Острая «троица»
Художником номер один в «Крокодиле» считались сразу три человека. Это знаменитые Кукрыниксы. Помню, как я впервые увидел Кукрыниксов. Был февральский вечер. Отмечали день рождения Аминадава Моисеевича Каневского. Он тоже, как и Кукрыниксы, учился во Вхутемасе. Когда все стали прощаться у редакционного подъезда, три уже немолодых человека подбросили шапки в воздух и прокричали троекратное ура! Так по старой гимназической традиции
они приветствовали своего однокашника. Веселые и шумные вхутемасовские вечера были уже покрыты дымкой романтики. Но их допинг продолжал действовать на эту неуемную троицу и спустя сорок лет.
Появление этой троицы состоялось на рабфаке Вхутемаса в 1920-е годы. Вначале их было двое: П. Крылов и М.Куприянов. И подписывали они свои карикатуры «Кукры» до тех пор, пока к ним не присоединился Н. Соколов. С этого момента на многие годы они стали известны во всем мире как Кукрыниксы.
Начали они с шаржей на студентов и профессоров. Потом от них досталось и деятелям искусства. А. Луначарский, С. Эйзенштейн, Вс. Мейерхольд и многие другие попали на карандаш Кукрыниксам. Произведя пристрелку на артистах, они перенесли огонь на более значительные цели. Сатирическая серия «Транспорт» была создана прямо на колесах. Прицельный огонь они вели прямо из вагона, исколесив полстраны. Максим Горький очень одобрял деятельность этой тройки. И он же благословил их на борьбу с происками империализма, где они особенно преуспели.
Не так давно из Соединенных Штатов приятель прислал книгу "All The Viws To Print", автор которой американский журналист Кевин Маккенна, долгое время работал в СССР. Он систематизировал политические карикатуры, опубликованные в газете «Правда» с 1917 по 1991 год. Карикатуры Кукрыниксов занимают больше половины сборника. Здесь и Черчилль, и Даллес, и Рейган... Легче перечислить тех, кого там нет. Полистал этот сборник, и книгу по истории XX века смотреть необязательно. Карикатуры - это сама живая история в картинках. Автор снабдил сборник таблицами, в которых скрупулезно подсчитал, какие проблемы были затронуты в тот или иной период.
Часто недоумевают, как можно втроем рисовать один рисунок. Я и сам не знаю, как они работают. С. Спасский - заведующий художественным отделом «Крокодила» - по долгу службы часто бывал в мастерской Кукрыниксов, но и он не внес ясности в этот вопрос. «Ничего нельзя разглядеть, как там они рисуют, - у них в мастерской висит занавесь. Единственное, что я заметил, что и Ку, и Кры не особенно пачкают руки в краске, а вот Никс, если выныривает из-за занавески, то весь перепачкан в угле и краске. Вот и судите, как они соображают там один рисунок на троих. А может быть, это оттого, что Никс у них самый младшенький?»
Не подумайте, что я ставлю под сомнение профессиональные качества П. Крылова и М. Куприянова как художников. Ведь каждый из них по отдельности участвовал в выставках со своими живописными работами. Из поездки по Италии академики привезли замечательные пейзажи. Но как разнились вкусы членов знаменитой троицы. Если Крылова привлек Неаполитанский залив, то Куприянов предпочел изобразить развалины Колизея, а Соколов старую Аппиеву дорогу. Однако, когда дело касалось карикатуры, они были всегда вместе.
Хотя любой искусствовед будет доказывать, что индивидуальность в творческом процессе самое главное, Кукрыниксы своей многолетней совместной работой опровергли это утверждение. Карикатурист не может точно сказать, как у него возникает рисунок. Это всякий раз бывает по-разному. Иногда замысел будущего рисунка возникает целиком, а иногда в основу ложится какая-то деталь или подробность. Все это проходит в постоянном поиске оптимального решения. Такое решение легче отыскать втроем. А когда к этому добавляется мастерство каждого из них, то возникает один неповторимый почерк Кукрыниксов.
