Венгрия весной - удивительный край для глаз. Начало апреля совсем не похоже на московское. Начало венгерского апреля похоже на начало лета. Только голые поля выдают.
В Надьборжонь мы вернулись. И я покажу вам церковь, которой уже около 900 лет.
Только я опять попрошу вас включить видео. Песня не имеет ничего общего с моим рассказом.
Песня "про любовь", вернее, про то, как он любовь отпустил, недостоин оказался, а теперь жизнь рассыпается на кусочки, которые он собрать не может, и все теперь зависит от... ну, не знает он, что впереди. Такая песня. Тривиальный сюжет. Песню написал для себя Тибор Кишь, лидер группы " Квимби", и в его исполнении песня, ах, как хороша. Но я предлагаю вам очень венгерский вариант - исполнение с оркестром народной музыки "Чик Зенекар". С большим трудом выбрала вариант, их на Ютубе - море, и каждый, при условии одних и тех же исполнителей, отличается от другого. Выбрала один из тех, где с оркестром поет автор. И посмотрите, пожалуйста, на солистку оркестра - Марианн Майороши - как она превращается в красавицу, стоит ей только запеть (в венгерском языке нет категории род: он, она, оно - все одно, о потере любви может петь любой). И прислушайтесь, как мотив песни переходит в знакомую всем знаменитую мелодию, сливается с ней и также органично возвращается к себе. "Most múlik pontosan" - клянусь, что будете напевать. Если бы не тревожный контрабас вначале, я бы и не рассказывала, о чем песня - настроение мелодии очень подходит к рассказу о деревне Надьборжонь.
Click to view
Мы позвонили смотрителю, договорились о встрече у ворот церкви через час, а сами отправилусь в музей... варенья - Lek-Vár-Lak,
расположенный в одном из домов деревни. Lek-Vár-Lak - не совсем музей, это небольшая фабрика по производству варенья, варенье там варят, показывают процесс, рассказывают о венгерских традициях варки, рассказывают, улыбаются и заставляют пробовать варенье из тысячи банок.
Вот здесь нас угощали, в этой комнате.
Стоило только произнести название ягоды или фрукта, тут же на столе появлялся новый поднос с баночками.
Совершенно потеряв ориентацию во вкусах многочисленных варений, я спросила у мужа:"И мы вот так запросто, ничего не купив, уйдем отсюда?" Мы купили, до сих пор не пробовали. Пока я переставляю баночки с места на места и думаю, при каких обстоятельствах позволю себе их открыть и съесть содержимое. Это должно быть какое-то очень хорошее событие. Или очень плохое. Я верю в волшебство этого варенья. (Кстати, если транзитный рейс задержит вас на пару часов в аэропорту Будапешта, поищите в магазинах варенье Lek-Vár-Lak. Оно не дороже магазинного европейского, но вкуснее. Потому что настоящее.)
И мы побродили по дому:
На одной из полок я увидела вот это:
Слово "Закуска" известно венграм, только они не совсем понимают, что это такое. Потому что каждый раз в банке с надписью "Закуска" совершенно разный продукт. В Lek-Vár-Lak знают, наверное,- закусок разных у них целая полка. А я-то старалась, объясняла про корень слова, про приставку, про традицию пить, но не есть, а за-кусывать, про то, что закуской может быть даже плавленный сырок. Или карамелька. Вот смешно, всякий раз увлекаясь раскрытием темы закуски, я отвлекалась на нюансы, на которые без помощи венгров никогда бы не обратила внимание, и в конце концов сама запутывалась. Кстати, живя в чужой стране, острее чувствуешь родной язык, находятся чудaковатые аналогии и совершенно нелепые кальки. Когда говоришь и не задумываешься, этого не замечаешь. И, наоборот. Я, к примеру, проверяла на ирландцах бородатый анекдот про "ту румз ту рум ту ту ту" - только после просьбы не вникать в смысл сказанного, а слушать мелодию шутка понятна англоязычным.
Да, нам пора двигаться в сторону церкви.
Дело было еще в ХII веке, когда тогдашний король постановил, что на каждые три деревни должна быть церковь. И церковь построили в Надьборжони. Конечно, она носит имя Святого Иштвана. В некоторых источниках ее называют церковью шахтеров: во времена Австро-Венгерской империи на этой территории жило и работало много шахтеров-немцев, и церковь была лютеранской.
Трудно поверить, но в здании церкви очень мало современных изменений, реставрация проводилась искючительно при необходимости, многие ремонтные работы происходили так давно, что их можно не брать в расчет как обновления. Наибольшие повреждения достались церкви во время Второй Мировой войны, когда местные жители прятались в здании церкви, и церковь служила мишенью для обстрела.
В церкви нет электричества: окна расположены так, чтобы в светлое время суток в помещение всегда попадал свет. Слюда в окнах была заменена на витражи.
Все убранство церкви составляют 12 крестов на стенах - их никогда не подкрашивали, они так и выглядели с того момента, как появились на этих стенах.
Вот здесь, где кирпичная кладка на полу, похоронен один из священников, служивший в церкви.
Снаружи на стене здания можно увидеть горельефы 19 казненных монголов (однажды монгольская орда дошла до этих мест.). Глядя на общую картину, можно решить, что горельефов должно было быть 20. Так и было: один из пленных сбежал, врать не стали - на стену поместили 19.
Трогателен такой экспонат, сделанный одним из жителей деревни:
Нынче церковь считается действующей, но не принадлежит ни одной из конфессий. Любой священник может отслужить здесь службу, любой из верующих может заказать службу и пригласить своего священника. Не только католического, но даже и не христианского. Место, принимающее любое вероисповедание. Оно за время своего существования видело много и разных.
А вообще, территория церкви - большое кладбище, здесь хоронили священнослужителей и достойных жителей трех деревень.
С велосипедистом ничего не случилось. Это смотритель приехала на велосипеде, открыла для нас церковь, провела экскурсию - потратила на нас двоих два часа собственной жизни. В самом начале апреля 2011 года.