Временное правительство» - так назывались три композиции, исполненные акварелью и гуашью, которые Каневский показал на открывшейся весной 1941 года «Выставке новых произведений советской графики».
Большая акварель «Временное правительство» принадлежит к числу лучших работ Каневского и по праву занимает свое место в собрании Государственной Третьяковской галереи как одно из выдающихся произведений советского графического искусства. Богатство политического содержания, сатирическая острота, новизна сюжетно-образного решения, его ясность и доходчивость, яркая социальная и психологическая характеристика отдельных персонажей - вот качества, которыми блещет эта превосходная и в живописном отношении работа.
Каневский ставил себе целью, прежде всего, показать в рисунке, что, как писал Ленин, «Временное правительство по своему характеру является органом господства помещиков и буржуазии» (В. И. Ленин. Полное собр. соч., изд. 5, т. 31, стр. 407.), что оно тяготело к сохранению монархии. Как же решил художник эту задачу? Центральное место в композиции занимает большое парадное кресло - царский трон. При первом взгляде может показаться, что он пуст, но нет - на сиденье копошатся какие-то маленькие темные фигурки. Это министры, взобравшиеся на трон, - «почтенные» люди в сюртуках, во фраках, с портфелями. Некоторых можно узнать - Родзянко, Милюков, суетливый Чернов с красным бантом.., Они, видимо, очень хотят казаться важными особами, но большинство из них явно перепуганы, ноги трусливо поджаты. И только «главноуговаривающий» Керенский взметнулся на пружине, выскочившей из обивки трона, как игрушечный паяц, и самозабвенно ораторствует, приплясывая и жестикулируя. А кто-то из министров украдкой принимает подачку от иностранного покровителя-генерала, притаившегося пока сбоку за занавесью, но с плетью наготове. Над спинкой трона по-прежнему возвышается эмблема российской империи - двуглавый орел, но венчавшая его и сбитая теперь корона заменена более «демократическим» головным убором: на золоченого орла надет блестящий черный цилиндр. Одной этой красноречивой деталью Каневский разоблачает лицемерную демагогию буржуазной лжедемократии, показывает подлинное классовое лицо Временного правительства. Есть в рисунке и такая многозначительная подробность: из-под занавеси, висящей за троном, виднеются сапоги со шпорами - это контрреволюционная военщина ждет за кулисами своего выхода на политическую арену. И, наконец, на переднем плане, на ведущих к трону ступенях помоста - тени голов в простых рабочих картузах; это приближаются те, кто смахнет на свалку истории буржуазную нечисть вместе с троном, те, кого так испугались «временные» министры.
Композиция листа, несмотря на обилие деталей, отличается художественной цельностью, организованностью. Крупные формы - кресло, ступени, край занавеси сдерживают беспокойную пестроту мелких фигур. Золоченое кресло с бледно-розовой обивкой, голубая с красной каймой дорожка на ступенях трона контрастируют с суконно-серым фоном занавеси. Удачное колористическое решение подчеркивает одновременно и показную импозантность, и внутреннюю фальшь изображенной художником сцены, так же как контраст между пышным троном и мелкими суетливыми фигурками, вскарабкавшимися на него, подчеркивает несостоятельность претензий этих людишек на правительственное кресло.
Убедительно раскрыта Каневским на другом листе и тема столыпинской земельной реформы. На первом плане - сытый, наглый кулак-хуторянин получает из рук царских чиновников права на владение землей, а вдали, на втором плане-уводят под конвоем крестьян-бедняков, тех, кого с этой земли согнали. Эта акварель, исполненная с большим живописным мастерством, также находится в Третьяковской галерее.
Композиции на историко-революционные темы завершают предвоенный период творческой деятельности Каневского. Автор этих композиций выступает уже как зрелый, сформировавшийся мастер сатирического рисунка, сочетающий остроту художественного мышления с умелым владением и графическими и живописными средствами выражения.
В годы Великой Отечественной войны Каневский с удвоенной энергией работал и в области политической сатиры, и как иллюстратор книг для детей. В своих сатирических плакатах («На чужой каравай рта не разевай!», «Репка»), в многочисленных карикатурах для «Крокодила», в рисунках для журнала «Красноармеец» и других изданий Каневский с едкой издевкой изображал незадачливых гитлеровских вояк, бичевал их бандитскую наглость, показывал, как удары Советской Армии сбивают спесь с обреченных на гибель захватчиков. С ласковым юмором рисовал он сцены фронтового быта, показывая жизнерадостность мужественных и сильных советских воинов. Много его карикатур посвящено было и жизни в тылу - борьбе с неполадками в работе учреждений, в быту.
