НАЦИЯ В ПЕРЕПЛЕТЕ
Чем объясняется популярность украинских писателей до и после майдана
24 августа - День независимости Украины. Провозглашена она была Верховной радой в 1991 году, но лишь сейчас будет отмечаться в действительно отдельном, самостоятельном государстве. Оставим в стороне разговоры о степени и качестве этой самостоятельности, о нелепых подчас шараханьях новой власти, оставим и модные нынче у нас разговоры о том, что-де сало в Украине подорожало, зарплаты и пенсии не выросли, да и вся достославная революция «разбилась о быт». Напомню лишь одну принципиальную вещь: не во имя сала и не ради прибавок к зарплатам и пенсиям люди в Украине выходили на улицы. Ну а по поводу того, что им за это платили (иначе бы не пошли!), да и все украинское пробуждение-возрождение было-де спровоцировано извне, я не только не соглашусь, но точно знаю, что это не так.
Почему? Потому что с огромным интересом читаю в последние годы современную украинскую литературу.
Это не та украинско-советская, над чтением которой можно было заснуть, и не классическая украинская (Шевченко, Леся Украинка) - прекрасная, но все же отдаленная от сегодняшних интонаций и смыслов. Это другая литература. Знакомство с ней убеждает: Майдан зарождался не в политических кабинетах, ни тем более за океаном, а в сознании людей, отражаясь и предвосхищаясь в литературе, творящей, по выражению философа и поэта Лины Костенко, «гуманитарную ауру нации».
Откуда же взялась другая украинская литература?
В девяностые годы на волне национального возрождения, мощной тяги (особенно в интеллектуальной среде) к освобождению от прессинга советско-коммунистической власти в Украине появляется целая плеяда молодых, талантливых, энергичных писателей: Оксана Забужко, Юрий Андрухович, Мария Матиос, Олександр Ирванец, Юрий Винничук, Кость Москалец, чуть позже - Сергей Жадан, Тарас Прохасько (всех не назову, ярких авторов в новой украинской литературе много). Эта литература заговорила не на «украинском советском», на котором, по недавнему замечанию Сергея Жадана, никто не разговаривал, а лишь писались книги, получавшие госпремии, а на живом, современном языке улицы и города.
О чем заговорила? О том, что болело, цепляло, просилось быть осмысленным и высказанным. О любви и ее горечи, о безысходной в тоталитарные времена любви к Украине («Полевые исследования украинского секса» Оксаны Забужко), о драматических событиях в Западной Украине времен войны и послевоенного времени, о судьбах людей, замалчиваемых в советские годы («Нация», «Даруся сладкая» Марии Матиос), о мучительной связи с Москвой и остром желании вырваться из объятий империи («Московиада» Юрия Андруховича), об испытаниях, ожидавших литераторов, отважившихся (уже в постсоветское время!) работать исключительно на родном языке («Вечерний мед» Костя Москальца).
Примечательно, что все эти авторы начинали как поэты, многие и сейчас продолжают писать стихи. Отсюда, наверное, музыкальность новой украинской прозы. Творческие манеры - самые разные: от сугубо реалистической (Матиос) до хулигански постмодернистской (Андрухович). Правда, постмодернизм украинский какого-то особого разлива: в нем нет цинизма - этой главной ноты постмодернизма российского.
Зато вся новая литература Украины немыслима без подзабытой в нашей литературе гражданственности - причем здесь она не патетическая, а очень человечная. Литература занялась извечным, для нее лишь одной посильным делом - разбираться в «постсоветской» душе украинского человека, душе, мучимой умолчанием, насилием, ложью.
Иногда, читая украинских литераторов, кажется: уж слишком откровенно они пишут. Прикрылись бы спасительной иронией да самоиронией, эдакой усмешечкой сквозь зубы, отступив на шажок-другой от происходящего. Но смею думать: не будь этой откровенности в литературе, не случился бы и Майдан.
Потому что новая украинская литература - это литература в первую очередь о свободе - от насилия, от «промывания мозгов», от социальной беспомощности и от готовности в очередной раз быть обманутыми.
В конце 2003 года (за год до Майдана) в Киеве появилась книжка «Нерви ланцюга» («Нервы цепи»). 25 современных украинских поэтов и писателей выразили в ней свое понимание свободы - и, главное, понимание того, как долог будет путь к ее обретению.
«Почему мы такие циничные? - спрашивает в своем эссе в «Нервах» Оксана Забужко. - Мы не циничные, мы нищие. Не деньгами, нет, это дело наживное, мы убогие духом. Мы так долго «выживали», что, когда нас наконец-то спустили с цепи на волю, мы просто не знали, что на этой воле можно делать, кроме как наращивать и преумножать…
Нам не сказали, чего еще можно хотеть от жизни, кроме комфорта и почестей, и поэтому, услышав, что кто-то там выходит с лозунгами на площадь, мы подозрительно щуримся: не иначе им заплатили!.. Это врожденное недоверие к каким-либо мотивам человеческих поступков, кроме непосредственной выгоды, эта клиническая духовная убогость - первейший и безошибочный знак того, что из национального генотипа удален ген свободы…».
Как воспринималась новая, будоражащая сознание литература в Украине? Московский критик Александр Гаврилов за несколько месяцев до оранжевой революции побывал во Львове на книжной ярмарке. На литературные вечера во время этой ярмарки в залы набивалось столько людей, что однажды, вспоминает Гаврилов, «мы вытащили стол и два стула (для выступающих) во двор. Двор был забит битком, а кроме того, львовские дворы - это такая помесь одесских и питерских, и весь этот трехэтажный двор был увешан людьми: вверху, то есть с балконов двора, с внутренних галерей двора свисали люди, чтобы послушать…». «Украина сегодня слушает своих литераторов, хочет их знать и хочет их слышать», - резюмировал Гаврилов. Слушает и хочет слышать.
Так бывает в одном случае - когда у литературы и ее читателей общими становятся ценности, ориентиры, смыслы.
…В ноябре-декабре прошлого года украинские писатели вместе с тысячами граждан Украины вышли на свои майданы. Шли в колоннах митингующих, стояли в оцеплении. Сергей Жадан - тридцатилетний преподаватель Харьковского педагогического университета - был, например, комендантом местного оранжевого палаточного городка. И что теперь?
Юрий Андрухович недавно признался: сегодня, когда он читает и слышит своих политиков, «хочется порой метнуться к зеркалу и спросить у своего отражения: за это оно боролось?». Однако разочарования нет, хоть нет, понятно, и эйфории. Журналы выходят, книги издаются, и новая украинская литература «не перестает». Главный вопрос: сможет ли новая реальность Украины стать адекватной своей художественной литературе?
Не стоит питать иллюзий. Прав, по-моему, Андрухович, когда говорит, что Майдан, явив собой сконцентрированный образ Украины, как будто показал нам ее проекцию в будущее - как Украины «возможной, потенциальной… где все люди будут свободны, разумны и толерантны».
Елена МАРИНИЧЕВА, журналист, переводчик с украинского
22.08.2005
http://www.novgaz.ru/data/2005/61/32.html