Эпический фейл трактирщика
Внимание! Внимание!
Неуловимый и неутомимый пират Николян-квартира-в-руинах сегодня совершил одно из самых дерзких своих нападений!
Пожалуй, достойное того, чтобы войти в историю самых дерзких пиратских налетов!
Владелец трактира только-только отвернулся, дабы обслужить своих постоянных посетителей - грозного Коляна и Варвару прекрасную, добрым горячим ужином, как был оглушен ужасающим нечеловеческим воплем, от которого сердце позорно оступилось, а другая пара (не самых популярных в светской беседе) мышц организма кое-где напряглась, а кое-где и расслабилась, чуть было не приведя к еще одному ужасающему воплю, на этот раз трактирщика.
Обернувшись со скоростью, от которой хрустнули колени и что-то еще, но уже в пояснице, трактирщику предстала ужасающая картина: головорез Николян-квартира-в-руинах вопил что было мочи. Ревел так, что знающая его как облупленного, родная сестра Варвара, пресекающая обычно любые разрушительно-душевные порывы братца, замерла с округлившимися глазами, не донеся чашку с какао до рта.
Даже живущая в трактире старая бывалая крыса, меланхоличная, привыкшая ко всем привратностям, какие только могла придумать, а потом подсунуть садистка-судьба, и та, подпрыгнув, предпочла исчезнуть в своей норе и больше не выпискиваться.
Вопль резал по ушам, заставлял вибрировать диафрагму, а фарфор не полопался только потому, что его попросту небыло.
Понимание пришло к трактирщику вместе с фатальным осознанием того, что небольшой, кровавого цвета пузырек, стоящий перед Николяном без крышки, находится там не должен. Совсем не должен. Точнее было бы сказать, что находиться склянке где-либо, кроме Мариинской впадины, было просто-напросто противопоказано с того самого момента, как обдолбанный отборным, неразбавленным красным перцем, психопат Эдмунд эль Макилинни, ведомый жаждой пиромании придумал ее содержимое.
Отсутствующий в обычном меню пузырек, проходящий по поваренной книге не иначе как "жидкий пиз**ц АДъ - выжгу все н*хуй" пользовался популярностью только у одного посетителя - у самого трактирщика и был забыт им на столике, вопреки всем правилам безопасности содержания пиратского трактира.
Оцепенение спало вместе с затиханием рева где-то в недрах яростно булькающего пиратского пуза.
Решив не дожидаться, когда Николяновские легкие вновь начнут наполняться воздухом, трактирщик метнулся в кладовую и сорвал с полки крынку прохладного молока.
Молясь, чтобы жена отбывшая на вечернюю прогулку не вернулась в самый разгар разыгравшейся бучи, трактирщик плеснул добрую чарку молока в закончившую набирать воздух пасть пирата. Зарождающийся рык превратился в благодарное бульканье и шипение. Варвара хохотала что было сил, глаз хозяина подергивался, крысу била крупная дрожь.
Упившись молоком, вдоволь проревевшись, измученный Табаско мелкий пират уснул на груди трактирщика под нервное хихиканье язвительной сестрицы.
Неуловимый и неутомимый пират Николян-квартира-в-руинах сегодня совершил одно из самых дерзких своих нападений!
Пожалуй, достойное того, чтобы войти в историю самых дерзких пиратских налетов!
Владелец трактира только-только отвернулся, дабы обслужить своих постоянных посетителей - грозного Коляна и Варвару прекрасную, добрым горячим ужином, как был оглушен ужасающим нечеловеческим воплем, от которого сердце позорно оступилось, а другая пара (не самых популярных в светской беседе) мышц организма кое-где напряглась, а кое-где и расслабилась, чуть было не приведя к еще одному ужасающему воплю, на этот раз трактирщика.
Обернувшись со скоростью, от которой хрустнули колени и что-то еще, но уже в пояснице, трактирщику предстала ужасающая картина: головорез Николян-квартира-в-руинах вопил что было мочи. Ревел так, что знающая его как облупленного, родная сестра Варвара, пресекающая обычно любые разрушительно-душевные порывы братца, замерла с округлившимися глазами, не донеся чашку с какао до рта.
Даже живущая в трактире старая бывалая крыса, меланхоличная, привыкшая ко всем привратностям, какие только могла придумать, а потом подсунуть садистка-судьба, и та, подпрыгнув, предпочла исчезнуть в своей норе и больше не выпискиваться.
Вопль резал по ушам, заставлял вибрировать диафрагму, а фарфор не полопался только потому, что его попросту небыло.
Понимание пришло к трактирщику вместе с фатальным осознанием того, что небольшой, кровавого цвета пузырек, стоящий перед Николяном без крышки, находится там не должен. Совсем не должен. Точнее было бы сказать, что находиться склянке где-либо, кроме Мариинской впадины, было просто-напросто противопоказано с того самого момента, как обдолбанный отборным, неразбавленным красным перцем, психопат Эдмунд эль Макилинни, ведомый жаждой пиромании придумал ее содержимое.
Отсутствующий в обычном меню пузырек, проходящий по поваренной книге не иначе как "жидкий пиз**ц АДъ - выжгу все н*хуй" пользовался популярностью только у одного посетителя - у самого трактирщика и был забыт им на столике, вопреки всем правилам безопасности содержания пиратского трактира.
Оцепенение спало вместе с затиханием рева где-то в недрах яростно булькающего пиратского пуза.
Решив не дожидаться, когда Николяновские легкие вновь начнут наполняться воздухом, трактирщик метнулся в кладовую и сорвал с полки крынку прохладного молока.
Молясь, чтобы жена отбывшая на вечернюю прогулку не вернулась в самый разгар разыгравшейся бучи, трактирщик плеснул добрую чарку молока в закончившую набирать воздух пасть пирата. Зарождающийся рык превратился в благодарное бульканье и шипение. Варвара хохотала что было сил, глаз хозяина подергивался, крысу била крупная дрожь.
Упившись молоком, вдоволь проревевшись, измученный Табаско мелкий пират уснул на груди трактирщика под нервное хихиканье язвительной сестрицы.