Их изобразительный стиль колюч, их острое перо пригвоздило к позорному столбу всю шайку кровавых фашистских палачей в годы Отечественной войны. В дни тяжелых испытаний они на свои сбережения приобрели самый мощный танк KB, который, вероятно, нанес немалый урон полчищам вермахта. Но на протяжении войны, с первого ее дня до самой победы, Кукрыниксы своими сатирическими залпами нанесли еще больший урон заклятому врагу. Недаром же бесноватый Гитлер приказал при взятии Москвы оставить в целости только три фонарных столба, чтобы на них можно было повесить Кукрыниксов. К счастью, этого не произошло.
На Нюрнбергском процессе у Кукрыниксов, наконец, состоялась очная встреча с персонажами всей гитлеровской своры. Исход этой встречи всем хорошо известен. Может быть, как раз на этом процессе у художников зародилась идея картины «Конец».
В одной из старых подшивок «Крокодила» можно прочитать историю, о которой поведали сами Кукрыниксы. «Однажды поздно вечером мы остановили такси и попросили подвезти домой. Вначале молчали, потом один из нас говорит: «А ведь мы, братцы, пожалуй, зря Ивана зарезали. Да, жалко человека! Но теперь уж ничего не поделаешь. А я бы и Ваську повесил, если не целиком, то хотя бы частично». Лицо водителя такси покрылось потом. А когда мы попросили его: «Нельзя во двор заехать?» «Нельзя!» - с отчаянием в голосе прохрипел он и, даже не пересчитав плату за проезд, бешено рванул с места». Этот странный разговор Кукрыниксы вели под впечатлением только что прошедшего выставкома. Ведь на их долю выпадала обязанность решать, «зарезать» художника или «повесить» на предстоящей Всесоюзной художественной выставке.
Авторитет Кукрыниксов-живописцев был ничуть не меньший, чем карикатуристов. Как члены редколлегии, они были строги. Приезжали всегда вовремя и непременно все вместе. Если кто-нибудь из них заболевал, то все вроде тоже брали бюллетень. Но в ходе заседания, конечно, выступал кто-нибудь один.
«Ну, Порфиша, скажи ты, ведь, кажется, все ясно». И Порфирий Никитич высказывал мнение всех троих. Поначалу мне особенно доставалось именно от Порфирия Никитича. Не успевал я развернуть свой рисунок, как он уже браковал его. Приходилось переделывать, и не один раз. Главная трудность состояла том, что большие рисунки, рассчитанные на журнальную полосу, ничего общего не имеют с маленькими газетными рисуночками.
Совершенно случайно мне помог приобретенный дефект. В самом конце войны наша часть двигалась на Прагу. Я стоял на подножке командирской полуторки. Дальше ничего не помню. Оказывается, машина подорвалась на противотанковой мине. Меня отбросило на 25 метров от места взрыва. После этого я не слышу на правое ухо и у меня появилось дрожание в руках. При рисовании я всячески боролся с этим, добиваясь твердой линии в рисунке. И оказалось, совершенно напрасно. Однажды я не смог совладать со своим пороком и представил «дрожащий» рисунок. И каково было мое удивление, когда рисунок прошел «на ура»! А после редколлегии ко мне подошел один из Кукрыниксов - Н. Соколов, похвалил за живую, трепетную линию в рисунке и даже пожал мне руку, которую я не мою до сих пор. Шутка. Так совсем негаданно приобрел я собственный почерк. А в карикатуре это дорогого стоит.
Кукрыниксы, как никто другой, заботились о крокодильских кадрах художников. Стоило появиться способному карикатуристу, как он сразу становился предметом пристального внимания со стороны знаменитой троицы. Таким объектом стал Борис Савков. Никаких особых академий Борис не заканчивал. Правда, за плечами у него был инженерно-конструкторский техникум, который к карикатуре не имеет прямого отношения. Ближе к карикатуре были курсы мультипликаторов, на которых он начал учиться. Как только его своеобразные рисунки увидели Кукрыниксы, для Савкова был открыт «зеленый свет». После темного совещания всегда оставляли тему для Савкова. На редколлегию по рисунку он поспевал всегда в самую последнюю минуту. И редколлегия не торопилась расходиться. Прибегал взмыленный Борис, показывал рисунок, и он почти всегда оправдывал ожидания.