Нужно, однако, сказать, что особенно ярких художественных достижений среди военных рисунков Каневского было не так уж много. Большинство карикатур носило иллюстративный характер: сатирическое зерно было часто не в самом изображении, а в подписи. ...
Самое значительное из того, что было сделано Каневским в годы войны, это, несомненно, большая серия иллюстраций к «Золотому ключику» Алексея Толстого. Легко и свободно вплетаясь в ткань занимательного повествования о приключениях деревянного мальчугана, эти рисунки составили органическое художественное единство с текстом книжки, полной сказочного очарования и лукавого юмора. Удался художнику образ Буратино: на его рисунках это одновременно и кукла, и живой мальчишка, озорной, самоуверенный, любопытный, а временами и трогательно беспомощный. Хороши у Каневского образы лисы Алисы и кота Базилио в облике нищих, злого Карабаса-Барабаса и многих других героев истории о золотом ключике. Сказочные персонажи - и игрушки и животные, друзья и враги Буратино - живут на иллюстрациях вместе с людьми в совершенно реальном пространстве. Мы видим их то на улице южного городка, то на опушке леса, то на берегу пруда, то в подземелье за потайной дверью. Они именно живут - действуют, выражают свои чувства. Это сочетание фантастического с реальным, показанным очень конкретно, с бытовыми деталями, как нельзя лучше отвечает той слегка иронической интонации, в которой ведет А. Н. Толстой свой рассказ о похождениях Буратино.
Рисунки к «Золотому ключику» исполнены пером. Штрихи ложатся на бумагу свободно и непринужденно, но непринужденность эта далека от небрежности. Уверенное мастерство позволяет Каневскому и скупыми контурными линиями и пересекающимися, казалось бы, беспорядочно спутанными штрихами дать четкую характеристику формы, передать фактуру предметов, создать ощущение пространства. Как бы ни был разнообразен штрих художника, когда он изображает то сухую каменную землю с редкими травинками, то корявые стволы деревьев, то густую бороду Карабаса-Барабаса, то стены полутемного подвала, на которые падает луч света, - во всех случаях его рисунки сохраняют цельность и стилевое единство.
Занимательные веселые иллюстрации были сделаны Каневским и к стихам К. Чуковского («Мойдодыр», «Тараканище» и др.), А. Барто (сборник «О чем пели птицы») и других детских писателей.
В декабре 1945 года Указом Президиума Верховного Совета РСФСР А. М. Каневскому было присвоено почетное звание заслуженного деятеля искусств, а в апреле 1966 года - народного художника РСФСР. ...
В 1945-1953 годы Каневский много работал над рисунками к повестям Н. В. Гоголя, Чтобы судить об изменениях в самом подходе художника к иллюстрированию произведений великого писателя, сравним хотя бы акварельную иллюстрацию 1936 года к повести «Иван Федорович Шпонька и его тетушка» с рисунками к той же повести, изданными в 1946 и 1947 годах.
Все в акварельном рисунке 1936 года сверх меры гиперболизировано, все окарикатурено: бричка похожа на огромное корыто, сколоченное из досок; сбоку к ней приделана деревянная лесенка; обод одного из колес связан веревкой; кучер Омелько сидит на высокой пирамиде из ящиков, положенных один на другой; шаржированы изображения и самой помещицы, и Ивана Федоровича, чья фигура чуть ли не втрое меньше тетушкиной, и лошадей - приземистых, коротконогих, с длинными шеями.
В своих новых рисунках Каневский не прибегает к шаржу. Даже нелепый экипаж, так неподражаемо высмеянный Гоголем, художник сумел показать без явного гротеска. Такая «бричка», какую он изобразил, могла, пожалуй, существовать и на самом деле; можно даже поверить, что «Василиса Кашпоровна была очень довольна ее архитектурою». Именно «архитектурою» - меткое гоголевское слово подсказало художнику верное решение: то, что он нарисовал, это, действительно, сооружение, пусть несуразное, но крепкое, солидное. В нем есть даже «архитектурная» деталь- калитка, запирающаяся на засов, выполняет роль экипажной дверцы. Эта смешная деталь- единственная, решенная в плане гротеска; все остальное на рисунке вполне реально, наблюдено в жизни: живая поза кучера, движение лошадей, украинский пейзаж с тополями; даже в очень выразительных фигурах тетушки и племянника нет излишней утрировки. Характер гоголевского юмора передан здесь тонко, без нажима.
