о дыхании
Когда я была маленькой, я приходила к маме в постель, под одеяло, и мне очень хотелось ласки, и было много возбуждения, а она, допустим, почему-то говорила мне «Спи», и тогда надо было деть куда-то свою неизрасходованную энергию любить, и как-то ощутить единство с тем, к кому пришла. И я начинала дышать с ней в унисон. Тихонечко, слушая ее дыхание, подстраивать свой вдох и длину своего выдоха под ее. Не всегда легко это давалось, в чем-то это было даже трудом, но это занимало все мое внимание, и давало чувство близости с ней, даже если она лежала ко мне спиной.
Потом у меня была кошка Ника. У нее изначально была сложная судьба, и она поселилась в моем сердце, под моим одеялом и на моей груди в ореоле святой жертвы, которой больше ничего не грозит, но ей вечно придется узнавать об этом, в виде сиротливого ребенка, который будет согреваться пожизненно. И когда она засыпала, я старалась подарить ей знание, что ее никто не потревожит, не нападет, и сначала подстраивалась под ее дыхание, а потом острожно пыталась подтянуть ее вдох под свой, более глубокий, ее выдох, довольно быстрый, как камушки с обрыва, в мои - долгие и успокаивающие как волны прибоя.
Потом у меня был мужчина. Который никогда не был моим и навсегда моим останется. Когда он засыпал, я пыталась донасытиться близостью через дыхание вместе. Просто секса мне всегда не хватало, а Разговаривать тогда мы еще не умели.
Потом у меня родились дети. И каждый из них, кроме младшего, пожалуй, в первый год был будто встревоженный, будто надо было ему еще доказать, что мир его любит, и что он безопасный. Они часто плакали от колик, от перевозбуждения, не знаю от чего - от жизни, которая больше них, и я, стараясь их успокоить, делала все то же самое, что и с кошкой, и дошла в этом до совершенства. С уверенностью материнства. Я стала своим дыханием направлять их, выправлять их, передавая спокойствие и сон.
Затем я была в родах с женщиной. И дыхание вместе с ней стало способом сонастроиться, я просто чувствовала ее тело как свое, и непроизвольно дышала так же, входя в чем-то похожее состояние, как и она. Давая унисонностью вдоха и выдоха - поддежку - ты не одна, мы вместе делаем это, усиливая потужные старания, будто в два наших выдоха - волна удваивается. Иногда, если она сбивалась, продолжала дышать в ее же ритме, чтобы ей было к чему вернуться в Нечте, что накрывает ее собой. Иногда давала мягкий-мягкий вектор, как будет интуитивно легче, эффективнее, и нежность направления была действительно как ветерок, как ненавязчивое предложение.
Я вспоминала об этом и тогда, когда в последнее время, после танца укладывания, три моих сына вразброс и вразнобой сопят в свои носыпырки на нашей общей кровати. Их дыхание разное, у всех, не пересекается, как они сами, и нет возможности выбрать и подстроиться под кого-то из них. И я дышала сама. В своем ритме, как я хочу, как я дышу. И это мое время тишины - сразу после того, как все трое наконец-то спят после пестрого, шумного дня. Это только я, только мое дыхание, без отдачи, без единения, только я - вне ролей.
Дыхание - это моя опора, когда почва ухожит из-под ног. Это то, что всегда есть со мной, вдох и выдох - это модель существования, вечное напоминание, что жизнь продолжается и время идет.
Но вот однажды, совсем-совсем однажды, так, что наверное, и не будет этого никогда, я лежала в объятиях человека, который всю ночь - дышал в унисон меня. Моего дыхания, моего ритма. Сонастраивался, пытаясь прочувствовать, вел, давал опору, намекал, помогал, говорил таким способом - и давал чувство единения и отдыха. Не я с кем-то, для кого-то, к кому-то, для чего-то. А ко мне. Он дышал МОИМ дыханием.
Потом у меня была кошка Ника. У нее изначально была сложная судьба, и она поселилась в моем сердце, под моим одеялом и на моей груди в ореоле святой жертвы, которой больше ничего не грозит, но ей вечно придется узнавать об этом, в виде сиротливого ребенка, который будет согреваться пожизненно. И когда она засыпала, я старалась подарить ей знание, что ее никто не потревожит, не нападет, и сначала подстраивалась под ее дыхание, а потом острожно пыталась подтянуть ее вдох под свой, более глубокий, ее выдох, довольно быстрый, как камушки с обрыва, в мои - долгие и успокаивающие как волны прибоя.
Потом у меня был мужчина. Который никогда не был моим и навсегда моим останется. Когда он засыпал, я пыталась донасытиться близостью через дыхание вместе. Просто секса мне всегда не хватало, а Разговаривать тогда мы еще не умели.
Потом у меня родились дети. И каждый из них, кроме младшего, пожалуй, в первый год был будто встревоженный, будто надо было ему еще доказать, что мир его любит, и что он безопасный. Они часто плакали от колик, от перевозбуждения, не знаю от чего - от жизни, которая больше них, и я, стараясь их успокоить, делала все то же самое, что и с кошкой, и дошла в этом до совершенства. С уверенностью материнства. Я стала своим дыханием направлять их, выправлять их, передавая спокойствие и сон.
Затем я была в родах с женщиной. И дыхание вместе с ней стало способом сонастроиться, я просто чувствовала ее тело как свое, и непроизвольно дышала так же, входя в чем-то похожее состояние, как и она. Давая унисонностью вдоха и выдоха - поддежку - ты не одна, мы вместе делаем это, усиливая потужные старания, будто в два наших выдоха - волна удваивается. Иногда, если она сбивалась, продолжала дышать в ее же ритме, чтобы ей было к чему вернуться в Нечте, что накрывает ее собой. Иногда давала мягкий-мягкий вектор, как будет интуитивно легче, эффективнее, и нежность направления была действительно как ветерок, как ненавязчивое предложение.
Я вспоминала об этом и тогда, когда в последнее время, после танца укладывания, три моих сына вразброс и вразнобой сопят в свои носыпырки на нашей общей кровати. Их дыхание разное, у всех, не пересекается, как они сами, и нет возможности выбрать и подстроиться под кого-то из них. И я дышала сама. В своем ритме, как я хочу, как я дышу. И это мое время тишины - сразу после того, как все трое наконец-то спят после пестрого, шумного дня. Это только я, только мое дыхание, без отдачи, без единения, только я - вне ролей.
Дыхание - это моя опора, когда почва ухожит из-под ног. Это то, что всегда есть со мной, вдох и выдох - это модель существования, вечное напоминание, что жизнь продолжается и время идет.
Но вот однажды, совсем-совсем однажды, так, что наверное, и не будет этого никогда, я лежала в объятиях человека, который всю ночь - дышал в унисон меня. Моего дыхания, моего ритма. Сонастраивался, пытаясь прочувствовать, вел, давал опору, намекал, помогал, говорил таким способом - и давал чувство единения и отдыха. Не я с кем-то, для кого-то, к кому-то, для чего-то. А ко мне. Он дышал МОИМ дыханием.