два года три месяца
Этот пост по случайности приурочен к кругленькой дате. Сейчас он лежит и болеет, и когда прошлой ночью он был пламенным, я даже испугалась, потому что поняла, что вроде как Лукьяшка первый что ли раз болеет с высокой температурой за свою жизнь, и я не знаю характера его болезни, как он в принципе обычно переживает это - ведь обычно у него еще необычно :)
Я получаю много удовольствия оттого, что он есть. Оттого, какой он есть.
Мне очень нравятся его белые волосы. Не блондинчик, не русый - а просто белый. Особенно сейчас, когда загорел. А тут его кто-то из недавних знакомых назвал Снежком, так мне так чудно это было, он же ведь у меня такой одуванчик летний, такой лучик солнечный, никогда не ассоциировала его с зимой. Но мне почему-то понравилось - нестандартность мышления :)
Я его интуитивно очень хорошо славливаю, он мне _понятен_. Его мир мне - родной.
Вот он идет по дорожке, и чтобы не скучать, начинает пинать камушек перед собой. Или найдет крышку от бутылки - подбросит ее и бежит за ней, добежит - снова бросит вперед и снова бежит за ней.
А потом в карманчик положит. И камушек. И еще маленькую красную рыбку с виляющим хвостиком из игрушечного автомата за 10 р, где надо монетку вставить (вставляет) и прокручивать, чтобы игрушка выпала.
И эту красную рыбку всю дорогу до места (минут 40) класть в лунку в двери машины, где штучка, чтобы окно открыть. А потом, чтобы дверь открыть. Класть ко мне в карман. Он обожает мои карманы. Я часто в них ношу его маленькие машинки.
Ему не нужно много игрушек. 27 часов в поезде - он обошелся всего одной машинкой с кузовом - куда складывал монетки сначала из моего кошелька, а потом украинские - значит, из чужих)))
В метро он часто возит машинку по сиденью, раздвигая ноги, или по периметру окна. Мне нравится, как он истинно по-детски обходится малым.
Очень быстро и серьезно перенимает то, как принято. Если все щеточки стоят в стаканчике, он и свою будет норовить туда поставить. Если дети сняли обувь, придя на площадку и убежав на горку, он слижет. Он быстро и сразу же запоминает, где в доме туалет, а где мусорка и пользуется этим. Меня так цепляет это, потому что я вижу в этом очень много трогательного усердия - быть в социуме, и рождено оно - не из воспитания, не из страха быть непринятым этим самым социумом, а природой - вот что красиво.
Он легко фрустрирует. Это не значит, что он подавлен в своих желаниях. Он проходит все стадии, когда не получает того, что хочет. Сопротивление, гнев, плач, и наконец, смирение. Но он не задерживается ни в одной из них.
Идет по дорожке и поет песенку, свое "брынь-брынь" губами как машинка, или "ту-ту-туууу" - доолго, с упоением) При этом важно, чтобы он шел первым, как бы ведя нас за собой. А потом остановится вдруг, расставив широко руки и ноги - как жихарка, мол, не пущу. И совершенно ясно, что он играет в какую-то свою игру с правилами, но ведомы они только ему. Пытаемся угадать, где нажать на нем кнопочку, чтобы "шлагбаум" открылся.
Он не говорит еще. Самый поздний мой неговорун. Роич в это время выражевывался сложносочиненными предложениями с "для того" и "чтобы" и "потому что". Зато я знаю оттенков слова "мама" больше, чем 50 оттенков серого)) Я знаю "мама" - когда меня просто зовут. Знаю, когда зовут, чтобы я посмотрела, что он сотворил. А иногда - и это следующее "мама" - чтоб посмотреть, что натворил. "Мама" от восторга, и "мама" от испуга, "мама" - потому что покакал, и "мама" - потому что пописал, я различаю "мама", когда в горшок и когда мимо, "мама" - когда нужна помощь, и "мама" - когда просто засвидетельствовать... И мне не жалко, что я не слышу от него практически никаких иных слов, потому что я так чутко научилась - слышать его душу. А речь - такая ерунда, "слова - только мешают понимать друг друга" (с), придет, куда она денется.
Мне нравится как он скачет в припрыжку по дорожке, когда радуется, и как садится на корточки - посередине нее же - если загрустил. Мне нравится, как он доверяет мне - когда терпит, что я мочу ему голову холодной водой, чтобы не пекло, хоть ему и не нравится, и я это вижу - но он открыт, как он дает мне руку - как доверчиво он дает руку, чтобы идти куда-то, куда я его поведу. Мне нравится кормить его молоком своим - потому что нет чувства насилия или болезненности этого - он сосет столько, сколкьо, чувствую, по потребности, без замещений, и мне - тоже нормально.
Мне нравится, как он восторгается луной на небе и самолетами, как все равно как - но все равно обязательно прягнет ножками в лужу, как потом изумляется, что шортики мокрые и просит их снять, как любит бананы, а дыни так до трясучки, делает стойку и просит есть - немедленно.
Мне нравится, что мне он нравится. Что он третий, и у меня нет ни перфекционизма, ни раздражения, ни работы над "ошибками", ни амбиций, ни разочарований, - ничего.
