КУ-УДА уехал цирк??
Смотрите скорее, какой он охренительный!!!
Я вот уже три дня ломаю голову, не могу понять: в какой момент исчез этот светлый лучик? И откуда на сцене взялась разукрашенная пластиковая кукла, без ничего внутри?
Это какие-то совсем страшные вещи. Я серьезно!
Предубеждение против советской эстрады, которую мы, арбатско-эгладорские хиппи девяностых, принебрижительно именовали попсой, у меня было. Однако не врожденным, а доставшимся идеологической нагрузкой вместе с феньками по локти и клешеными вручную джинсами. Поэтому временным. Из моего эсэсэсэовского детства снобизма не пришло, потому как - спасибо прогрессивной в семидесятые маме - меня не долбили шлягерами посредством теле и радиоящиков. При этом, спасибо маме же, влюбленной в Бони М, Пинк Флойд и Аквариум, вполне как надо, а не до фэндури, мне рассказали про общепризнанную "правильную" музыку в виде битлов итп, ставили пластинки, но не прививали постсоветского отвращения к эстраде навсегда, еще как свойственного интеллигенции, больной андерграундным нарциссизмом. И вот интересно мне стало, найдя ту песню про исповедь, найти ещё чего-нибудь.
Когда нашла разное ещё, в голове непродумываемым комом самых разнообразных противоположных эмоций встал вопрос.
Народ, кто был маленький в восьмидесятые, вы помните? Какими они все были тогда, давно? С мегаголосом, фантастически яркая Пугачева, например. Своей харизмой управляющая стадионом людей на раз. Сейчас человека давно нету, она мертва. Совсем. В принципе. Ее оживляют сплетни, заголовки в газетах, ее имя на сезонной обуви. Все это ни про кого. Виртуальная телемодель - по Пелевинскому "Поколению П".
Чудесный мальчик-колокольчик Пресняков, писавший пронзительные песни - как эту про цирк, певший мальчикоколокольчиковым голосом про Зурбаган - это этот разъевшийся дядька?
Родником чистейшей питьевой воды был Валерий Леонтьев. В голове не укладывается, что человек в этом ролике и тот, кто сейчас называет себя его именем со сцены, - один и тот же. Неужели оба из них теперь по доброй, а не под эсэсовскими пытками, воле поют нездорово задорный шлак про солдата и матроса?
У мальчика в перламутровом трико горят глаза. У усталой поп звезды с селиконовыми губами нет взгляда. Как и всего остального нет. Есть яркая оболочка в форме немолодого мужчины, внутри - живого ничего. Там черная чернь. Что с ним стало к концу девяностых? "Пой, как птица, если не можешь не петь - если можешь не петь - не пой" (Умка).
Неужели сцена так меняет людей? Или что меняет?
Петь для себя, насвистывать летом по дороге на свидание. Петь в кругу друзей, для них. Петь со сцены опять же в первую очередь для себя, соловьем, гармоничную с твоей самостью музыку, жить этим, обмениваться энергетикой с залом. Жить со знаком плюс, летать на выращенных тобой и лелеямых другими крыльях. Так было у Фредди Меркьюри - изначально вполне себе признанного модным мейнстримером, так, еще ярче, произошло с Битлами, практически сразу окруженными миллионами поклонников , представитлей различных таргетт-групп, и восторженными отзывами мировой прессы.
Любимое дело - музыка - становится профессией. Тебе искрене нравится то, чем ты занимаешься - прекрасно. Фанатки, жгущие костры с ночи у дверей театра твоего дневного концерта - лестно.
Чиновники не пускают в эфир - печально. Прогрессивно мыслящие интеллектуалы твоей страны считают тебя попсой и обывательской жвачкой в контру подземному перестроечному року - еще грустнее.