Можно проследить и по другим рисункам Каневского, как художник шаг за шагом идет ко все более правильному истолкованию гоголевского текста, как совершенствуется его реалистическое мастерство. Сравним три сделанных в разное время иллюстрации к «Майской ночи», на которых изображено неожиданное появление свояченицы на пороге отворенной хаты перед изумленными головой, писарем, винокуром и десятским. На первом рисунке (в издании 1946 года) свояченица вырывается из двери растрепанная, злая, размахивает кулаками. Между тем, в повести сказано: «...перед ними стояла свояченица». Ошеломляющим для собравшихся был ведь самый факт появления свояченицы там, где ее, казалось, никак не могло быть. У Каневского, таким образом, иллюстрация получила не совсем верное звучание. В рисунке 1947 года ненужной аффектации уже нет, хотя все же образ свояченицы несколько окарикатурен.
Гораздо тоньше и в большем соответствии с духом гоголевского повествования изображена эта же сцена на цветной акварельной иллюстрации, показанной на Всесоюзной художественной выставке 1952 года. Здесь свояченица смотрит на людей, отворивших дверь хаты, с удивлением, но спокойно. В облике этой не лишенной привлекательности украинской женщины нет ничего необычного, разве только одна прядь, выбившаяся из гладко зачесанных черных волос, - след борьбы с посадившими ее под замок парубками. Зато все кругом поражены изумлением! Этим противопоставлением спокойствия и изумления Каневскому удалось внести в рисунок необходимую ноту легкого юмора - юмора, на этот раз созвучного гоголевскому.
Эта иллюстрация к «Майской ночи» примечательна еще и тем, что она по-настоящему поэтична. Она очень красива по цвету, очарование весенней украинской ночи передано художником очень хорошо.
Надо сказать, что и в исполненных черной тушью рисунках пером Каневский умеет передать впечатление света и цвета, в качестве примера можно привести штриховую иллюстрацию 1947 года к «Майской ночи», о которой упоминалось выше, или превосходную заставку к «Страшной мести» в издании 1952 года, где изображен пан Данила на дереве ночью перед освещенным окном замка.
Смело и хорошо решена заставка к «Ночи перед рождеством»: на черном фоне ночного неба с редкими звездами - огромный серп луны и рядом с ним - летящий верхом на черте кузнец Вакула. В рисунке передано ощущение полета, хотя кузнец сидит совершенно неподвижно, крепко ухватившись за уши черта, и изображен он строго фронтально в самом центре композиции. Ощущение движения достигнуто тем, что фигура черта, распластавшегося в полете, сильно контрастирует со спокойной фигурой кузнеца и тем, что симметрия композиции резко нарушена белым серпом месяца слева, и тем, что заснеженная земля внизу показана очень скупо, несколькими штрихами. При этом впечатление огромного пространства создается до предела лаконич-ными средствами; только два ориентира характеризуют уходящую вдаль землю - одинокая хатка на переднем плане и ветряная мельница, скрывающаяся' далеко за горизонтом.
На иллюстрациях Каневского гоголевские персонажи действуют не в условном пространстве, а в реальной обстановке, и там, где нужно показать украинский пейзаж, художник изображает его мастерски и акварелью и пером. Примерами могут служить иллюстрации к «Старосветским помещикам» (сад), к «Сорочинской ярмарке» (сцена на мосту), фронтиспис к «Вечерам на хуторе близ Диканьки» в издании 1954 года (пасека Рудого Панька) и ряд других. В период работы над рисунками к «Вечерам» и «Миргороду» Каневский побывал на родине героев Гоголя - в районе Миргорода, - и это во многом ему помогло.
Каневский хорошо передал в своих иллюстрациях и народный характер, и лирическое начало повестей Гоголя, а сказочные образы сумел показать как образы народной фантазии в органической связи с образами природы. В этом одно из ценнейших качеств его рисунков к произведениям великого русского художника слова. ...