В каждой редакции есть свой молодой повеса. В «Крокодиле» признанным ловеласом был художник Горохов. Все его ласково звали Егорушка. Не знаю подробности этой любовной истории, но в редакцию «Крокодила» поступило заявление от машинистки Тани. Вызвали Егорушку на заседание редколлегии и давай прорабатывать. Решали: или отлучить от работы в журнале, или ограничиться выговором. Неожиданно для всех взял слово Порфирий Никитич Крылов: «Я предлагаю ограничиться выговором. Егорушка поступил некрасиво, если дал слово - надо его держать, но чего в молодости не бывает. Каждый из нас тоже когда-то были молодым...» Так в обойме художников «Крокодила» был сохранен своеобразный талант Егора Горохова.
Сами Кукрыниксы подарили журналу сразу двух художников: Андрея Крылова и Михаила Соколова. Оба они закончили Суриковский институт по живописному факультету. Оба пришли в сатиру почти одновременно и прошли все положенные этапы развития, начиная от молодого, подающего надежды, до признанного крокодильца.
Но деятельная натура А. Крылова не позволила ему остановиться на уровне простого художника журнала, и со временем он стал главным художником журнала «Крокодил». Ну а М. Соколов все-таки предпочел живопись.
На газетных полосах «Московского комсомольца» замелькали карикатуры Ю. Федорова и Е. Щеглова. Их рисунки заметили не только читатели, но даже члены редколлегии журнала «Крокодил». В то время главным художником журнала был Борис Пророков. И когда в один прекрасный день страница «Сатиры и юмора» в газете «Московский комсомолец» приказала долго жить, рисунки этих двух молодых дарований оказались уже на страницах «Крокодила».
Когда свои первые рисунки принес на редколлегию Юра Федоров, то их можно было перепутать с рисунками самого Б. Пророкова, так они были похожи по манере исполнения. Борис Иванович заметил: «Я понимаю начинающего художника, который старается подражать, но не до такой же степени!» Юра Федоров не появлялся в редакции две недели. А когда он снова показал свой рисунок, тот оказался выполнен в совершенно новой, необычной для «Крокодила» манере, которая на многие годы стала доминирующей в журнале! Вот что значило направить на путь истинный талантливого человека.
Совсем другой путь в поисках собственного «я» в карикатуре прошел Евгений Щеглов.Талантливый рисовальщик, он никак не мог обрести собственный почерк. Одну карикатуру нарисует под Бродаты, вторую - под Семенова, третью - под Ганфа. А ведь у каждого крокодильского художника был свой стиль рисунка.
Помог случай. Нужно было срочно нарисовать рисунок в очередной номер «Крокодила», а красок не было. Маленький сынок Щеглова все краски израсходовал на своего любимого игрушечного коня. Пришлось Евгению Щеглову довольствоваться цветными карандашами. И, казалось бы, такая малость, а рисунок смотрелся совсем по-новому. Особенно такая свободная манера рисования, с использованием угольного карандаша и цветных мелков, пригодилась Евгению Щеглову при работе над серией рисунков для выставки в Манеже. Серия называлась «Искусство и зритель».
Все помнят, как в театре во время антракта зрители участвуют в кроссе к буфету или с какой завистью смотрят на предприимчивого кавалера, сумевшего быстро раздобыть с вешалки пальто для своей дамы. Наблюдательность и добрый юмор были оценены не только зрителем, но и выс-тавкомом. Эти юмористические рисунки впервые заняли подобающее место в экспозиции выставки. А раньше сатиру и юмор загоняли в отдельный раздел, своеобразное гетто, недостойное соседствовать с живописными шедеврами.
