(no subject)
Вчера в Твери наконец побывали и в музее Салтыкова-Щедрина. Музей, собственно, был закрыт на реставрацию, но нас все же пустили. Мы не знали о том, что накануне "Культура" показала новый фильм Золотусского о С.-Щ. Пасквильный фильм.
И только теперь уже, посмотрев его, понимаю, почему так были смущены и даже расстроены сотрудники музея.
Цикл включает четыре фильма. В первых двух никакой крамолы, все только о безупречной честности С.-Щ. Разве только честность эта на службе делала его слишком неуживчивым, а потому и кочевал он по России, сменяя одну высокую должность на другую (Рязань, Тверь, Пенза, Тула). Первые два фильма оказались лишь прологом к следующим двум, главным, разоблачительным. Цель разоблачения - объявить С.-Щ. недостойным звания русского писателя.
Фильм сопровождает мрачный видеоряд в черных тонах из укрупненных портретов писателя "с суровыми, слегка выпученными глазами" и очень странно отобранная музыка, с эффектом постоянного нагнетания. Жутковато и даже страшно.
Вот примерное содержание концепции, уличающей "безнадежную сатиру" С.-Щ. в антипатриотизме. Это к сведению «так называемых щедриноведов», как их назвал З.
Никто еще до Щедрина не изничтожал ни собственной истории, ни собственного народа.
Он недоволен всем. Он недоволен всем сооружением государства!
Щедрин не вписался ни в государственный механизм, ни в литературу.
С-Щ пренебрежительно говорил о Гончарове и его "Обломове", о Достоевском и романе Толстого "Война и мир".
(собственно, а кому еще, кроме Страхова, «Война и мир» сразу понравилась? Ни Достоевскому, ни Тургеневу, не только С-Щ)
Александр Ульянов при встрече с уже совсем нездоровым и ослабшим С.-Щ. тряс с благодарностью и сжимал ему до боли руку. Убийцы и революционеры. Вот кто его читатели!!!
А раскаялся Щедрин слишком поздно. Когда уже умирал, завещал похоронить его рядом с Тургеневым. И только тогда-то вернулся в лоно русской литературы.
И наконец о болезни писателя, приведшей к смерти. Воспаленное его сердце, - говорит Золотусский, - это его рок, судьба. Это постоянная гневливость разрушала его организм!
Добро бы граница была проведена между чистой литературой и литературой на злобу дня, сатирической, публицистической и т.п. Хотя и здесь есть о чем поговорить. Традиция актуализировать С.-Щ. уже давно не предполагает видеть в нем еще и большого писателя. Но Золотусский границу проводит иначе. Русский писатель - тот, кто сострадает. Отказавшись от сострадания, С.-Щ. подписал себе приговор и лишил себя места в русской литературе. Любопытно было бы узнать у гоголеведа, где оно, это сострадание у Гоголя, например, в "Мертвых душах" или в "Ревизоре". Если только в вульгарно-социологической или школьной интерпретации мы должны жалеть Башмачкина? Разве у Щедрина, и не только в "Глупове", не та же гоголевская вымышленная и искаженная реальность?
Ну, и о "воспаленном гневливом сердце" Щедрина без любви и сострадания (надо ли говорить, что все цитаты подбирались З. примитивно тенденциозно).
Пусть хотя бы одна будет возражением тому, что боль сердечная у С.-Щ. от ненависти и гнева. От "странной" любви она, эта боль.
Из романа "Убежище Монрепо":
Я знаю, есть люди, которые в скромных моих писаниях усматривают не только пагубный индифферентизм, но даже значительную долю злорадства, в смысле патриотизма. По совести объявляю, что это - самая наглая ложь. Я уже не говорю о том, что обвинение это очень тяжелое и даже гнусное, но утверждаю положительно, что я всего менее в этом виноват. Я люблю Россию до боли сердечной и даже не могу помыслить себя где-либо, кроме России. Только раз в жизни мне пришлось выжить довольно долгий срок в благорастворенных заграничных местах, и я не упомню минуты, в которую сердце мое не рвалось бы к России. Хорошо там, а у нас... положим, у нас хоть и не так хорошо... но, представьте себе, все-таки выходит, что у нас лучше. Лучше, потому что больней. Это совсем особенная логика, но все-таки логика, и именно - логика любви. Вот этот-то культ, в основании которого лежит сердечная боль, и есть истинно русский культ. Болит сердце, болит, но и за всем тем всеминутно к источнику своей боли устремляется...
Судьба музея неизвестна. Сильно протекающую крышу чинить уже отказались. Говорят, еще 50 лет продержится. Внешние стены побелить вроде собираются.
И так, для сравнения. Вид музея Салтыкова-Щедрина в Твери, а также здания, которое находится в конце той же улицы. Второе, которое отреставрированное и смотрится как новая копеечка, - это "министерский" дом (в нем Министерство финансов, министерство антимонопольной службы, мин-во строительства и проч., а также министерство образования).
Уже не один раз встречаю среди тем школьных экзаменационных сочинений по-новому сформулированную "тему родины" у Лермонтова.
"Можно ли назвать Лермонтова патриотом?"
Аналогичная есть и про Чацкого (можно ли п. назвать Ч.?)
Самое время трафарет приложить и к С.-Щ.:
"Можно ли Салтыкова-Щедрина назвать патриотом?" Ответ очевиден. Да и в школьной программе его скоро не будет.