Литературовед В. Ермилов в своей книге о Н. В. Гоголе, разбирая «Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифо-ровичем», приходит к выводу, что Иван Иванович потому так обиделся на слово «гусак», что он и на самом деле во многом похож на гусака. В этой связи В. Ермилов дает интересный анализ одной из иллюстраций Каневского: «На отличном рисунке тушью А. Каневского «Месть Ивана Ивановича», где изображено, как Иван Иванович подпиливает гусиный хлев Ивана Никифоровича, - рисунке, очень талантливом по композиции и по выражению-не знаем, как сказать: «лиц» или... впрочем, зачем гусей дразнить? - скажем без колебаний: лица Ивана Ивановича и гусака, - эти два героя страшной преступной ночью остолбенело смотрят в упор на другого, узнавая себя друг в друге... Надо признать, что художник блестяще понял Гоголя».
О росте дарования Каневского как мастера реалистической иллюстрации свидетельствовали в послевоенные годы и его рисунки к рассказам А. П. Чехова, вошедшие в сборник «Веселые рассказы» (1947). Живые, правдивые и в то же время по-чеховски смешные, эти иллюстрации несравненно более удачны, чем те, что были сделаны в 1943 году для сборника «Лошадиная фамилия». К серьезным достижениям художника «ужно отнести и его яркие, веселые, очень красивые цветные рисунки к «Сказке о попе и о работнике его Балде» А. С. Пушкина (1948). Противопоставляя сатирически заостренному изображению попа образ простого крестьянского парня, работника Балды, лишенный всяких элементов шаржа, Каневский здесь гораздо правильнее подошел к истолкованию пушкинской сказки, чем в своих иллюстрациях 1936 года, где образ Балды был сильно окарикатурен.
В послевоенные годы обогатилось содержание, обогатился художественный язык рисунков Каневского и в книжках для маленьких детей. В этих иллюстрациях появилось больше ласковой теплоты, задушевнее стал юмор; образы ребят стали живее, полнокровнее; изображение людей, животных, обстановки приобрело большую материальность, реалистическую убедительность.
Каневскому не раз приходилось возвращаться к иллюстрированию произведений, которые раньше уже издавались с его рисунками. И каждый раз, не удовлетворяясь старыми достижениями, с большой требовательностью к себе он перерабатывал наново прежние рисунки в поисках более выразительных решений. Для примера можно назвать новые издания таких книг, как «Мойдодыр» и «Тараканище» Чуковского, «Девочка-ревушка» Барто, «Золотой ключик» А. Толстого.
Для вышедшего в 1950 году издания «Золотого ключика» Каневским были сделаны новые, на этот раз цветные иллюстрации. Они исполнены в обычной для его детских книжек технике: рисунок пером сочетается с акварельной расцветкой - смелой, свободной, выделяющей и подчеркивающей главное в рисунке, во многом определяющей его эмоциональное звучание. Красочные рисунки очень обогатили книжку, сделали ее еще привлекательнее, еще более радостной. Для иллюстрирования отобраны, как правило, те сюжетные моменты повествования, которые позволяли художнику показать главных персонажей в действии, в различных взаимоотношениях друг с другом. В новых рисунках Каневским хорошо показана трогательная самоотверженная дружба маленьких героев сказки, вступающих в борьбу с сильным и страшным злодеем Карабасом-Барабасом и одерживающих над ним победу.
Большой удачей художника была и серия новых иллюстраций к «Девочке-ревушке», исполненная в 1953 году. Все на этих ярких, но гармоничных по цветовому решению рисунках изображено вполне «серьезно», без нарочитого упрощения, почти без утрировки, красиво, но, конечно, без органической чуждой Каневскому слащавости. При этом художником
проявлено столько занимательной выдумки, изображено столько неожиданных ситуаций и причудливо забавных сцен, что даже взрослый человек не может без улыбки разглядывать эти полные искрящегося юмора рисунки, находя в них все новые и новые смешные подробности, вроде петуха, который переносит по камешкам через ручей двух цыплят, заботливо прижав их крыльями к себе «под мышки».
Птиц и зверей Каневский изображает мастерски. На его рисунках они умеют делать все, что делают люди, и точно сохраняют при этом присущие тому или иному животному облик и характер. Они не только совершают самые разнообразные поступки, непринужденно принимают самые неожиданные позы, но и выражают радость или гнев, раздумье, испуг или насмешку - все, что требует от них художник и в чем они должны убедить маленького читателя книжки.
