Рецензия Михаила Новикова на книгу Самииздат века
РВБ: Неофициальная поэзия. Версия 2.99s от 23 ноября 2008 г.
Михаил Новиков.
Граффити на железном занавесе.
Сказать, что книга эта не пугает, нельзя. Пугает. Размерами: физическими своими статями и объемами предлагаемой информации. Весит, кажется, килограммов пять. Неудобоносима и неудобочитаема - формат больше, чем А4. Больше тысячи страниц, бумага плотная. Название - величественное, что говорить. "Ну, привет тебе, итог века, от итога века", - сказал мне, в книгу попавшему, другой в нее попавший. Каково чувствовать себя итогом?
Не особенно, на мой вкус, приятно. Лавр несколько незаслуженный для моей возрастной категории. С другой стороны, в "Самиздате века" есть авторы 68-го года рождения, которые пешком под стол ходили - в литературном, разумеется, плане, - когда советский строй начал накрываться. И для них понятие "самиздат" вообще смысла не имеет или имеет какой-то другой смысл, деполитизированный. А как может быть самиздат без политики?
Но ведь может. Надпись на заборе - это чистый самиздат. Три буквы на воротах, а ворота закрыты на цепь - чем не символ?
Символ, конечно. И он присутствует в книге, демонстрируя удивительное и вечное стремление человека - пусть даже очень незамысловатого человека - донести до людей свое сокровенное. Так может быть, самиздат следует определять именно по этому первичному, незамутненному намерению - спрямить расстояние, убрать посредников. Чтоб от сердца к сердцу.
Но и этого мало. Детские рисуночки, листовочки, школьные стенгазеты - но не те, которые на совете дружины, склоняясь над ватманским листом, сопя, стараясь, скучая... А те, которые дома - или в школе, но под партой. Милая детская графомания есть тоже самиздат - и в томе присутствует. Наряду с татуировками и блатными песнями. И частушками. И, вообще-то, черт знает чем. Система отбора материала была, насколько можно судить, такова, чтоб не осквернять замысла классификацией: легло как легло, собралось как собралось.
Всякие возражения и соображения возникают на каждом шагу. Например, можно ли считать истинным самиздатом то, что было много раз опубликовано после, вошло в литературный обиход? И как быть с тамиздатом? Все, кто застал эти времена, помнят, конечно, что это совершенно разные были жесты - что-то тиснуть тут самому и что-то тиснуть там, волей-неволей принимая участие в какой-то чужой игре. Сейчас-то видно, что тамиздатские журналы воспроизвели отечественную схему: свои - чужие, Твардовский - Кочетов. И почему-то "Континент" был одно, а "Грани" - другое, и что-то там еще было третье и десятое. Я, возможно, путаю что-то, но это не со зла. Забылось просто.
И вот в "Самиздате века" это забытое, публицистика, выглядит диковато. Читать может только специалист, политолог, решивший погрузиться в извивы общественной мысли двадцатилетней давности. Тем странней разрыв между тем, как добросовестно, с каким пылом рассуждали и спорили эти авторы и как безнадежно архаично сейчас выглядят и стиль, и результаты этих споров. Несколько обидно, что эта добротность видится теперь совершенно утраченной - по крайней мере в текущей газетной публицистике, - а именно с ней и стоит сравнивать самиздатскую. Но нет, поздно. С медитациями на тему "как нам обустроить" все понятно. Никаких "нас" не существует в природе.
Конечно, куда мощней и художественней было б поместить вместо публицистики - прозу самиздата. Но кто поручится, что эта проза не выглядела бы еще хуже, чем публицистика? Шедевры - скажем, "Архипелаг ГУЛАГ" - напечатать в антологии нельзя: объем. Тексты второго ряда - среди них вполне могут быть шедевры - рискованно. А ну как промахнешься, попадешь не в шедевр?
А колоссальный левиафан, резвящийся рядом с самиздатом, то и дело обдавая его фонтанами разноцветных брызг: самодеятельная литература. Все эти безумные литобъединения при заводах и клубах - которых так или иначе коснулись все или почти все самиздатские авторы. А в тех глубинах моря народного водились вещи прекрасные. Я помню, например, как-то попавший в Москву и высоко оцененный именно в самиздатских кругах устав одного дальневосточного ЛИТО. Основополагающие принципы этой хартии были такие:
1. Прочти матери. 2. Руби скалу.
И если рубщиков скал и чтецов матерям снесло куда-то течением, то все-таки надо признать, что самиздат требовал примерно такого же класса, такой же силы и закалки максимализма. Достаточно почитать стенограмму суда над Бродским - очень отрезвляющая литература. А прочитав стихи - прекрасные, хорошие, гениальные, слабые, какие-то еще, - понимаешь, что даже, пожалуй, и составлена-то книжица правильно, и не вовсе наугад. Получается такое поле всяких мыслей и обрывков фраз, в котором жил какой-то житель этих мест, умеющий читать, - лет двадцать назад. Это поле называется время. Его портрет, правдивый и произвольный, у составителей книги получился. Так чего нам желать еще?
«Пушкин», # 5 (11), 1 июля 1998, с.20.