Значительную часть творчества Кукрыниксов составляют шаржи. Слово «шарж» произошло от французского «chager», что означает «преувеличивать, выделять». Этому жанру изобразительного искусства отдавали дань многие выдающиеся художники: Леонардо да Винчи, Тициан, Домье. А в России: Серов, Кустодиев, Ремизов. Казалось, среди такого созвездия трудно найти свой стиль. Но они его нашли. Многие именитые деятели литературы и искусства, которые «попали на карандаш» Кукрыниксам, наверное, были ошеломлены, когда увидели себя не в привычном туалетном зеркале, а в сатирическом. Поэтому свой альбом шаржей художники так и назвали «Это я?». Чаще всего с таким с вопросом к ним обращался тот или иной деятель. Привыкнув к фимиаму почитателей и фанатов, они были ошеломлены неприкрашенной правдой, которая сквозила в каждом шарже, нарисованном Кукрыниксами.
Для художников было совершенно не важно, кто им позирует. Заслуженный или начинающий, высокий сановник или мелкая чиновничья сошка - все они попадали под увеличительное стекло таланта Кукрыниксов. Известно, что артистам, литераторам, художникам свойственно парить в эмпиреях. Приземление на грешную землю давало им возможность посмотреть на себя со стороны.
Сама троица в автошаржах себя тоже не щадила. То изобразят себя в виде трехглавого существа, то засунут в один пиджак. А крючковатый нос Порфирия Никитича Крылова вполне соответствовал далеко не ангельскому его характеру.
Конечно, не каждый мог удостоиться быть запечатленным на шарже от Кукрыниксов. Спустя десятилетия многие звезды того времени уже угасли, а некоторые изрядно потускнели. А шаржи Кукрыниксов все живут и воссоздают атмосферу тех далеких годов, когда нарком просвещения Луначарский вел диспут с духовенством «А если ли бог?», Владимир Маяковский своей поэзией потрясал многочисленные аудитории, когда люди в городах ездили на извозчиках, а метро еще и в помине не было.
Однажды для моего сборника карикатур потребовался шарж. После крокодильской редколлегии я подошел к Михаилу Васильевичу Куприянову с такой просьбой. Я услужливо подставил для обозрения свой римский профиль, но Михаил Васильевич, повернул мою голову в фас и сказал: «Шарж нужно делать с одним глазом, так как у тебя близко расположены на лице глаза. Давай отложим до следующей редколлегии».
Но следующей редколлегии не получилось. Кукрыниксы заболели. Шарж на меня нарисовал Иван Максимович Семенов, но зато с двумя глазами.
Столпы литературы
Добра не много на двоих -
Об этом знает и ребенок.
Всего имущества у них
Двенадцать стульев и теленок.
А. Архангельский
Среди дежурных по подъезду в доме, где я живу, значилась фамилия Катаев П. В. Когда я с ним познакомился, то удивился разительному сходству его с писателем Валентином Катаевым и одновременно с писателем Евгением Петровым.
«А ничего удивительного здесь нет. Ведь В. Катаев - мой отец, а Е. Петров - мой дядя. Они родные братья. «Петров» его литературный псевдоним. Если я как-то похож на них, то, наверное, просто наследовал родовые черты».
Павел Катаев, кроме портретного сходства со своими знаменитыми родственниками, был тоже писатель. С его произведениями каждый может ознакомиться не только в печатных изданиях, но теперь и в Интернете. Так как мы оказались соседями, то при каждой встрече я старался перевести разговор на тему о создании романа «Двенадцать стульев».
«Правда ли то, что идею романа подсказал Валентин Катаев?» - допытывался я.
«Совершенная правда, ведь Илья Ильф и Евгений Петров начали совместно сотрудничать в газете «Гудок». Неправ С. Довлатов, когда писал, что газетная работа ничего общего не имеет с писательским трудом. Именно в газете «Гудок» они обрели свой сатирический почерк. Пригодился и опыт работы Е. Петрова в Одесском уголовном розыске, и повседневная наблюдательность юмориста И. Ильфа.