Одно из самых блистательных достижений Каневского в этом плане - большая серия рисунков, иллюстрирующих «Кошкин дом» С. Маршака. В форме занимательной «сказки для чтения и представления», близкой по мотивам к чудесному русскому фольклору, писатель показывает, как в столкновении бездушия и чуткости моральную победу одерживает доброе начало, как превратности судьбы разоблачают, с одной стороны, лицемерие, бессердечность и неблагодарность знатных богатеев и, с другой стороны, - отзывчивость и бескорыстие чистых душой бедняков. Нравоучительная идея не навязывается писателем, она по ходу действия становится самоочевидной. Представителями человеческих характеров и выразителями человеческих чувств являются в этой сказке кошка, кот, козел с козой, петух с курицей, свинья и т. д. И на рисунках Каневского характеры, поведение, переживания этих персонажей сказочной истории (а значит и людей, которых надо за ними подразумевать) показаны с покоряющей художественной убедительностью, с очаровательным юмором.
На первом рисунке мы видим, как «По узорному ковру сходит кошка поутру»; перед нами импозантная дама, с веером, в пышном платье со шлейфом; весь облик этой кошки-барыни дышит самодовольством и высокомерием. Потом она принимает гостей, милостиво протягивает для поцелуя руку - виноват, лапку - подобострастно склонившемуся перед ней козлу, аккомпанирует на пианино почтенному гостю - петуху, услаждающему «общество» своим пением. Но вот случилась беда, сгорел кошкин дом. И куда девался весь показной лоск богатой дамы, когда оставшаяся после пожара без крова кошка униженно приходит с просьбой о приюте к вчерашним друзьям и встречает равнодушный отказ. И как милы и заботливы приютившие погорельцев бедные родственники - котята, которых перед этим кошка безжалостно прогнала, не пустив на порог своего богатого дома.
Все это и ряд других эпизодов сказки-представления о кошкином доме рассказано и показано в исполненных пером и тушью шестнадцати рисунках и разворотах так хорошо, так увлекательно, что серия эта смотрится, как самостоятельное художественное произведение, не уступающее по силе производимого им впечатления стихам Маршака. Эти рисунки Каневского были впервые напечатаны в 1955 году Детгизом в сборнике «Сказки, песни, загадки» С. Маршака, с неизменным успехом экспонировались на выставках, приобретены Третьяковской галереей, но, к сожалению, отдельным изданием «Кошкин дом» с этими иллюстрациями, воспроизведенными в масштабе оригиналов, как они заслуживают, выпущен почему-то не был.
В 1959 году на Международной выставке искусства книги социалистических стран в Лейпциге серебряной медалью по разделу «За лучшие детские книги» были отмечены иллюстрации Каневского к книге С. Маршака «Вот какой рассеянный», изданной в 1956 году. Это, действительно, превосходная работа, в которой развернулись во всем блеске драгоценные качества таланта художника - его любовь к людям, выраженная и в замысле иллюстраций, и в трактовке образов, неисчерпаемая творческая фантазия, юмор, звучность и гармония красок, мастерство композиции. Стихи Маршака о рассеянном с улицы Бассейной иллюстрировались и до Каневского не раз.
Аминадав Моисеевич искал свой путь, такое образное решение, которое раскрывало бы гуманистическую направленность книжки. Он пришел к выводу, что дело не во внешнем облике героя - молодой ли он или старый, урод ли или нет, - а в том, как к нему относятся окружающие, когда он из-за своей рассеянности попадает в беду. И когда Каневский нашел этот ключ, его рисунки стали наглядным рассказом не только о смешных неприятностях рассеянного, но и о том, как люди сочувствуют ему и из этих неприятностей выручают. Так в иллюстрациях развивается тема писателя. У Маршака, например, сказано: «Вместо шапки на ходу он надел сковороду», а у Каневского на рисунке вслед за стремительно сбегающим по лестнице рассеянным (на голове - сковорода) сверху, из дверей квартиры, женщина и девочка заботливо протягивают шапку-ушанку и шляпу. Так и на каждом рисунке - помимо самого чудака-рассеянного присутствуют и действуют очень симпатичные люди.
Вслед за этой вышло еще несколько книжек для маленьких детей, украшенных рисунками Каневского - яркими, красивыми, веселыми: «Дедушкина внучка» (1959) и «Хромая табуретка» (1961) Агнии Барто, «Луна и лентяй» Елизаветы Тараховской (1960), «Вакса-клякса» С. Маршака (1960), «Облака» С. Михалкова (1964) и другие.