Музей снаружи
и внутри
"Министерский" дом на той же улице.
И только теперь уже, посмотрев его, понимаю, почему так были смущены и даже расстроены сотрудники музея.
Цикл включает четыре фильма. В первых двух никакой крамолы, все только о безупречной честности С.-Щ. Разве только честность эта на службе делала его слишком неуживчивым, а потому и кочевал он по России, сменяя одну высокую должность на другую (Рязань, Тверь, Пенза, Тула). Первые два фильма оказались лишь прологом к следующим двум, главным, разоблачительным. Цель разоблачения - объявить С.-Щ. недостойным звания русского писателя.
Фильм сопровождает мрачный видеоряд в черных тонах из укрупненных портретов писателя "с суровыми, слегка выпученными глазами" и очень странно отобранная музыка, с эффектом постоянного нагнетания. Жутковато и даже страшно.
Вот примерное содержание концепции, уличающей "безнадежную сатиру" С.-Щ. в антипатриотизме. Это к сведению «так называемых щедриноведов», как их назвал З.
Никто еще до Щедрина не изничтожал ни собственной истории, ни собственного народа.
Он недоволен всем. Он недоволен всем сооружением государства!
Щедрин не вписался ни в государственный механизм, ни в литературу.
С-Щ пренебрежительно говорил о Гончарове и его "Обломове", о Достоевском и романе Толстого "Война и мир".
(собственно, а кому еще, кроме Страхова, «Война и мир» сразу понравилась? Ни Достоевскому, ни Тургеневу, не только С-Щ)
Александр Ульянов при встрече с уже совсем нездоровым и ослабшим С.-Щ. тряс с благодарностью и сжимал ему до боли руку. Убийцы и революционеры. Вот кто его читатели!!!
А раскаялся Щедрин слишком поздно. Когда уже умирал, завещал похоронить его рядом с Тургеневым. И только тогда-то вернулся в лоно русской литературы.
И наконец о болезни писателя, приведшей к смерти. Воспаленное его сердце, - говорит Золотусский, - это его рок, судьба. Это постоянная гневливость разрушала его организм!
Добро бы граница была проведена между чистой литературой и литературой на злобу дня, сатирической, публицистической и т.п. Хотя и здесь есть о чем поговорить. Традиция актуализировать С.-Щ. уже давно не предполагает видеть в нем еще и большого писателя. Но Золотусский границу проводит иначе. Русский писатель - тот, кто сострадает. Отказавшись от сострадания, С.-Щ. подписал себе приговор и лишил себя места в русской литературе. Любопытно было бы узнать у гоголеведа, где оно, это сострадание у Гоголя, например, в "Мертвых душах" или в "Ревизоре". Если только в вульгарно-социологической или школьной интерпретации мы должны жалеть Башмачкина? Разве у Щедрина, и не только в "Глупове", не та же гоголевская вымышленная и искаженная реальность?
Ну, и о "воспаленном гневливом сердце" Щедрина без любви и сострадания (надо ли говорить, что все цитаты подбирались З. примитивно тенденциозно).
Пусть хотя бы одна будет возражением тому, что боль сердечная у С.-Щ. от ненависти и гнева. От "странной" любви она, эта боль.
Из романа "Убежище Монрепо":
Я знаю, есть люди, которые в скромных моих писаниях усматривают не только пагубный индифферентизм, но даже значительную долю злорадства, в смысле патриотизма. По совести объявляю, что это - самая наглая ложь. Я уже не говорю о том, что обвинение это очень тяжелое и даже гнусное, но утверждаю положительно, что я всего менее в этом виноват. Я люблю Россию до боли сердечной и даже не могу помыслить себя где-либо, кроме России. Только раз в жизни мне пришлось выжить довольно долгий срок в благорастворенных заграничных местах, и я не упомню минуты, в которую сердце мое не рвалось бы к России. Хорошо там, а у нас... положим, у нас хоть и не так хорошо... но, представьте себе, все-таки выходит, что у нас лучше. Лучше, потому что больней. Это совсем особенная логика, но все-таки логика, и именно - логика любви. Вот этот-то культ, в основании которого лежит сердечная боль, и есть истинно русский культ. Болит сердце, болит, но и за всем тем всеминутно к источнику своей боли устремляется...
Судьба музея неизвестна. Сильно протекающую крышу чинить уже отказались. Говорят, еще 50 лет продержится. Внешние стены побелить вроде собираются.
И так, для сравнения. Вид музея Салтыкова-Щедрина в Твери, а также здания, которое находится в конце той же улицы. Второе, которое отреставрированное и смотрится как новая копеечка, - это "министерский" дом (в нем Министерство финансов, министерство антимонопольной службы, мин-во строительства и проч., а также министерство образования).
Уже не один раз встречаю среди тем школьных экзаменационных сочинений по-новому сформулированную "тему родины" у Лермонтова.
"Можно ли назвать Лермонтова патриотом?"
Аналогичная есть и про Чацкого (можно ли п. назвать Ч.?)
Самое время трафарет приложить и к С.-Щ.:
"Можно ли Салтыкова-Щедрина назвать патриотом?" Ответ очевиден. Да и в школьной программе его скоро не будет.
Музей снаружи
и внутри
"Министерский" дом на той же улице.