Кроме единственной, неразрешимой, боли: я не понимаю. Я не понимаю, как, как такой славный человек не нужен живому и здравствующему его отцу? Не получается уместить у меня это в душе своей.
Я получаю много удовольствия оттого, что он есть. Оттого, какой он есть.
Мне очень нравятся его белые волосы. Не блондинчик, не русый - а просто белый. Особенно сейчас, когда загорел. А тут его кто-то из недавних знакомых назвал Снежком, так мне так чудно это было, он же ведь у меня такой одуванчик летний, такой лучик солнечный, никогда не ассоциировала его с зимой. Но мне почему-то понравилось - нестандартность мышления :)
Я его интуитивно очень хорошо славливаю, он мне _понятен_. Его мир мне - родной.
Вот он идет по дорожке, и чтобы не скучать, начинает пинать камушек перед собой. Или найдет крышку от бутылки - подбросит ее и бежит за ней, добежит - снова бросит вперед и снова бежит за ней.
А потом в карманчик положит. И камушек. И еще маленькую красную рыбку с виляющим хвостиком из игрушечного автомата за 10 р, где надо монетку вставить (вставляет) и прокручивать, чтобы игрушка выпала.
И эту красную рыбку всю дорогу до места (минут 40) класть в лунку в двери машины, где штучка, чтобы окно открыть. А потом, чтобы дверь открыть. Класть ко мне в карман. Он обожает мои карманы. Я часто в них ношу его маленькие машинки.
Ему не нужно много игрушек. 27 часов в поезде - он обошелся всего одной машинкой с кузовом - куда складывал монетки сначала из моего кошелька, а потом украинские - значит, из чужих)))
В метро он часто возит машинку по сиденью, раздвигая ноги, или по периметру окна. Мне нравится, как он истинно по-детски обходится малым.
Очень быстро и серьезно перенимает то, как принято. Если все щеточки стоят в стаканчике, он и свою будет норовить туда поставить. Если дети сняли обувь, придя на площадку и убежав на горку, он слижет. Он быстро и сразу же запоминает, где в доме туалет, а где мусорка и пользуется этим. Меня так цепляет это, потому что я вижу в этом очень много трогательного усердия - быть в социуме, и рождено оно - не из воспитания, не из страха быть непринятым этим самым социумом, а природой - вот что красиво.
Он легко фрустрирует. Это не значит, что он подавлен в своих желаниях. Он проходит все стадии, когда не получает того, что хочет. Сопротивление, гнев, плач, и наконец, смирение. Но он не задерживается ни в одной из них.
Идет по дорожке и поет песенку, свое "брынь-брынь" губами как машинка, или "ту-ту-туууу" - доолго, с упоением) При этом важно, чтобы он шел первым, как бы ведя нас за собой. А потом остановится вдруг, расставив широко руки и ноги - как жихарка, мол, не пущу. И совершенно ясно, что он играет в какую-то свою игру с правилами, но ведомы они только ему. Пытаемся угадать, где нажать на нем кнопочку, чтобы "шлагбаум" открылся.
Он не говорит еще. Самый поздний мой неговорун. Роич в это время выражевывался сложносочиненными предложениями с "для того" и "чтобы" и "потому что". Зато я знаю оттенков слова "мама" больше, чем 50 оттенков серого)) Я знаю "мама" - когда меня просто зовут. Знаю, когда зовут, чтобы я посмотрела, что он сотворил. А иногда - и это следующее "мама" - чтоб посмотреть, что натворил. "Мама" от восторга, и "мама" от испуга, "мама" - потому что покакал, и "мама" - потому что пописал, я различаю "мама", когда в горшок и когда мимо, "мама" - когда нужна помощь, и "мама" - когда просто засвидетельствовать... И мне не жалко, что я не слышу от него практически никаких иных слов, потому что я так чутко научилась - слышать его душу. А речь - такая ерунда, "слова - только мешают понимать друг друга" (с), придет, куда она денется.
Мне нравится как он скачет в припрыжку по дорожке, когда радуется, и как садится на корточки - посередине нее же - если загрустил. Мне нравится, как он доверяет мне - когда терпит, что я мочу ему голову холодной водой, чтобы не пекло, хоть ему и не нравится, и я это вижу - но он открыт, как он дает мне руку - как доверчиво он дает руку, чтобы идти куда-то, куда я его поведу. Мне нравится кормить его молоком своим - потому что нет чувства насилия или болезненности этого - он сосет столько, сколкьо, чувствую, по потребности, без замещений, и мне - тоже нормально.
Мне нравится, как он восторгается луной на небе и самолетами, как все равно как - но все равно обязательно прягнет ножками в лужу, как потом изумляется, что шортики мокрые и просит их снять, как любит бананы, а дыни так до трясучки, делает стойку и просит есть - немедленно.
Мне нравится, что мне он нравится. Что он третий, и у меня нет ни перфекционизма, ни раздражения, ни работы над "ошибками", ни амбиций, ни разочарований, - ничего.
Кроме единственной, неразрешимой, боли: я не понимаю. Я не понимаю, как, как такой славный человек не нужен живому и здравствующему его отцу? Не получается уместить у меня это в душе своей.