Цветные иллюстрации Каневского удивительно хорошо ложатся на книжную страницу, занимают ли они полосу целиком или сочетаются с наборным текстом. Достигается это, прежде всего и главным образом, мастерством, с которым художник оперирует белым цветом бумаги. Этот белый цвет у Каневского не просто обрамляет рисунок, а органически вливается в него, как составная часть, и этим связывает изображение с плоскостью книжного листа. При этом белый цвет может быть просто фоном, на который ложится замкнутый в прямоугольник кусок пространства; в этом случае художник находит такую точную цветовую весомость рисунка в целом, которая удерживает его на странице, уравновешивает с полосой набора. Но гораздо чаще белое у Каневского является одновременно и фоном, и частью изображения; так, на одном рисунке белое страничное поле становится стеной комнаты, на другом - стеной дома, на третьем- полом, на четвертом - небом, и т. д. И этот неуловимый переход от плоскостного к пространственному, превращение отвлеченного цвета окружающей рисунок бумаги в материальный цвет изображаемого предмета - примечательная и с художественной точки зрения очень важная особенность графики Каневского.
Другое положительное качество его рисунков - предельная ясность композиционного построения, цельность и определенность цветовых силуэтов. Глаз зрителя сразу, легко и верно ориентируется в любом рисунке; взаимное расположение фигур в пространстве, их смысловая связь отчетливо читаются с первого взгляда.
Этими же художественными достоинствами отличаются и журнальные сатирические рисунки Каневского. На страницах «Крокодила» его карикатуры узнаются сразу, привлекая к себе внимание сначала декоративными качествами композиции, затем особенным; свойственным только Каневскому комизмом, которым насыщены и образное решение и самый графический язык. Кажется, что Каневский вообще не может рисовать не смешно. ...
Из неисчерпаемого источника своей фантазии черпает Каневский юмористические образы для решения самых разнообразных тем, подсказанных жизнью. Он рисует порочный круг «согласователей», которые водят друг друга за нос, в буквальном смысле, за привязанные к носам веревочки; оратора-звонаря», который, стоя на трибуне, бьет во все колокола, «Обещаю! Заверяю! Клянусь!» (обыкновенный председательский колокольчик уже, видимо, его не удовлетворяет); колхозного зоотехника, который такой редкий гость на ферме, что на него бросается «мирная, но посторонних недолюбливающая» корова; Каневский рисует «Птицу-клеветницу» - ворону, провожающую злобным взглядом журавлей: «И на какие средства они каждый год на юг летают?»; лошадь, которая сама себя подковывает, потому что кузница не работает; обнаглевших мышей, благоденствующих в колхозном амбаре у нерадивых хозяев.
Каневскому часто приходилось брать под сатирический обстрел неполадки в нашем сельском хозяйстве. И если тема касается животноводства или птицеводства, тут уж в «Крокодиле» трудно найти ему конкурента. Какие только роли не приходилось играть на его рисунках коровам и телятам, козам и петухам, - и через забор лазить в еще не открытый Парк культуры (больше пастись негде), и натирать полы, мыть окна на образцово-показательной по чистоте ферме (по чистоте, но, увы, не по удоям), и дожидаться часами перед дверью зала заседаний в некоем районе (дойдет же когда-нибудь очередь заняться и ими!). Надо сказать, что они отлично справлялись с возложенной на них художником задачей: заставляли смеяться, но не над ними, а над нелепостью положения, в котором они оказались не по своей, а по чужой вине.
В 1964 году на выставке, посвященной сорокалетию творческой деятельности художника, были показаны его новые иллюстрации к сатирическим стихам Владимира Маяковского, подготовленные для выпускаемого издательством «Художественная литература» сборника. К иллюстрированию отдельных сатирических стихов поэта Каневский обращался и раньше, еще до войны им было сделано несколько рисунков для Государственного литературного музея. Теперь он подошел к этой необыкновенно трудной для любого художника задаче во всеоружии накопленного годами опыта. Зрелость мастера сказалась и в замысле и в исполнении рисунков.
Их в книге свыше тридцати - к двенадцати из вошедших в сборник стихотворений. Эти сатирические стихи, написанные между 1921 и 1929 годами, были злободневными тогда, но сохранили свою жгучую остроту и сегодня, ибо, увы, и сейчас еще живы кое-какие пороки, которые так безжалостно бичевал Маяковский. Ценнейшее качество рисунков Каневского - то, что они, не выпадая из тона сатиры Маяковского, полны современного звучания. Они современны по художественному языку, сохраняют все своеобразие, всю силу выразительности графического почерка Каневского; они современны и по содержанию, потому что каждый образ обращает нашу мысль не только к стихам поэта, послужившим поводом для его создания, но и к явлениям окружающей нас жизни, отражение которых мы в этом образе узнаем.