А дальше совсем сложно. Помимо банальных, автоматически приобретаемых, алко, нарко, скуки, вседозволенности есть еще кое-что. Тебе некуда свернуть отсюда. Ты попал. Ты, по-любому, всегда на виду - даже если очень надо свернуть куда-то, хотя бы в туалет. Ты бежишь вперед, пытаясь успеть записать очередную песню, в спортзал, на самолет, утром в Москву, вечером в Караганду, опровергнуть слухи журналистов про сбежавшую от тебя в Америку жену, про роман с немолодым автором твоих песен, затеять им всем п**ды по первое число от твоего продюссера, постричься, сделать пару подтяжек, поспать часок. Много долгих лет тебе вообще некогда останавливаться. Подумать.
Ты всем и каждому должен ("Музыкант никому ничего не должен"(Умка) ??? Вряд ли). Всяк встречный и поперечный лезет к тебе в душу, в голову, в рот, в штаны, в дом, в постель (не уверена в правильности последовательности). Если эта самая душа, а с нею тонкость, вкус, талант есть изначально - они затираются, растрачиваются на вампирящее толпобыдло, на хаможурналюг, на непонимание, непризнание, на вещи, в которых ты сам для себя хотел состояться, но не состоялся.
Зашибаешь монету.
Искусственно меняешься. Перерождаешься, мутируя. Вместе с несложившимися, трансформировавшимися в другое, мечтами, выживаешь из себя человека. Про духовный рост я не говорю изначально. Тут - без претензий, о нем можно забыть сразу по причине крайней занятости. Но одно дело, когда твоя душа, все-таки, с тобой - пусть в зачаточном и неразвитом состоянии, эмбриональном. Другое - когда она выходит вон, заменяясь не реагирующим на внешние раздражители плотным вакуумом.
Остается двигающаяся по сцене оболочка, с механическим азбучным набором годами заученных движений и мимики. Ей становится действительно все равно, что именно петь.
Может и неплохо, что Фредди Меркьюри, Джон Леннон, Курт Кобейн, Джим Моррисон, Владимир Высоцкий не дожили до своих шестидесяти.
Click to viewЯ вот уже три дня ломаю голову, не могу понять: в какой момент исчез этот светлый лучик? И откуда на сцене взялась разукрашенная пластиковая кукла, без ничего внутри?
Это какие-то совсем страшные вещи. Я серьезно!
Предубеждение против советской эстрады, которую мы, арбатско-эгладорские хиппи девяностых, принебрижительно именовали попсой, у меня было. Однако не врожденным, а доставшимся идеологической нагрузкой вместе с феньками по локти и клешеными вручную джинсами. Поэтому временным. Из моего эсэсэсэовского детства снобизма не пришло, потому как - спасибо прогрессивной в семидесятые маме - меня не долбили шлягерами посредством теле и радиоящиков. При этом, спасибо маме же, влюбленной в Бони М, Пинк Флойд и Аквариум, вполне как надо, а не до фэндури, мне рассказали про общепризнанную "правильную" музыку в виде битлов итп, ставили пластинки, но не прививали постсоветского отвращения к эстраде навсегда, еще как свойственного интеллигенции, больной андерграундным нарциссизмом. И вот интересно мне стало, найдя ту песню про исповедь, найти ещё чего-нибудь.
Когда нашла разное ещё, в голове непродумываемым комом самых разнообразных противоположных эмоций встал вопрос.
Народ, кто был маленький в восьмидесятые, вы помните? Какими они все были тогда, давно? С мегаголосом, фантастически яркая Пугачева, например. Своей харизмой управляющая стадионом людей на раз. Сейчас человека давно нету, она мертва. Совсем. В принципе. Ее оживляют сплетни, заголовки в газетах, ее имя на сезонной обуви. Все это ни про кого. Виртуальная телемодель - по Пелевинскому "Поколению П".
Чудесный мальчик-колокольчик Пресняков, писавший пронзительные песни - как эту про цирк, певший мальчикоколокольчиковым голосом про Зурбаган - это этот разъевшийся дядька?