Валентин Катаев, который уже был известным писателем, ведь он начал печататься еще в 1910 году, посоветовал молодым литераторам замахнуться на сатирический роман. И тут же предложил сюжет «Двенадцати стульев». Среди талантливых людей было в порядке вещей делиться с собратьями по перу сюжетными ходами. Вспомним А. С. Пушкина, который подарил Н. В. Гоголю сюжет «Ревизора». Путь романа к читателю не был усеян розами. Многие почтенные редакторы считали, что «пролетариату смеяться еще рано - пусть смеются наши классовые враги». Теперь об этих редакторах ни слуху ни духу, а роман живет и здравствует. Чего нельзя сказать о творческой судьбе Ильи Ильфа и Евгения Петрова. Смерть И. Ильфа в 1937 году от туберкулеза положила конец этому блистательному сатирическому дуэту. Е. Петров ненамного пережил своего соавтора. Он погиб во время войны». Так закончил свой рассказ Павел Валентинович Катаев.
В 1936 году состоялся 1-й съезд пролетарских писателей. Кукрыниксы создали целую галерею шаржей на писателей. Особенно удался им шарж на И. Бабеля. В то время у всех на слуху была его книга «Конармия».
Во время Гражданской войны большую роль сыграла Первая конная армия. Командиром ее был легендарный Семен Михайлович Буденный. Его армия отбросила полки белого генерала Деникина, которые наступали на Москву. В те годы еще только появились на поле боя первые танки, а основной движущей силой в войне был конь. Не знаю, кто был автором идеи создания конной армии, но она полностью себя оправдала. Недаром в довоенные годы был популярен «Марш Буденного»:
Мы - красные кавалеристы, И про нас
Былинники речистые Ведут рассказ...
Одним из таких былинников являлся писатель Исаак Бабель. Он прошел с легендарной армией весь путь от Воронежа до Перекопа и написал замечательную книгу «Конармия».
Расскажу такую историю. Метро всегда считалось оборонным объектом. Оно оправдало себя во время войны, когда тысячи жителей Москвы нашли в нем надежное убежище от немецких бомбежек. Еще большее значение придавалось метро, как убежищу, во время холодной войны. Ведь речь шла не только о сохранении жизни во время взрыва атомной бомбы, но и о последующем выживании в условиях радиации. Для этого при проектировании станций метро разрабатывалась целая система защитных мер, о которых не принято писать в открытой печати.
Все проектировщики метро проходили проверку спецотдела на предмет благонадежности и сохранения военной тайны. При оформлении допуска к секретной работе предлагалось ответить на вопросы анкеты: «Есть ли у вас родственники за границей?» и «Есть ли в семье репрессированные?»
Среди сотрудников конструкторского отдела выделялась своим аристократическим видом главный инженер проекта Валентина Георгиевна Пирожкова. По ее изысканным манерам никто не мог предположить, что она занимается прозаичным инженерным делом. Когда я поделился этими соображениями с одним из старожилов нашего отдела, то услышал: «А Пирожкова, так ведь она жена врага народа Бабеля. Он автор рассказов «Конармия». Кстати, хочешь, расскажу анекдот на эту тему. Один журналист спрашивает у Буденного, бывшего командарма Первой конной армии: «Семен Михайлович, как вам понравился Бабель?» Буденный подкрутил свои пышные усы и ответил: «Смотря какая Бабель!»
В послевоенное время реализм Бабеля был не в чести. На литературном небосклоне сияли новые звезды: «Кавалер Золотой звезды» С. Бабаевского, «Далеко от Москвы» В. Ажаева. Я все порывался заговорить с Валентиной Георгиевной о писателе Исааке Бабеле, да так и не осмелился. В те годы делиться семейными тайнами было не принято, да это было и небезопасно.
(Продолжение следует)