Это относится и к сатире, нацеленной против гримас мещанского или бюрократически-канцелярского быта («О дряни», «Прозаседавшиеся», «Взяточники», «Служака» и др.), и к сатире, обличающей отвратительные порождения капиталистической клоаки («Сволочи!», «Сифилис»). И при всем этом, талант Каневского проявляется с наибольшей силой не в тех рисунках, пусть даже очень выразительных, где дается только изображение сказанного в стихах, а в тех, где найденная творческим воображением художника конкретизация образа сама служит средством сатирического обобщения, яснее доносит осуждающую мысль до зрителя.
«Жрущих - не вместишь в раззолоченные хлевы», - пишет Маяковский в стихотворении «Сволочи!» о богачах-капиталистах, скотски равнодушных к страданиям голодающих Поволжья. Каневский рисует «жрущих», но не сажает их в «раззолоченные хлевы», а, подхватывая мысль поэта, придает им скотский облик, наделяет сидящих за столом жирных буржуев свиноподобными физиономиями. Маяковский, издеваясь над омещанившимися приспособленцами - «служаками», над их хладнокровно-безразличным отношением к настоящему делу, пишет: «О коряги якорятся там, где тихая вода...». Каневский конкретизурует образ и сажает задремавшего канцеляриста вместе с креслом в корзинку для бумаг, наполовину погруженную в воду и накрепко привязанную к огромному якорю.
Стихотворение Маяковского «Мрачное о юмористах» направлено против мелкотемья и пошлости, в защиту боевой, политически заостренной критики; Маяковский пишет: «Измельчал и обеззубел, обэстетился сатирик». Как же изображает такого, с позволения сказать, сатирика Каневский? На его рисунке - молодой еще, но лысеющий человек с брюшком, вооруженный гигантской красной канцелярской ручкой, заносит ее, подобно остроге, над крошечной рыбкой в домашнем аквариуме, поистине- из пушек по воробьям! Энергичный штрих, точные пятна локальных тонов, минимальное количество подробностей, и каждая - значительна!
Лучшее - враг хорошего. Когда глядишь на этот превосходный во всех отношениях рисунок, испытываешь некоторое сожаление, что не все иллюстрации в книге достигают сатирической мощи, не уступающей силе накала гневных стихов Маяковского. Как ни смешны, например, отличные рисунки «6 монахинь», они мало что добавляют к убийственной картине ханжества и скуки, нарисованной поэтом. Правда, задача эта, как уже сказано, очень непростая; недаром и Маяковский считал, что «Самый замечательный безбожник не придумает кощунственнее шарж!» И если лучшие иллюстрации в книге все же убеждают, что Каневскому по плечу «придумать кощунственнее шарж», - это прекрасное свидетельство зрелости ума и таланта, мастерства художника.
На обсуждении выставки произведений Каневского одни выступавшие называли его добрым художником, другие утверждали, что он художник злой. И ведь правы и те и другие. Это действительно добрый художник. Его творчество целиком посвящено людям, проникнуто заботой об их благе, оно защищает добро, воспитывает добрые чувства. И это художник злой, непримиримо злой по отношению к врагам своего народа, врагам мира и социализма, с ненавистью и страстью борющийся своим искусством со всем, что враждебно человеку, его достоинству, его благородным идеалам, его счастью. Высокий гуманизм Каневского - в этом чудесном сочетании качеств тонкого задушевного лирика и разяще острого сатирика. Так же прекрасно и удивительно сочетаются в его творчестве самая невероятная фантастика и жизненная правда, доходчивость, простота и глубокая мудрость. А когда он воплощает свои замыслы в зрительные образы искусства, ему одинаково подвластны тайны и четкой графики, и нежной живописи.
В любой области, в которой работал Каневский, - в политическом плакате, в карикатуре, в станковой графике, в иллюстрировании классической литературы, в веселой детской книжке - везде многогранным его талантом созданы произведения, которыми может гордиться изобразительное искусство нашей страны, искусство социалистического реализма."
М.Йоффе "10 очерков о художниках-сатириках", "Советский художник", М. 1971. (с сокращениями)