Родником чистейшей питьевой воды был Валерий Леонтьев. В голове не укладывается, что человек в этом ролике и тот, кто сейчас называет себя его именем со сцены, - один и тот же. Неужели оба из них теперь по доброй, а не под эсэсовскими пытками, воле поют нездорово задорный шлак про солдата и матроса?
У мальчика в перламутровом трико горят глаза. У усталой поп звезды с селиконовыми губами нет взгляда. Как и всего остального нет. Есть яркая оболочка в форме немолодого мужчины, внутри - живого ничего. Там черная чернь. Что с ним стало к концу девяностых? "Пой, как птица, если не можешь не петь - если можешь не петь - не пой" (Умка).
Неужели сцена так меняет людей? Или что меняет?
Петь для себя, насвистывать летом по дороге на свидание. Петь в кругу друзей, для них. Петь со сцены опять же в первую очередь для себя, соловьем, гармоничную с твоей самостью музыку, жить этим, обмениваться энергетикой с залом. Жить со знаком плюс, летать на выращенных тобой и лелеямых другими крыльях. Так было у Фредди Меркьюри - изначально вполне себе признанного модным мейнстримером, так, еще ярче, произошло с Битлами, практически сразу окруженными миллионами поклонников , представитлей различных таргетт-групп, и восторженными отзывами мировой прессы.
Любимое дело - музыка - становится профессией. Тебе искрене нравится то, чем ты занимаешься - прекрасно. Фанатки, жгущие костры с ночи у дверей театра твоего дневного концерта - лестно.
Чиновники не пускают в эфир - печально. Прогрессивно мыслящие интеллектуалы твоей страны считают тебя попсой и обывательской жвачкой в контру подземному перестроечному року - еще грустнее.
А дальше совсем сложно. Помимо банальных, автоматически приобретаемых, алко, нарко, скуки, вседозволенности есть еще кое-что. Тебе некуда свернуть отсюда. Ты попал. Ты, по-любому, всегда на виду - даже если очень надо свернуть куда-то, хотя бы в туалет. Ты бежишь вперед, пытаясь успеть записать очередную песню, в спортзал, на самолет, утром в Москву, вечером в Караганду, опровергнуть слухи журналистов про сбежавшую от тебя в Америку жену, про роман с немолодым автором твоих песен, затеять им всем п**ды по первое число от твоего продюссера, постричься, сделать пару подтяжек, поспать часок. Много долгих лет тебе вообще некогда останавливаться. Подумать.
Ты всем и каждому должен ("Музыкант никому ничего не должен"(Умка) ??? Вряд ли). Всяк встречный и поперечный лезет к тебе в душу, в голову, в рот, в штаны, в дом, в постель (не уверена в правильности последовательности). Если эта самая душа, а с нею тонкость, вкус, талант есть изначально - они затираются, растрачиваются на вампирящее толпобыдло, на хаможурналюг, на непонимание, непризнание, на вещи, в которых ты сам для себя хотел состояться, но не состоялся.
Зашибаешь монету.
Искусственно меняешься. Перерождаешься, мутируя. Вместе с несложившимися, трансформировавшимися в другое, мечтами, выживаешь из себя человека. Про духовный рост я не говорю изначально. Тут - без претензий, о нем можно забыть сразу по причине крайней занятости. Но одно дело, когда твоя душа, все-таки, с тобой - пусть в зачаточном и неразвитом состоянии, эмбриональном. Другое - когда она выходит вон, заменяясь не реагирующим на внешние раздражители плотным вакуумом.
Остается двигающаяся по сцене оболочка, с механическим азбучным набором годами заученных движений и мимики. Ей становится действительно все равно, что именно петь.
Может и неплохо, что Фредди Меркьюри, Джон Леннон, Курт Кобейн, Джим Моррисон, Владимир Высоцкий не дожили до своих шестидесяти.