Чужестранец | The Stranger, 1946.
«Совершите преступление, и земля станет стеклянной.
Совершите преступление, и вам покажется, что вся земля покрылась снегом, и точно так же, как зверь или птица оставляют на нем следы,
вам не удастся оставаться незамеченным. Вы не вспомните, что говорили вчера, вы не сможете стереть отпечатки ног своих. Даже лестницу не сможете поставить так, чтобы на снегу не осталось ямки».
В разных интервью сам Орсон Уэллс по-разному оценивает этот фильм - от самого неудачного до вполне пристойного, за который ему не стыдно.
Что ж, стыдиться и впрямь не за что - это крепко сшитый детектив с безупречно нуарным зачином и устойчивым, современным фильму, антифашистским духом.
Начало фильма радует глаз - тут и фирменный проезд камеры снизу вверх, и крупные тени на стенах зданий. Герои появляются темными силуэтами в оконных проемах, а когда им случается оказаться на первом плане, их лица меняются в неверном свете уличных фонарей. И вдобавок под покровом ночи, как говорил доктор Лосберн.
В какой-то момент кажется, что Уэллс ненавязчиво цитирует хичкоковскую "Тень сомнения" - мрачное начало с темой преследования, затем перенос в тихое провинциальное местечко с уютными домиками, вот только преступник уже давно здесь.
Федеральный агент Уилсон прибывает в университетский городок вслед за выпущенной на свободу "наживкой", в надежде, что та приведет его к военному преступнику - идейному вдохновителю фашистских изуверств в концлагерях, скрывавшемуся даже от своих. Человек-миф, ежедневно создающий сложную легенду (как это должно было быть знакомо Уэллсу!). Под подозрением учитель истории Чарльз Рэнкин, человек пришлый и преступно обаятельный. Против него говорит и его хобби - страсть к часам, которая является единственной подтвержденной приметой безумного Киндлера.
Основной претензией рецензентов к этому фильму чаще всего оказывается неправдоподобность детективной составляющей - Уэллс, простите, Рэнкин aka Киндлер выделяется среди местных жителей как дуб в чистом поле. Что, к слову, объясняет слепую страсть его жены, к чему мы еще вернемся. Помилуйте, какие разговоры он ведет за семейным столом, статочное ли дело! Даже экзальтированная старушка, восклицающая: "Он чужестранец!", кажется, больше понимает всю опасность сложившейся ситуации. А у Уилсона он всего лишь под подозрением до тех пор, пока это не становится совсем уж неприличным и он пытается выказать обеспокоенность жизнью миссис Рэнкин.
Главным недостатком и достоинством одновременно можно считать бронебойное обаяние Уэллса - только документальные кадры из концлагеря действуют, словно пощечина, на зрителя и он получает возможность смотреть на все уже более здраво, а до тех пор никакие доводы Уилсона не действует и при всей очевидной вине героя, она ему не пристала. Даже жестокая в своей неожиданности сцена убийства человека в молитвенном обращении и суетливые попытки героя скрыть труп под ворохом листьев, которые еще недавно кружил ветер под беззаботную музыку - и ведь это 15 минута фильма - практически ничего не меняет в восприятии героя. Безграничное обаяние абсолютной мужественности покоряет и уверяет в его правоте - вот почему раз за разом ему верит жена и не допускает и тени сомнения. Ночной разговор после ее кошмара, ложь в церкви, выдуманная история в духе "Американской трагедии" Драйзера - все ложится на благодатную почву беззаветного доверия.
Как бы там ни было, ведущая пара актеров замечательно хороша именно в совместных сценах - сочная и мягкая красота Лоретты Янг гармонирует с напористой полнокровностью Орсона Уэллса, одновременно и выделяя его, и выделяясь сама.
Лучшей сценой в фильме в плане визуального воплощения является, безусловно, финал, начатый проходом Мэри по кладбищу и законченный казнью Киндлера.
Как всегда это бывает у Уэллса, ткань повествования прошита множеством нитей, которые внимательный зритель будет с удовольствием отмечать и распутывать. Вот увлечение часами приобретает новое воплощение в хронометраже событий в финале. Вот Киндлер машинально рисует свастику в блокноте, разговаривая с женой по телефону. И, наконец, лейтмотив расследования - следы на снегу. Вот возникает первая твердая улика - убитая собака - Уилсон и брат Мэри выходят от ветеринара и идет снег. След взят. На вечеринке Уилсон цитирует Эмерсона и говорит об отпечатках на снегу, которых не спрятать. И вот в финале аптекарь невзначай роняет: "Похоже, будет снег". Похоже, вы, наконец, попались, герр Киндлер.